АВГУСТ 2017

1.8.17., 7-30
Никто, разумеется, вчера не приехал, зато – принесли после обеда письма. Одно от матери, два – от Майсуряна (в одном – коротенькое письмо от Горильской), четыре – от Землинского, а еще одно – от Ларисы Володимеровой из Голландии. Шлет она мне очередные две открытки, которые мне абсолютно не нужны, и пишет, что, мол, из ПЕН-клуб, очень влиятельная у них организация, занимается мной, «делает, что может». Это значит, разумеется, что не может он ничего; по крайней мере, ни о каких результатах его деятельности по мне (еще с весны!) Лариса не пишет. Землинский в одном из писем поздравляет с номинированием на премию имени Сахарова («За журналистику как поступок») – значит, номинирование все-таки состоялось. Корб, который должен был бы как координатор КЗС «официально» мне об этом сообщить, не пишет, между тем, с марта. Мать в коротком и достаточно пустом письме пишет, кроме прочего, какой-то бред: мол, ее деньги все теперь у Феликса, но об этом не знает ни Феликс (!), ни Крюков, который еще в июне писал мне: мол, с деньгами этими улажено, Феликс мне всё расскажет. Увидеть бы его еще, ага… Завтра уже три месяца, как виделись последний раз, на короткой свиданке. Хоть бы и впрямь приехал пятого… Мать пишет, что в Киев он ездил 21-го, вернулся, как я теперь узнал, 28-го, – м.б., всё же успел получить в Москве и отвезти туда мое длинное письмо Мане?..
Ответил Майсуряну и Землинскому вчера еще, почти до самого отбоя писал. При этом стало мне так плохо, так невероятно устал, как никогда еще со мной не бывало. Вынужден был, когда дали матрас, сперва лечь, полежать немного, а уж потом встать для ужина (паршивой картошкой, набранной с обеда; а вместо кильки на ужин вчера дали вечером ВТОРОЙ раз за день «уху» из этой кильки, т.к. сначала ее давали на первое в обед). Никогда мне от писания писем не становилось так плохо, тревожный симптом, – но, кроме как сдохнуть и не ехать ни в какую крытку, я ничего не хочу. Уже август, время бежит неумолимо – и не к освобождению, а к АДУ, увы. Сейчас, как встал, написал ответы матери и Володимеровой, как раз в завтрак их отдал, – а завтрак почему-то привезли только в полседьмого, почти что по старому расписанию! Башка с подъема не болела, но сел за письма – начала опять, – похоже, это надолго. :(( Есть 1% вероятности, что вдруг сегодня таки приедут ребята, после вчерашнего «суда» (приходили аж три раза, то просто так, то с регистратором, как я и думал, а третий раз, Стекольщик и какая-то старая нечисть с испитой харей вместе с ним совали мне чистый лист – написать письменный отказ, якобы «для суда». Я отказался, естественно. А когда зэки, в ШИЗО сидящие, у них просят листок, чтобы написать заявление, – эти мрази неизменно отвечают, что у них листков нет, приносите, мол, свои!). 1% вероятности – но они не приедут, конечно…

17-50
Нет, не приехали ребята. Второй раз в течение месяца обломали меня (первый был 11 июля)… Что ж, остается ждать Феликса в пятницу, 4-го числа. Даст бог, хоть он не обманет, приедет. Хотя – лучше было бы мне сдохнуть еще до этой пятницы и не видеть этого ничего, не ждать ни этого АДА в крытой, ни последующей никчемной своей судьбы… Тоска дикая, мучительная, неотступная, убийственная тупая тоска… И не о чем мне писать – не о чем, кроме этой тоски, и о ней только и предстоит писать мне тут все эти оставшиеся два-три месяца, пока еще есть возможность вести дневник…
Поразительно, но вот уже два дня ВСЯ баланда за день – съедобна (кроме черняги, естественно)! А еще так недавно я голодал… Кормежка весь день сегодня – попозже, чем еще недавно была, этих рекордов с ужинами в полпятого, смотрю, больше нет. (Собственно, ужин и вчера был в седьмом часу вечера, пока я писал письма, но это, м.б., потому, что вчера-то были «крестины»). Привозит тот же баландер, но минут на 20 попозже положенного часа, 11 дня или 5 вечера, скажем. С чего бы это? Не иначе, ему высказали недовольство этой ранней кормежкой. Кто? Кроме блатных, по-моему, некому. Вертухаям-то это всё равно.
Еще любопытнее другое. Картошку в обед я не стал брать у него вторую порцию на вечер, – надо все-таки доесть последнюю ларьковскую колбасу, а то испортится. (Да и поднадоела уже эта картошка.) А вот кильку сейчас, в ужин, спросил, – ее можно есть и вместе (после) с колбасой, да и особо много ее не бывает. И вдруг – баландер этот очкастый мне говорит, что, мол, нет, не осталось – и захлопывает «кормушку»! Абсолютно не могу поверить, что все эти дни оставалось, а сегодня вдруг – нет. Похоже, перо мои добавочные порции ему тоже кто-то высказал недовольство. (Но уж это-то явно вертухаи или начальство еще повыше.) Что ж, завтра проверим, – спрошу и картошку в обед, и кильку в ужин. Про картошку он мне сам вчера сказал, что ее остается много, т.к. никто почему-то не берет ( а картошка вполне приличная, хоть и сушеная, – уж всяко лучше, чем была в Буреполоме!). Если завтра и картошки вдруг «не останется» – всё будет ясно без слов…
Крутая, отрадная новость сейчас по радио: днем была вдруг перестрелка (!) в Московском областном «суде»! Пострадал кто-то из «пёсгвардии». Не разберешь это бормотание по радио, да еще в коридоре постоянно галдят и шмякают с лязгом дверями, но – по логике – похоже, что кто-то попытался отбить заключенных! Наконец-то! Хоть кто-то нашелся решительный и не трусливый!!! Пусть даже это бандиты (разобрал по радио, что сегодня там слушалось дело какой-то банды). Пусть даже бандиты, – уж всяко они не хуже бандитов в камуфляже и при погонах!
Тоска, тоска, тоска…

2.8.17., 12-47
Воды опять нет – второй раз, как и позавчера, выключают ее днем, то ли ремонт какой-то, то ли профилактика. В предвиденьи этого и в баню (дальнюю) повели сегодня рано, еще и семи утра не было. По-прежнему в баню меня водят по ПКТ-шному графику, – м.б., взяли, да и выписали новое ПКТ, и ничего мне даже не сказали? Гондон баландер опять привозит баланду до положенного часа – завтрак на 15 минут раньше, обед на 10, так что, видимо, мои вчерашние заключения насчет него оказались ошибочны. Мадам Петухова, местный психолог, так и не появляется вторую неделю, – видимо, ушла в отпуск.
Вечером вчера – еще одно расстройство. С чего-то надумал я вдруг проверить, в каком состоянии те три присланных Феликсом батона колбасы, – и точно! Как и в тот раз, в апреле, когда была передача у одного батона на вакуумной упаковке оказался небольшой надрез – и внутри уже плесень! Немного, к счастью. Но – ума не приложу, как и почему лопаются эти толстые полиэтиленовые упаковки, как это с ними происходит. Небольшой надрез, как будто ножом сделанный… Теперь придется съесть срочно этот батон, вместо четырех частей разделить, дай бог, на три… В сущности, при этом никакого дополнительного ужина и не нужно, но – добавку кильки я все-таки спрошу, если кильку дадут на ужин. Проверю, кончилась уже лафа с добавками, или еще нет.

17-10
Демон этот очкастый опять приволок ужин в 35 минут пятого! Но зато немного кильки все же я с него получил – значит, оба мои вывода вчера оказались ложными: и про время трапез и про запрет добавок для меня (почаще бы так ошибаться!).
На душе тоска, черным-черно. Упекли, суки, закатали!.. Осталось мне 838 дней.

3.8.17., 5-35
Полетели, полетели денечки, один за другим, как осенние листья с дерева… Не до освобождения денечки, нет – до этапа в АД, и это-то самое страшное. Их не остановить; и думать об этом так же тошно и страшно, как утром, лежа перед подъемом – о том, что весь день, 16 часов, нельзя будет лечь… Вот уже и август распечатан сегодня уже третье число… Он пролетит незаметно, утечет, как вода сквозь пальцы; там еще сентябрь, а потом – всё, кончилось моё времечко! Кончилось… Досидеть здесь до 18 ноября, разменять два года – становится мечтой, такой же, как в январе было – разменять здесь 1000 дней. Но тогда помогли обстоятельства, а сейчас – мечта, увы, явно несбыточна… Освобождение если и не отменяется вовсе, то – заслоняется, вытесняется всей этой грядущей жутью: неподъемными баулами, шмонами, решеткой «столыпина», сечкой с чернягой (когда уже нет никакой своей еды) и обществом уголовников, от которого за два года я порядком отвык…
Грядет такая жуть, что страшно, невыносимо, мучительно и тоскливо даже думать о ней, особенно лежа в ожидании подъема. И – главное – ради чего всё это? Ради чего??! Иногда мне в голову приходят наивные мысли: всё не так плохо, я буду бороться (на воле, разумеется), кое-какие плюсы, кое-какая известность всё же у меня есть; плюс, конечно, биография. Назавтра с утра я сам смеюсь над этими вчерашними вечерними (как правило) мыслями. Да, конечно, биография и прочие плюсы позволяют мне что-то предпринимать в политическом смысле, обращаться к разным известным людям, – словом, делать ПОПЫТКИ. Но – они будут проваливаться раз за разом, а люди не будут откликаться на мои обращения. Я неудачник, и никакого будущего у меня нет. Осталось мне 837 дней.

4.8.17., 18-22
Ну суки! Ну мразь!.. Просто негде пробу ставить!.. Феликс приехал – и они посадили его за стекло, на короткую свиданку со мной, а не в кабинет, как раньше !!! И, по его словам, мразь Баяндин заявил ему, что, мол, вообще надо было бы отказать, – памятуя тот мартовский случай с забытым в сумке телефоном. Феликс перед самой этой свиданкой со мной позвонил Глебу – и тот ему, как я понял, сказал, что это все-таки лучше, чем если откажут совсем, и Феликс согласился на этот «аквариум». Надеюсь, что это хотя бы не будет засчитано мне как очередная короткая свиданка раз в полгода, так что 2 ноября, если я еще буду здесь, они смогут с Верой приехать.
Планы мои, таким образом, все пошли кувырком, всё, что я готовил – насмарку. Посидели, поговорили. Мне он тогда сказал, что едет в Киев 10-го июля – а на самом деле поехал только 21-го, про 10-е не помнит вообще, чтобы мне что-то говорил. Моё письмо Мане взять не успел, оно пришло позже; поедет сейчас 15 (или около того) августа – обещает захватить. Больше и новостей-то никаких хороших мне не привез оттуда, говорил очень коротко с Крюковым и Агафоновым (вроде сказали, что Корчинский наконец-то написал коротенькое предисловие к моему украинскому сборнику, – зачем было его просить, когда уже была его шикарная речь 10 апреля, непонятно!), потом основное время был в каком-то их буддийском монастыре в Карпатах; если я смогу попасть в Украину, зовет меня там погостить. Я, разумеется, приеду с огромным удовольствием, если в Украине окажусь. Глеб сказал, что они с Ромой, оказывается, были так заняты, что 31 июля и не ездили на этот «суд» по обжалованию моих ШИЗО! Офигеть! А я-то думал, почему не заехали ко мне… И вроде бы, по словам Глеба, в августе они уже не приедут, сам он сегодня уезжает опять на месяц на заработки, а приедут только в сентябре! Я очень просил Феликса как-то пробить, чтобы на 24-е приехала Света, – надеюсь, мать ее тоже будет сподвигать к тому же; ну и – сошлись мы на мысли, что, м.б., если по доверенности приедет Вера, не скомпрометированная нахождением в ее сумке телефона, то ее посадят не за стекло, а в кабинет, – всё дело только в деньгах ей на дорогу; 5 тысяч в одну сторону самолетом, да 3,5 на такси – в сумме выходит 17 тысяч. Я сказал, пусть Феликс тратит на это те деньги, что отдала ему мать (доллары и евро, бывшие у нее дома наличными, а с ее вкладами в сбербанк ситуация так и остается нерешенной). Остается надеяться, что Вера таки сподобится приехать и ее пустят.
Я страшно благодарен Феликсу, что он приехал; но все-таки – этого мало. Только травить душу – разговаривать через два стекла, и неизбежно разговор съезжает на то, как вышло, что жизнь пришла ни к чему, к пустоте, к полному отсутствию перспектив на воле и мотивации за эту волю бороться… Ни о чем другом, собственно, я не могу давно уже ни говорить, ни думать.
На свиданку эту, кстати, набилось необычно много народу. Когда меня привели, сидел там уже один – оказалось, ЕПКТ-шник из 16-й; узнал меня по фотке, висящей на моей двери наклеенной на карточку, и спросил, «миновала ли угроза крытки». Очень удивился, когда я сказал, что как раз наоборот, – но, во всяком случае, не общаюсь с ними вообще – а они все эти подробности знают! Сказал – на мой вопрос – что у них там, в их конце коридора, и шестиместные камеры есть; сам, сказал, родом с Пермского края, хотя сам явный кавказец, имя соответствующее. Спросил, есть ли у меня новые ПВР, что, мол, в них нового. Я ответил про чай/кофе и про часы. Он сообщил, что по поводу чай и кофе ГУФСИН запросил (уж не помню, у кого) разъяснений, – типа, им мало, что в ПВР нет прежнего запрета, т.е. по факту чай и кофе разрешены, им надо, чтобы им еще раз разжевали, что можно, можно чай и кофе в ЕПКТ! – а про часы, он сказал, политика их прежняя: можешь их иметь в каптерке в бауле, а в камере – нет! То бишь, не зря я, прочитав статью Олега Навального в «New Times» еще зимой, решил не менять привычный порядок обращения с часами, зная нравы этой камуфляжной нечисти.
Утром сегодня был яркий эпизод. Судя по грохоту бачков, заносимых в здание и ставимых на пол, обед сегодня привезли в четверть 11-го! И – видимо, баландер хотел тотчас ехать «кормить», потому что – Стекольщик, судя по голосу – ему объяснял раздраженно, что «время десять часов», а обед – в 11-30! То бишь, это не блатные, значит, а вертухаи тут могут затормозить этого очкастого торопыгу! Но всё равно не в 11-30, а сразу же в 11 они поехали-таки «кормить».
Порадовал еще Феликс хотя бы тем, что все три моих видеоинтервью, взятые у меня Глебом и Ромой, в том числе и последнее – комментарий к перережиму, взятый Ромой в его последний приезд – были вывешены на «Гранях». Хоть кто-то их там увидит.
То бишь, теперь полная неопределенность. То ли 24-го ждать, чтобы кого-то увидеть, то ли уж сразу сентября (но какого именно числа сентября?!). Тоска и безнадега…

5.8.17., 17-56
Килька, похоже, кончилась. :(( На ужин опять рыбная котлета (полностью горелая с одной стороны). Лишней для меня, разумеется, не нашлось: кладут, мол, по счету (хотя один-то раз, к моему изумлению, нашлась!). Плохо, очень плохо… Сушеная картошка эта всё более черная, гниет прямо на глазах; да и – холодная она какая-то противная, не хочу я ее второй раз в день есть, хватит и одного…
Демон этот – дневальный – вчера вечером сам подошел к моей двери, открыл «глазок» (видимо, рядом никого не было) – хотел узнать, виделся ли я с Феликсом, видимо. Говорил со мной довольно долго. Врал (!), что еще «не всем» позвонил о смене своего номера из тех, кому я просил позвонить позавчера. Ясное дело, что не звонил никому, кроме, м.б, моей матери, о номере которой меня и спрашивал (откуда я и узнал, что у него сменился номер). Феликс, по крайней мере, мне сказал, что ему никто не звонил. Кроме того, сообщил мне еще раз этот демон, что магазин закрыт на три недели – и вдруг предложил воспользоваться услугами имеющегося в лагере барыги! То бишь, а лагере-то это легко и просто: берешь у него список товара и цены, выбираешь, звонишь домой, сумму за товар просишь положить на его телефон – и он тебе отдает товар. Но здесь-то кто будет звонить? Разве что дневальный этот – и абсолютно непонятно, насколько легально я буду хоть отдавать ему список выбранного (тоже в подушку, что ли, совать?) и насколько легально баландер, как он сказал, потом отдаст мне купленное. Просто не представляю себе, чтобы вертухаи вот так просто это допустили и не воспротивились! Хотя когда тут при всех по дверям камер ШИЗО пакеты с сигаретами и чаем раскладывал тот же баландер, они на это, запрещенное по их ПВР, дело смотрели абсолютно спокойно и не мешали. Но всё равно – пока нет веских подтверждений, всю эту идею с барыгой я считаю пустым трепом.

6.8.17., 6-08
Подняли сегодня РОВНО в пять утра, – абсолютный рекорд за весь срок! С меня начали , как у них теперь обычно, подъем. Чудовищные 16 часов бессмысленного сидения и мотания туда-сюда по камере…
На завтрак – гречка «на молоке». Каком-то полусладком на вкус, как они теперь варят все эти «молочные» каши по утрам. Гадость ужасная, особенно когда это – гречка. (Хотя и пшенка с этим сладковатым вкусом – тоже противно.)
Очередное, как теперь каждое воскресенье (и каждую среду тоже) ожидание бани, да плюс сегодня еще со стиркой и бритьем, в неведении, будет она вообще или нет.
Собственно, теперь я уже жду только этапа. Этапа в АД, на крытую тюрьму. Апелляции не жду совершенно, даже не думаю о ней, – это пустая формальность. До этапа же, по моим прикидкам, осталось меньше трех месяцев. Максимум – начало ноября. Едва ли мне дадут разменять здесь два года… На сегодня осталось 834 дня до конца срока.
Единственное приятное событие, которое (заочно) предстоит мне в близком будущем – это совсем скоро, в середине августа, когда Феликс в Киеве, я надеюсь, найдет время и лично (как я его просил позавчера при встрече) вручит Мане мое длинное письмо к ней. Приятно, что хоть вручит; немного жаль, что ответа всё равно не будет…

10-52
В баню погнали в полвосьмого, – как раз всё успел до девяти, до шмонного часа. Кончился баллон пены для бритья, начатый здесь же, в этой проклятой зоне, в августе 2014 г. в карантине, когда привезли первый раз.
Е…нутый этот старый баландер привез обед ровно в пол-одиннадцатого! Всё раньше и раньше!.. Ни одной лишней минуты не хочет эта мразь тут задерживаться: как только привезли бачки с баландой – отбарабанил своё и свалил! Да и – явно наметился опять поворот к голоду, мало-мальски съедобное питание не продержалось и месяца. Килька уже явно кончилась; остались только сушеные овощи, видимо. На второе сегодня – отвратительная перловая размазня с добавлением сушеной морковки. Естественно, я смыл это дерьмо в «дальняк» и сижу опять, как и месяц назад, на одном супе вместо обеда. В качестве бонуса дали кусок свежего огурца (оставлю на свой ужин после отбоя, кусочки можно класть сверху на бутерброды с колбасой). Да еще – опять появился Этот химический крашеный говнокисель, которого пару недель (после трех раз в день) вроде не было вообще. То бишь – опять начинается голод, причем как раз тогда, когда и магазина нет…
Делать нечего, читать неохота. Тосковать, сходить с ума, проклинать весь мир, ждать этапа…

7.8.17., 12-15
Около 11-ти выдернула-таки мадам Петухова, местный казенный «психолог». Я угадал, что она в отпуске – но, по ее словам, пока ей дали только две недели из положенных четырех. Мразь Безукладников, который неизменно торчит около нее в кабинете, когда туда выдергивают меня, спросил ее, сколько времени ей надо (на меня), – она ответила: минут 20. Всё те же пустые вопросы: как здоровье, как настроение, как мать, общаюсь ли я с ней, хожу ли на прогулки и почему нет, и т.д…
Другой долговязый гондон – баландер – обед в этот раз подал по расписанию, в 11-30. Видимо, это потому, что мразь Безукладников здесь, – другого объяснения после вчерашних 10-30 я не вижу. Полтарелки супа налить – это как обычно, это для него норма. Но и второго – сухой этой, получерной, полугнилой уже картошки с маленьким кусочком мяса и требухой – он положил буквально на донышке тарелки, совсем мало! Вот сука!.. И это, я уверен, не то что специально, из нерасположения ко мне, а просто – ему плевать, ем ли я вообще и сколько я ем. О чем угодно думает, накладывая баланду, только не об этом. Слава богу, последние дни начали опять вместо тотальной черняги давать серый хлеб, и даже не только на обед. Съел по старой памяти, после большого перерыва, корку от этой серой горбушки с майонезом.
Видимо, будут, как обычно по понедельникам, «крестины». В камере опять холодно, надо снова поддевать тепляк. Мадам Петухова, кстати, говорит, что холодает и на улице. Кстати, всё забываю написать: как стало теплее в июле в камере (а значит, и на улице) – исчезли мыши! Перестали появляться, давно уже их не видно. По-моему, так же было и в то лето: видимо, как теплеет на улице – они идут промышлять туда, а не в камеры. :) Но если на улице опять холодает – значит, скоро появятся… Осталось мне 833 дня.
Забыл, кстати, еще: писем сегодня нет уже ровно неделю. Долговязая мразь Безукладников их опять не принесла. Хотя сейчас их приходит мне явно меньше, чем раньше. :(((

8.8.17., 15-53
Как удачно я сделал, что не пошел тогда, 31-го июля, на «суд» по обжалованию моих ШИЗО!.. Сегодня приволокли и вручили наконец – сперва решение этого «суда» (выдергивали после обеда к мрази Безукладникову в «дежурку»), а чуть позже и о переводе на тюремный режим (принес завхоз в «кормушку»).
Так вот: 31-го, оказалось, не приехали ни Глеб, ни даже Рома (о чем я уже знал от Феликса), но зато был их («мусоров») представитель, а в качестве свидетеля допрашивали мразь Чертанова! :)) Устроили там, короче, междусобойчик (и в отмене ШИЗО, естественно, отказали); так что слава богу, что я не унизился даже до молчаливого присутствия на нем, не говоря уж об участии!..
Одновременно – дали подписать бумажку, что моя жалоба на неответ по заявлениям на магазин в июле таки отправлена, – я как раз недавно вспоминал ее и думал, что, видимо, ее похоронили уже; ан нет! Но еще поразительнее – что завхоз принес и ответ этого кизеловского прокурора Мусабирова на мою еще майскую жалобу, когда мне в магазине не дали потратить лишнюю 1000 р., плюс – всё то, что я устно излагал ему потом здесь, в кабинете, после его обхода в июне. И что же? Не конкретизируя, о чем именно речь, он пишет, что при проверке нарушения «уголовно-исполнительного законодательства» таки были найдены! И что начальнику ИК-10 было направлено представление об их устранении, а больше, мол, никаких мер и не требуется! То бишь – не смогли выкрутиться, суки, вынуждены были признать, что запрет тратить положенные по их же УИКу лишние деньги – это грубое нарушение! Недаром же в последний магазин мне всё же дали наконец потратить эту несчастную февральскую тысячу, – «представление», видать, подействовало. Уж того, что этот Мусабиров найдет нарушение в том, как они грубо фабриковали мне тут – прямо с доставкой на дом, в камеру – «нарушения» их режима, ни за что давали ШИЗО/ПКТ/ЕПКТ и пять раз пытались спровадить на крытую тюрьму, я и не ждал.
Кроме того – от чего ушли меньше месяца назад, к тому и пришли опять: на обед – «уха» из вонючей селедки и жидкая гречка. То бишь, опять тарелка жидкой гречки – всё питание… Правда, на завтрак дали пшенку – это воспринималось как чудо, ей-богу! Будет ли, интересно, съедобен близящийся ужин?.. :)
Сутки (кроме ночи) ушли на чтение газет, четыре штуки принесли вчера около четырех, во время или сразу после «крестин» (как обычно бывает. Зацепило там лишь одно: совместное обращение матерей Клыха, посаженного в России на 20 лет якобы воевавшего в Чечне бывшего УНСО-вца, и Агеева, русского оккупанта-контрактника, недавно взятого украинцами в плен. Омерзительно это вечное стремление паршивой этой «Новой» газетенки к дружбе и примирению всех со всеми, при котором и жертву политического террора ничего не стоит поставить на одну доску с бандитом и оккупантом, представителем той же Системы, что посадила ни за что на 20 лет Клыха, и матерей их объединить в одно, причем обе они по умолчанию обращаются – спасти их сыновей – к Путину. Что Путин сделать, чтобы спасти Агеева из украинского плена? Надо было Агеева просто в Украину в качестве оккупанта и захватчика не посылать – но об этом говорить уже поздно. А что же он теперь реально может сделать? Только еще больше усилить агрессию против Украины, чтобы силой отбить и вытащить оттуда своего Агеева, – ничего иного из омерзительной «миротворческой» и «мир-дружба-жвачка» логики новогазетчиков не вытекает. Только крайне тяжелым и угнетенным психологическим состоянием матери Клыха можно объяснить то, что она согласилась в этом нелепом обращении участвовать. А состояние ее, кроме прочего, объясняется, видимо, и тем, что, по ее словам, она уже полгода ничего не знает о сыне кроме того, что он находится… в Верхнеуральской тюрьме!
Конечно, даже если я сам именно в Верхнеуральск и попаду, шансы встретить там Клыха у меня исчезающе мизерные. Видимо, ему тюрьма назначена по приговору «суда», а не как мне, за «злостные нарушения», так что держать будут в любом случае отдельно ту и другую категории.

9.8.17., 17-24
Повезло: в баню утром повели меня первого, в полседьмого! (И после большой тарелки пшенки на завтрак, – везение вдвойне! :)). Говорили, что опять отключат воду, торопили меня, а потом и других, но воду так и не отключили.
Больше, увы, везений не было. Писем нет вот уже девять дней – несмотря на вчерашнее обещание мрази Безукладникова. «Связной» мой – демон этот, местный дневальный – во вчерашней записке написал, что, мол, отовариться тут у «барыги», находящегося в лагере, – плевое дело; однако – не видно никаких признаков того, чтобы он сделал для этого хоть что-то практическое. Продолжаю пока считать эту возможность пустым трепом.
День был весь «съедобный» – ел всю баланду, кроме хлеба. Зачем-то разобрало меня сейчас, в ужин, съесть даже жареную рыбу, которую я перестал тут есть с апрельской передачи 2016 г., почти полтора года уже! На вкус-то она хороша, но – кости, кости!.. Слава богу, обнаружил, что это уже не та отвратительная рыба с миллионом костей, что давалась еще с прошлого года, а что-то поприличнее. И – еще более слава богу! – ни одна кость во время этого опасного эксперимента мне в рот не попала.

10.8.17., 5-30
Разумеется, это дневальное говно не написало мне вчера ни строчки, не ответило ни на один мой вопрос. «Отовариться у барыги», ха-ха!.. Смешно и думать об этом. В этой проклятой стране даже с деньгами ничего нельзя купить, это одно из ее базовых, имманентных свойств. Принял жесткое решение (вчера же, перед сном): не обращаться больше ни с чем к этой мрази, не стучать и не звать ее. До 25-го, единственной в этом месяце пятницы, когда возможен будет официальный магазин, он мне не нужен; чем получать каждый раз эти несбыточные пустые обещания – лучше молчать! Кончится вся жратва – буду последние дня перед 25-и есть на ужины хлеб с майонезом, как я и рассчитывал изначально. Если мать дозвонится ему, сообщит что-то важное (м.б., про приезд Светы 24-го) – пусть пишет сам, а я больше ни о чем спрашивать это говно, заботящееся тут обо всех и помогающее круглосуточно всем, кроме меня, не собираюсь. Хватит, попробовал очередных доверительных отношений с уголовником, выводы сделал, больше не хочу!..
В камере опять холодно. Тоска, делать нечего. Десятый день сегодня, как нет писем. Осталось мне 830 дней. Ненависть, лютая, смертельная ненависть к ним ко всем, которые упекли меня сюда и держат здесь, душит, не дает дышать, особенно по утрам, перед подъемом, – но сделать я им ничего не могу, увы… О, как я расстреливал бы их собственными руками, сжигал бы живьем, рубил топором на куски, привязывал к двум авто, чтобы разорвать пополам – если бы только началась здесь какая-нибудь гражданская война, или революция случилась, или любая заваруха, всё равно – и у меня был бы хотя бы свой отряд, своя вооруженная сила, чтобы не чувствовать себя слабее других… Убивать, убивать, убивать этих мразей, всех «силовиков» и носителей любых погон!.. Я мечтаю мочить их собственными руками, убивать их тысячами – но, боюсь, мечте моей не суждено сбыться… :(

17-56
Долговязая мразь Безукладников приходила – но писем так и не принесла! Десять дней так и нет писем, – хотя утром я втайне надеялся, что сегодня будут. От другой мразоты, обещавшей мне возможность «отовариться у барыги», тоже ни слуху ни духу – и ясно, что не будет и после отбоя. Целый день бегает, дергают ее постоянно то вертухаи, то зэки, то с одним, то с другим, – ясное дело, что тут не до меня и моих проблем, не до данных мне зачем-то обещаний. Поганое трепло, которое обещает, но не выполняет, – вот с кем я по глупости связался.
Ужин прошел (с опозданием минут на 40!) – и сейчас, видимо, будут «крестины». Кажется, баландер уже кому-то про них говорил; да и – «крестин» не было с понедельника, а нынче уже четверг, так что пора, пора!.. Чтоб вы все сдохли, мрази!..
Жуткий, безумно тоскливый, абсолютно пустой день, немного заполняемый время от времени лишь чтением какого-то дикого бреда из библиотеки. Ужасная тоска, прострация, иногда ощущение такое, что я схожу с ума… Ни о чем не могу думать, кроме того, что эти твари сломали, исковеркали всю мою жизнь – и теперь мне ничего уже не светит и на воле, надеяться не на что, да и жить, в сущности, уже незачем. Одиночество и тоска…

11.8.17., 5-33
Пятница. Магазина нет (отпуск). «Крестин» вчера так и не было, – видимо, будут сегодня. Если не принесут письма или хотя бы одну газетку (после «крестин», как обычно) – день будет еще более пустой и безумно тоскливый, чем вчера. Заняться абсолютно нечем. Библиотека только завтра; книг лежит куча, а почитать нечего. Только бродить туда-сюда до изнеможения, шесть шагов в одну сторону, шесть в другую, или отсиживать зад на табуретке… А денечки-то летят, летят, – вот уже ровно месяц прошел с решения «суда» о тюремном режиме. Летят дни не до воли, нет – до этапа, и об этом очень страшно думать, страшно даже представить себе, как проклятой, наконец наступившей этапной ночью я, взяв в обе руки баулы, выйду за все решетки – на проклятую лестницу, ведущую из ШИЗО во двор, и начну, как было в декабре 2014 уже, неуклюже (руки-то заняты!) спускаться по ней… Страшно до боли, до жути: ведь впереди – АД!..
Опять стало не жарко лежать с головой под одеялом, полностью им укутавшись, хотя еще несколько дней назад я не выдерживал этой духоты. Это значит, что в камере существенно похолодало. А на ужин мой сегодня – только шпроты.
Проклинаю весь этот мир и всю свою нелепую, дурацкую жизнь. 829 дней осталось.

12.8.17., 5-50
Вчера угадал всё точно: вечером были «крестины», после них принесли аж две газеты – а писем так и не было! Суки, мразь!.. 12-й день сегодня уже без писем.
На улице льет как из ведра, еще с ночи. Проснулся последний раз в три часа – и уже не мог заснуть. (Под одеялом с головой, кстати, опять стало жарко.) С тоской, с тоскливым ужасом в душе – лежал и в 100000-й раз представлял себе, какой АД ждет на крытой, особенно – если посадят с уголовниками. Привезут зимой – и это будет как раз самый разгар сезона «проветриваний»! Эти мрази ведь любят в любой мороз открывать окна, им не холодно… Да еще, м.б.. и «дорога» через окна будет действовать, тогда тем более – хоть ты простудись, заболей, хоть околей – им плевать, они будут тупо делать, что им надо!.. И некуда будет деваться… И – тоже в тысячный, наверное, раз представляю себе, что если в камере все будут мне ровесниками, а то и постарше – запросто могут положить на второй ярус, чего со мной не было еще НИ РАЗУ за два срока и десять лет заключения! А тут – положат на свободную, а свободен только верх, и все тоже больные, и уступать тебе низ никто не обязан, и как хочешь – так и выживай!.. Наверх-то тяжко будет лазить, а уж слезать вниз – еще тяжелее, почти невозможно, рискуя просто сорваться и грохнуться… Ужас от таких предчувствий ранним утром, перед подъемом – это самое тоскливое, самое страшное, что только может быть в жизни. Ожидание беды, которое хуже самой беды…
Забыл еще про вчера: ужин из-за «крестин» был в шесть часов – и на ужин дали опять кильку в томате! Единственная вчера хорошая новость. Так что ужинал я после отбоя этой килькой, добавочной ее порцией, – частью в виде бутербродов (обеденная пайка вчера была почти уже белая!), частью так. Шпроты пока что лежат в качестве н/з, благо могут лежать. А от мрази дневального так и нет никаких вестей – ни про «барыгу», ни из дома от матери, вообще ничего. Глухое молчание…
Оглядываясь назад, я поражаюсь этим совпадениям, выстраивающимся в сплошную цепь. Ожидание беды, тоскливый ужас предчувствий сопровождают меня практически всю мою жизнь. Отлично помню, как 30 (!!) лет назад, в августе 1987-го, особенно к концу его – я ждал с ужасом 1-го сентября, необходимости опять идти в проклятую школу, к омерзительной, глумливой рабоче-крестьянской (но я тогда этого еще не понимал) лианозовской шпане. Это, надо сказать, было сильное испытание для 13-летнего подростка, – смертную эту тоску я хорошо помню. 30 лет прошло – и я опять так же, с теми же ощущениями, жду отправки уже в другое место – но опять к такой же отвратительной, глумящейся, античеловеческой мрази. Можно сказать – к тем же самым моим соученикам по лианозовской школе, но только выросшим, как вырос и я сам.
Да и в промежутке, собственно, было всё то же самое. В 90-е, после смерти бабушки еще в 1988-м, когда так же начались проблемы с сердцем и у матери – мой постоянный безотчетный страх и ожидание беды были, видимо, связаны со страхом именно за мать, с возможностью, что с ней случится что-то ужасное, что она тоже может умереть, как бабушка, от инфаркта. Знать бы тогда, что страшное если и случится, то нескоро, лет через 20 только, или около того, – вот сейчас, когда ей стало совсем плохо, и то не от сердца, а – неожиданно – от легких, и что во всяком случае еще через 20 лет, в 2017-м, она будет жива… Я бы, м.б.. не нервничал так тогда, м.б., картина мира представлялась бы мне более позитивной, но… прошлого не воротишь. Потом, в нулевые уже, после первого обыска у меня и других 13 февраля 2001 г., начался страх ареста, ныне реализовавшийся, причем даже дважды. Помню огромное облегчение, как будто камень с души упал, когда то, первое самое, дело закрыли, вернули мне компьютер и бумаги… Но уже вскоре, в 2002-м, стало ясно, что это ненадолго, что события всё нарастают и нарастают, обстановка всё усугубляется… В 2004-06 я вообще жил под международным розыском, тут уж и говорить нечего, – просто тупо ждал ареста, только не знал, что он будет сопровождаться падением с четвертого этажа и переломом позвоночника… Так что – «сейчас должно предписанное сбыться» – все эти ожидаемые ужасы, увы, сбываются, и даже зачастую еще страшнее, чем их ждешь. Я не знаю, что будет со мной на «крытке», знаю только, что это будет очень страшно – м.б., намного страшнее, чем я себе представляю тут уже почти год, не в силах под утро заснуть. И – главное – не знаю, для чего и ради чего всё это. Такими страданиями сопровождается ведь путь не к славе, не к бессмертию, не к каким-то сияющим вершинам, – а путь к смерти, забвению и небытию. Так зачем же страдать по дороге столько лет, если конец в любом случае ждет тот же? Зачем длить эти страдания?
Пока писал еще про 90-е – прервали завтраком. Опять та же говнокаша, второе утро уже подряд. Так что опять весь завтрак – полкружки водянистого пойла, завариваемого здесь под видом чая. Вот и всё. Всё предрешено заранее: что на завтрак будет дрянь, что увезут в Минусинск, что там придется лазить на второй ярус… Так для чего же мучиться еще годы и годы, страдать, ожидая неизбежной смерти как освобождения от всех страданий? Если б только у меня хватило наконец мужества!..
Сегодня – дочитывать вчерашние газеты, ждать после обеда библиотекаря (если его пустят сюда) – и тосковать, тосковать! Ждать нечего, жизнь кончена… Осталось мне 828 дней, но каждый раз, как чувствую радость от убывания этой цифры, я напоминаю себе, что и там, за сроком, никто и ничего хорошего меня не ждет…

13.8.17., 11-23
Воскресенье. Опять этот безумный старый баландер приволок обед без 20 минут 11. И опять на обед этот – вонючая «уха» из селедки (?). Вчера вообще, считай, был рыбный день: «уха» из кильки на обед (не шибко вкусно, но съедобно), рыбная котлетка на ужин и банка шпрот на мой ужин после отбоя (плюс та самая котлетка, разрезанная на два бутерброда для сытности). Шпроты владимирские :) на вкус вроде ничего, но как ужин – легковаты, конечно, – хотя, надо признать, рыбешек там и больше, и они крупнее, чем в тех, что присылала мне Лена Маглеванная. Самое противное – что кислый, отвратный вкус хлеба ни рыба эта, ни масло заглушить полностью не в состоянии. Не знаю уж, кажется это мне, или и впрямь финские шпроты этот вкус заглушали совсем? Если не будет кильки на ужин (баландер сказал, что вроде какая-то «рыбная подливка» к каше грядет) – значит, придется опять есть шпроты, вторую банку уже из моего н/з.
В баню, слава богу, погнали минут 20, что ли, восьмого, – как раз в восемь вышел оттуда одеваться. Книг приличных вчера у библиотекаря не было, одно барахло, так что – читать, по сути, нечего всю неделю, хотя лежит целая стопка начатых книг…
Сегодня вроде настроение чуть-чуть получше, полегче, вчера оно весь день было совершенно ужасным. Хотя – реальность-то не меняется, как в виде грядущего этапа в АД, так и в виде отсутствия сколько-нибудь утешительных вестей с воли и перспектив там же после срока. Этим сроком стало окончательно ясно и очевидно, что всему, что я делал целую жизнь, особенно же упорно и сознательно с 1999 г. – грош цена. Ну писал тексты, ну кто-то их читал, на «КЦ» их даже тысячи человек в день читали. Однако вот посадили меня первый раз, второй – и никакой бури не поднялось, никакого катаклизма не произошло. Не все, мягко говоря, и заметили-то. И из тех, кто и заметил, далеко не все (а наоборот – маленькое меньшинство) согласились защищать. И вот написанную в камере-одиночке книжку, комплиментарную к Украине и резко отрицательную к России – в этой самой свободной Украине, жертве российской агрессии уже три года, не взял на реализацию ни один книжный магазин… Это всё – к вопросу о том, чего (и сколько) я стою на самом деле, каково мое реальное значение и влияние в этом мире. Целая жизнь ушла на борьбу – и вот итог… Негусто, м-да, более чем негусто… И беда в том, что силы-то еще кое-какие остались, и не так уж много для этой (за компьютером в основном) борьбы – 45 лет; и желаний еще хоть отбавляй (и не только политических, – седина в бороду, бес в ребро, хоть и не знаю, насколько уместно это в отношении человека, дожившего холостяком до 45 лет :) – а вот возможностей, судя по имеющейся картине интереса и поддержки – ноль! :((( Нет ни возможностей, ни интереса, что изумляет меня вот уже не первый год, ибо в совершенно аналогичных ситуациях с другими людьми, хоть до 1991 года, хоть после, будь то Буковский в 1976, Григорьянц в 1987 или «Pussy Riot» в 2012-13 – поддержка и внимание были очень большими. Получить дулю там, где все и всегда, десятилетиями, гарантированно получают роскошные (и заслуженные, конечно же) призы – это, видимо, и значит быть неудачником?

14.8.17., 12-06
Опять всё то же самое: длинная мразь Безукладников явилась, гавкала что-то в коридоре под всеобщую беготню и суету – но писем опять нет! Ровно две недели уже… Перед обедом что-то вроде зашуршало в коридоре, – думал, кладут письма, как обычно, на ручку двери снаружи, чтобы отдать в обед. Но – обед прошел, а писем так и нет. Показалось, значит. :((
На завтрак вдруг, непонятно с чего, дали маленький кусочек сливочного масла. Обычно-то его дают только диетчикам, так что за два срока это для меня впервые. Съел его, кое-как намазав на два бутерброда (еле-еле хватило). Но на вкус это маргарин, а не масло, – смешно думать, что зэкам дату настоящее масло, если можно дать маргарин…
Тоска, безнадега, полная внутренняя опустошенность. 826 дней, ровно 118 недель осталось…

18-20
На ужин – «уха» из кильки в томате. Пара крохотных кусочков самой кильки, чуть-чуть сухой картошки, горсть крупы, много воды. То бишь – это значит остаться без ужина, что ел, что не ел. Но, получается, кильки сколько-то еще у мразей осталось, в натуральном виде они ее не дают, а закрашивают ею это пустое хлёбово…
День прошел совершенно впустую. Писем так и нет; ехать тоже никто не едет ко мне. Тоска и безнадега… Ужасно жалко каждого дня жизни, вот так вот бессмысленно прошедшего – а ведь он мог бы быть занят борьбой, ознаменован достижениями в ней… Невыносимо жалко, тошно, нелепо и глупо всё это, но – деваться некуда. Представляю порой, – если бы шла война, я мог бы набрать себе подразделение, воевать с путинской мразью, – как бы я их казнил, лично стрелял бы, на куски живьем распиливал пленных…

15.8.17., 5-30
Как страшно, господи!.. Как страшно, лежа еще под одеялом на нарах, думать о том. в какой АД загонят, какой жуткий будет этап, камеры с уголовниками, открытые в мороз окна, лазанье на верхний ярус… И так же жутко представить, что опять впереди – безумные, бесконечные 16 часов очередного абсолютно пустого дня, который нечем заполнить…
Продолжаю ждать писем, сегодня уже 15-й день, как их нет. Больше ждать нечего, приезда Светы – в лучшем случае 24-го (вероятность менее 50% в любом случае). А вот письма – они должны быть, они здесь, рядом! Хотя – много ли их?.. Там могут быть уже и чьи-нибудь поздравления с д/р, от матери, как минимум, хотя – разумеется, они мне абсолютно не нужны.

17-44
Длинной мрази нет – и писем нет! То бишь, неважно, в сущности, есть долговязая мразь на работе или нет, – писем всё равно нет!!. Уже 15 дней. Суки, мрази, ублюдки… Ненавижу их лютой ненавистью, мечтаю убивать своими руками – а сделать ничего не могу…
Короче, еще один день прошел совершенно впустую. Дочитал единственную книжку, которую еще хоть как-то можно было читать. Теперь, если не принесут письма и газеты, до обеда субботы, три с половиной дня, делать абсолютно нечего. Медленно схожу с ума… Уходит время, проходит срок, но и жизнь проходит. Вот уже пол-августа прошло – а кажется, только вчера еще он начался, было 1-е число… Главное – улетают денечки до этапа, этапа в АД, до того ужаса, который начнется уже в автозаке, здесь, в «шлюзе» лагеря…
Дикая, невыносимая тоска. Конечно, бывает и хуже. Пока еще я в одиночке, а не в общем камере «крытки», сплю на первом ярусе, а не на втором, меня никто не бьет, даже не шмонает (с 6-го июля), да и мать еще, дай бог, жива… Но все равно – тошно невыносимо от одного сознания того, что все эти ужасы очень запросто могут ждать впереди, уже в этом году. Не говоря уж – ради чего все эти мучения, после которых будет просто пустота…
Феликс, по его словам, должен был сегодня уехать опять в Киев, повезти мое длинное, безнадежное письмо Мане. Зря я, наверное, всё-таки не удержался, написал его… Какой смысл? Если бы Маня в будущем, на воле, была со мной – насколько краше и веселее смотрелось бы будущее, несмотря на ее жуткий характер. Все-таки, учитывая, что она моя близкая единомышленница и в какой-то мере ученица (была до 2012 г., по крайней мере) – не было у меня никогда в жизни никого ближе нее. Это факт, который нельзя не признать. Я бы жил для нее, если б ей оказалось это нужно. Но – ее молчание свидетельствует, что ей это не нужно ни сейчас, ни в будущем, и что никакой надежды нет. Ответа на это письмо я даже и не жду изначально…
По радио сообщают, что доблестная ФСБ все время кого-то ловит и арестовывает: вчера в Подмосковье – четырех «террористов» из ИГИЛ, сегодня в Крыму – «украинского диверсанта» из СБУ. :))) Смеюсь, слушая этот блеф. Почему-то после взрыва в питерском метро больше нигде ничего не происходит, всё тихо-спокойно – а «террористов» и «диверсантов» арестовывают пачками, причем они, разумеется, все тотчас признают свою «вину» – и «суд» проштамповывает им арест В ЗАКРЫТОМ РЕЖИМЕ!!! :))))))))
Хоть ложись и помирай, – такая тоска. Безделье здесь тоже действует на нервы пагубно. Книг нет, читать нечего, – только и сиди, пиши письма, так нет… Мрази, суки е…чие!.. Какое это мучение – проводить здесь, тоскливо повторяя про себя, что жизнь прошла и перспектив нет никаких, невыносимые эти часы – от завтрака до шмона три часа, от обеда до ужина пять, теперь вот еще и от ужина до отбоя… Действительно, от мыслей, предчувствий, тоски, одиночества и полной изоляции я медленно схожу тут с ума. Не знаю даже, как буду общаться с людьми на воле, если доживу до нее. Последняя надежда – что приедет, м.б., 24-го Света, но уверенности в этом нет. Да и ее приезд вряд ли принесет мне настоящее облегчение…

16.8.17., 5-32
Наконец-то вчера в отбой – вести от этого местного демона, с которым я не общался с 10 числа – и думал, что сам он уже никогда не всплывет. Нет, всплыл; пишет, что говорил с моей матерью и что та обещает приезд Светы. Число почему-то не указал; я надеюсь, что это будет 24-е, и написал ему цифры Светы, дабы он уточнил; бьюсь об заклад, что он и не подумает ничего уточнить. Вообще, линия у него такая, что он бы и рад мне всё делать, но куча обязанностей и постоянные тут «серости» (т.е. ожидания комиссии) ему мешают. Зато обещает мне свое главное богатство, с которого вся история и начиналась, на 24-е. Мать, видимо, упросила; как уж он преодолел свою трусость – не знаю. Но – этим ясно показал: может дать 24-го – значит, может и в другие дни, никакого особо бдительного надзора, если он и был в июне-июле, давно уже нет. Что и требовалось доказать, собственно. Кроме того, написал мне наконец-то про товары и цены местного «барыги». Выбор, надо сказать, бедноват: майонез, колбаса какая-то копченая (всего один вид, как я понял), рулеты, печенье, халва, шоколад… Шоколад по 100 руб., как и в ларьке (но я не знаю, – м.б., плитка меньше, чем в ларьке), остальное, естественно, дороже. Написал ему, что и сколько мне нужно, чтобы он СРОЧНО матери, она кому-нибудь дала положить «барыге» на телефон деньги, чтобы покупка состоялась без промедления (и я успел бы ее съесть до официального магазина 25-го), но – боюсь, так в это время ничего и не состоится, а позже мне уже не будет нужно…
Опять сейчас ждать, когда эти суки погонят в баню – до шмона или после. Опять совершенно пустой, тоскливый день. Писем нет уже 16 дней. Осталось мне 824 дня.

16-50
Никаких писем, уже 16 дней. Баня – после обеда. Обед этот гондон баландер привез около часа дня (по-моему, его только тогда привезли из столовой), зато ужин – 35, что ли, минут пятого. На ужин – та же самая говнокаша, что и на завтрак, плюс – кусок костлявой жареной рыбы. То бишь, я весь день – на одном обеде (если говорить только о баланде): полтарелки супа из сушеных овощей + тарелка сушеной картошки с сушеной же морковью. Такое вот у них тут «питание»… От уродца, приславшего мне вчера цены от «барыги», тоже за весь день ни слуху, ни духу. Глядишь, через месяцок он и дозреет мне впрямь что-нибудь там приобрести; а пока – жрать нечего…

17.8.17., 18-08
На завтрак и на второе в обед – серые говнокаши, зато в ужин, вместо ожидаемой мною «ухи» с костями – сухая картошка с килькой! :) Роскошный ужин, что и говорить; всегда бы так ошибаться!.. :)) Однако – надеждам моим на добавку кильки и ужин после отбоя не суждено было сбыться. Спрашиваю – и вдруг старый этот козел баландер мне говорит стандартную фразу: мол, такие вещи не остаются, – как будто это невесть какое лакомство! (Для уголовников главное рыбное лакомство – рыба жареная, которую я не ем из-за костей.) Но раньше-то – говорю – оставалась! – Ну, сегодня мало полОжили. Ага-ага, как же, мало… Учитывая, что в прошлый раз, пару дней назад, он мне так же точно отказал в добавке серой молотой рыбы, которую раньше, до этого, тоже давал, – не иначе, как дали ему негласное распоряжение не давать мне никаких добавок. Так что сегодня после отбоя на ужин – опять те же самые шпроты, вкусные, но несытные, с отвратительной на вкус кислой чернягой, вкус которой даже шпротное масло не заглушает…
Вчера вечером, уже после «крестин», принесли вдруг письма… заказные! Аж четыре штуки – все без конвертов и на сей раз даже без оторванных от них клочков с обратными адресами. От Корба, Мананникова, а остальное – поздравительные открытки с д/р: целая стопка – от Ирины этой Владимировой плюс еще каких-то женщин, которых я не знаю; а еще одна – неожиданно – от Санниковой, с припиской в конце: «Не обижайтесь на меня». Т.е., она и сама понимает, что неписание мне писем и даже открыток в течение почти двух лет, с ноября 2015 – это повод для обиды.
Вчера, разумеется, отвечать было уже некогда, всего час до отбоя, так что занялся этим сегодня с самого утра. Неожиданно долго – три часа почти! – писал ответ Корбу, получившийся на трех листах, и как раз в девять утра успел его отдать, чтобы забрали в цензуру сегодня же, через десять минут, как забирают всегда. Увы, Корб ничего особенно радостного и нового не пишет, кроме только того, что уже, можно считать, произошло мое номинирование на Сахаровскую премию, о чем я уже давно знаю от Землинского. Зато Ира Владимирова в письме уже бурно поздравляет меня не только с д/р, но и с ПРИСУЖДЕНИЕМ этой премии, и лишь в конце поправляется, – мол, не присудили, а выдвинули, но мы надеемся, что и присудят. Ага, как же, сейчас!.. :(( Неудачник – он неудачник и есть, во всем, от премии «За журналистику как поступок» и до кильки на ужин… Остальным всем ответил уже после шмона, провозился с этим до третьего часа дня (с шести утра!!), но – куда мне спешить? Читать нечего, делать тоже… Остальные, увы, тем более ничего нового и хорошего мне не сообщили, хотя добрые пожелания, конечно, приятны.
Вот так. А обычных, не заказных, писем нет вот уже 17 (!!) дней. Там только от матери должно быть их штуки три, в том числе – открытка к д/р, которую она шлет всегда заранее, задолго. Кстати, все эти заказные были написаны еще в середине июля, месяц назад – и, значит, валялись тут недели три невскрытыми, т.к. из Москвы больше недели идти не могли. Проклятые мрази, суки, никак не приучатся письма вовремя отдавать. Санникова поступила очень предусмотрительно, послав мне открытку к д/р еще 15 июля, – как чувствовала…
От мрази дневального, разумеется, ни слова, ни звука, ни намека. Если тупой хрыч баландер перестанет вообще давать мне добавки на ужин (или его заменят), и с «барыгой» тоже ничего не получится, то, исчерпав по пять тысяч за август (за один раз, 25-го) и за сентябрь за два раза, я в конце сентября – а в нем пять пятниц – опять буду голодать.

18.8.17., 17-05
Никаких писем, уже 18 дней… Нет и нет, и то, что я в паре ответов на заказные упомянул, что простые не несут уже 17 (на вчера) дней – не помогло, хотя до этого порой такой прием срабатывал: цензура все мои письма читает очень внимательно.
На завтрак – говнокаша, как обычно; обед – съедобный (гнилая сухая свекла и сухая картошка с гнилью); на ужин сейчас – ожидаемая мною еще вчера с обреченностью «уха», только и облегчения, что на этот раз она из кильки и поэтому съедобна, без костей. Шпрот осталось на ужины пять банок; последние два дня перед магазином, 23-го и 24-го, придется есть хлеб с майонезом. Впрочем, магазин вовсе не гарантирован, – может не быть завоза, или просто так, без объяснений, закрыт, или некому подписать заявление… Всё может быть в этой проклятой стране, где даже с деньгами невозможно ничего купить. От местной дневальной мразоты по-прежнему абсолютно никаких вестей, ни устных, ни письменных, – впрочем, я уже их и не жду.
Осталось 822 дня, ровно два года и три месяца. Будь трижды проклята вся эта жизнь!..

19.8.17., 17-55
Никаких писем, естественно (суббота), уже 19 дней. На завтрак – говнокаша плюс крохотное яичко (давно их не давали); обед – съедобный; на ужин – мерзкая жидкая сечка и килька в томате. Слава богу, старый хрыч баландер не кинул мне кильку в сечку, а положил в отдельную тарелку. Вопреки мрачному предчувствию, на обратном пути дал и добавки рыбы, – не очень много, полтарелки примерно, но – на ужин мне хватит, да плюс еще то яичко с утра я оставил на вечер. Съем, а шпроты – на потом; только один день, 24-е :)) , значит, будет у меня на одном хлебе с майонезом, если не окажется на ужин опять та же килька или молотая рыба. От ублюдка, обещавшего мне «барыгу», конечно, никаких вестей. Остался мне 821 день, 32, 14% срока. Да, забыл, кое-что интересное таки удалось взять в библиотеке, на неделе хоть будет что почитать, а не только сходить с ума от бесконечных, по кругу, мыслей о том, что жизнь прошла и будущего нет…

20.8.17., 6-10
Вместе с мразью Стекольщиком вчера, оказывается, поставили сюда дежурить ублюдка курточника – Панина. Давненько этой гниды не было видно; открывает вчера дверь на отбой – и тычет, как всегда, вялым пальцем: «Куртку…». Власть свою показывает, мразь, единственный из всех смен, дежурящих здесь. Эх, с каким бы наслаждением я ударил бы его со всей силы кулаком в его поганую харю, повалил бы, опрокинул, забил бы ногами, затоптал, переломал бы ему все ребра, отбил бы печень, почки, все его поганые потроха!..
Воскресенье. На завтрак опять та же бледно-белая говнокаша, – видимо, только она одна у них и осталась, ни пшенки, ни гречки, ни даже геркулеса давно нет. Плюс – опять кусочек (столбик) такого же бледного маргарина. На сей раз я оставил его на ужин, а то в тот раз из-за него мне едва хватило хлеба на шпроты и масло от них (а это все же повкуснее маргарина). В баню уже водят, но начали не с меня, – похоже, в пристройке («аппендиците», как это дурачьё выражается) у них теперь тоже сидят ПКТ-шники, начали, похоже, оттуда. Сегодня бриться и стирать, по-хорошему надо полтора часа на всё это, – нет, суки, наверняка погонят в баню под самый шмон, в десятом часу… Правда, шмону и брать-то у меня сейчас нечего, даже еды практически не осталось. А м.б., оставят меня косоглазой быдлотатарской смене, те поведут в баню уже после обеда, – на самом деле, так было бы даже лучше.

17-20
Итак – 20 дней без писем. Будут ли они хотя бы завтра, в понедельник?..
В баню повели ровно в восемь, до начала десятого, до шмона, как раз успел помыться, побриться и постирать вещи. Начал новый баллон пены для бритья, – интересно, на сколько времени его хватит? Хватит ли до конца срока, или нет?
Меню такое же, как вчера, только сечка на ужин – густая, а рыба – серая молотая, причем дурак баландер кинул мне ее прямо в сечку. Почти не удалось ее оттуда достать, – слава богу, на обратном пути у него осталась еще эта рыба, наложил мне целую тарелку добавки. Ужин обеспечен, а шпрот оставшихся теперь хватит до 24-го, до пятницы и магазина, даже если больше никаких добавок за эти дни не будет. Баландер эту молотую рыбу ругает, удивляется, как я ее ем, и говорит, что если б даже его обещали сейчас же за это отпустить домой (он 16 лет уже тут сидит, еще три осталось) – не стал бы ее есть. По-моему же, рыба вполне нормальная (да еще в нее в нее сейчас сушеной морковки напихали), главное ее достоинство – отсутствие костей.
Утром под одеялом с головой было жарко, значит – в камере тепло. Пришел из бани – уже холодно, вместо обычного после бани пота на лбу – озноб! Мерз, вполне реально и сильно, целый день, до ужина, и то – не теплее стало, а отвлекся мыслями об этой рыбе, сечке и пр. Август, а у них, мразей, опять холод собачий…
Отдал Феликсу это длинное письмо для Мани (интересно, доставил ли он уже ей его?) – и теперь помимо воли о ней все время думаю. Не писал восемь месяцев ей никаких писем – так и не думал, а тут вот разобрало… Прекрасно понимаю умом, что всё это зря, что Маня уже в прошлом, всё кончено, что ее одно письмо в 2016 г. и ни одного в 2017 – говорят сами за себя; понимаю, стараюсь себя в этом убедить, но – всё равно глупые мысли лезут и лезут в голову. Одиночество, личное и политическое – вот главный итог моей жизни накануне 43-хлетия. Один остался на свете – и никому на фиг не нужен, а жизнь-то уже прошла, – вот и весь итог. Не повезло ни в чем, – ни в личном, ни в общественном, и это уже так и останется… Пришла вчера вдруг мысль: если быт наладится, где-нибудь в Киеве если осяду – не завести ли собаку, щенка какого-нибудь? Кошку, конечно, мне проще и понятнее, я ведь кошатник с детства, но – кошку всё равно я буду любить больше, чем она меня; они ведь, кошки, такие, – снисходят до тебя – и уже считай себя осчастливленным! А вот собака сама любит хозяина, искренне и бескорыстно. Хоть кто-то будет меня любить, раз уж с людьми не сложилось… Идея неплохая, можно попробовать; только я совершенно не знаю, как с собаками обращаться.

21.8.17., 15-50
Очередной невероятный сюрприз: приехала Вера! Когда я уже и не ждал… И – эти суки, конечно же, не пустили ее в кабинет, посадили за стекло, как в тот раз и Феликса . (А мразь дневальный, которому она звонила и предупреждала, конечно, даже не подумал мне это сообщить, сука этакая!..) Просидели четыре часа, проговорили; но – Вера настояла, что для оказания мне юридической помощи необходимо передавать документы от нее ко мне и обратно – и мразь Баяндин ей пообещал, что они будут передавать. И этого хмыря, начальника КДС, она заставила сперва от нее ко мне передать чистую бумагу и ручку, а потом обратно – мое обращение к друзьям, поздравлявшим меня с д/р (Вера говорит, что просили ее передать мне поздравления очень многие) и… обращение к Порошенко с просьбой об украинском гражданстве, хотя я не уверен, надо ли к нему вообще обращаться, да еще и публиковать это обращение: ведь оппозиция в самой Украине считает, что это новый Янукович (и, похоже, так оно и есть, особенно после лишения гражданства Саакашвили). Передал, даже читать не стал, – но всё равно это не то, что наедине в кабинете, конечно.
Сказала также Вера, что на днях должна приехать и Света, и Рома – чуть ли не в один день! Уж не знаю, сможет ли Вера, обзвонив их обоих, как-то урегулировать этот вопрос, развести их хотя бы на неделю. Глеб, она говорит, недоступен, – видимо, на заработках; с чего вдруг Рома решил ехать ко мне один, совершенно непонятно. Если только опять по дороге откуда-то…
Порассказывала Вера о том, как они по-прежнему продолжают заниматься темой крымских татар; говорила, что готовится что-то на 24-е в Москве, что вроде бы Кавказ-Центр снял обо мне какой-то фильм, где упоминается перевод на крытую, и т.д. Не поверю, пока не увижу распечатки хоть пары кадров. :) Смотрела, говорит, видео, где Корчинский произносит ту речь обо мне 10 апреля, – значит, есть и видео. Жаль, не знает она, вышел ли все-таки в Киеве наконец украинский сборник.
А писем так и нет, уже 21 день! Когда вывели на эту свиданку, за калиткой ШИЗО стояла мразь Баяндин, упырь Лезгин и пр; заставили меня стоять в открытой уже калитке и ждать – и я видел, как на свиданку провели Веру. Мрази Баяндину я, разумеется, тут же сказал про письма, он ответил, что их должен носить начальник отряда (мразь Безукладников), он на больничном, и понес дальше какую-то пургу, что это не его обязанность, что я скоро поеду на крытую и т.д. Вот только что, пока писал про него – принесли четыре свежих газеты, зашваркала опять дверь бани – значит, сейчас будут «крестины». А писем так и нет. Вера упоминала, что писала мне что-то не так давно – я, разумеется, не читал. То бишь, ее письмо тоже валяется где-то там, в цензуре. Суки… Огромная, конечно, радость – ее приезд! Хотя очень грустно, что пускают только за стекло; что Вера так и не общается с Натальей Г. (причем по вине последней) – тоже… Глядя на всю эту мразь, на их методы, на их бесцеремонность, на эту давящую всё живое катком Систему – еще и еще раз с очевидностью понимаешь: их можно только бить, мочить, убивать; никакими словами их не пронять, им плевать на любые наши слова. Только безжалостно убивать любого и каждого, кто в погонах и на службе в «силовых структурах»!!!
Осталось мне 819 дней, ровно 117 недель.

22.8.17., 18-00
Итак – 22 дня без писем, кроме заказных! Четвертая неделя пошла… Мрази явно идут на рекорд. Я не упомню 22 дней без писем за всё время, что сижу тут, в этой проклятой зоне – как раз сегодня ровно три года! Ублюдок Баяндин так и не принес, да и никому другому не поручил принести после моего вчерашнего напоминания. («Крестин», кстати, так и не было ни вчера, ни – во всяком случае, пока – сегодня.) И – ничего нельзя сделать. :(( Ну сказал вчера Вере; приедет (если приедет) послезавтра Света – скажу ей. Могут – в лучшем случае – упомянуть это на «Гранях» в отчете о поездке. А тут это ровно никак не отзовется. Голодовку, что ли, объявить за эти проклятые письма?.. М.б., и подействовало бы, но – и то не факт, плевали же они на ту мою голодовку… Да и противно до омерзения вступать с ними в какой бы то ни было контакт, даже по поводу голодовки. Это – пожалуй, главное препятствие к ней.
Мразь дневальный по-прежнему глухо молчит. Надежды на его помощь уже нет ни малейшей (в лучшем случае – трепло поганое, в худшем – провокатор), а ведь это чмо обещало узнать и сообщить, в какую именно тюрьму меня повезут. Не узнает, конечно, ничего.
Мадам Петухова, местный «психолог», тоже не появляется, если только не была вчера, пока я общался с Верой. Сказал бы я ей про письма – а что толку (уже неделю назад говорил)? Спросил бы, заработал ли магазин, был ли завоз, – но она 99%, что не знает. А больше обращаться вообще не к кому… Проклятая страна, как же я ее ненавижу!.. Почти прошел уже август, этап всё ближе. Этап в АД…
Забыл вчера еще приятное сообщение от Веры. Сказала, что Коцюбинский написал обо мне положительную статью в «Новой газете в Санкт-Петербурге». «Новая в [каком-либо городе]» – это вроде как отдельные фирмы от московской «НоГи», как я понимаю, – недаром до недавнего времени (а м.б, и до сих пор, не знаю) в Нижнем ее издавал Прилепин (!). Только этой отдельностью, видимо, и можно объяснить выход статьи обо мне (если она и впрямь вышла), т.к. в московской «НоГе» мое имя – абсолютное табу. Очень бы хотелось, конечно, подержать в руках саму питерскую газету, бумажную, прочесть именно в ней… Возможно, что распечатка из интернета этой статьи есть в очередной майсуряновской подборке… валяющейся в цензуре вот уже 22 дня!..
Пока писал – ехавший обратно баландер, забирая тарелку, САМ (!) спросил меня, не нужен ли мне добавок картошки. Сухой, которую тут все ненавидят, – «я же знаю, – говорит, – что ты ее любишь». Если б не много гнили в ней, даже сухой, она была бы куда лучше, но – в принципе, она вполне съедобна; уж точно лучше сечки!! Рыба, увы, сегодня на ужин была в виде куска жареной селедки (?) с костями, так что картошка и дополнительный ломоть серого хлеба – единственное, чем он мог меня угостить. Значит. На ужин эта картошка и два бутерброда с утренним маргарином (дают его подряд уже третье утро!). Оставшиеся четыре банки шпрот из ларька так пока и остаются неприкосновенным стратегическим запасом. :)))

23.8.17., 14-27
Очередные безумные новости… Шмон начался где-то полдесятого – и, по звуку судя, был повальным. Начали с того конца; уже 11-й час, а они всё не уходят, галдят в коридоре. И тут вертухай в «глазок»: собирайтесь к адвокату! Открывается минут через пять дверь – шмонобанда стоит уже около 5-й, а мне показывают опять в направлении выхода на улицу: опять на короткую свиданку!
Сперва я поверить не мог, что и адвоката со статусом, не с доверенностью только, они посадят в «аквариум» на свиданке. Но – они смогли!.. Хорошо еще, что, не ожидая такого финта, я заранее взял с собой папку с бумагами. На свиданке тамошний начальничек посадил меня к ней в «аквариум» для родственников, там мы и сидели одни. Она ушла на час раньше, ее уже ждала к двум часам машина. Но поговорить более-менее успели.
В понедельник, позавчера, была она у Мохнаткина в Архангельской области. Говорит, что по 319-й и 321-й добавили ему полгода. Теперь до конца – два, почти как мне. Рассказывает ужасы про мать – была у нее только вчера, вернувшись поездом от Мохнаткина, а ночью уже вылетела ко мне. Сказала, что вынуждена у матери моей просить денег вперед за следующую уже поездку ко мне – так что, даст бог, не через полгода, а пораньше приедет еще; м.б., даже застанет меня еще здесь.
Порассказала кое-что про эту мразь – местного дневального. Оказывается, он тянет с матери деньги даже за то, чтобы предупреждать меня о том, кто и когда ко мне едет – но не предупреждает, разумеется! Ублюдок… Про Веру знал – и не сказал ни слова; про Свету точно так же – мать сообщала ему, видимо, просила передать (сама Света, похоже, с ним не говорила). Про «барыгу» Света от матери не слышала, но не исключаю, что он вытянул уже денег и под этим предлогом. Мне же – ни слова, ни записки, ничего вот уже больше недели, с 15-го, что ли, числа…
Еще – оказалось, что завтра приедет Рома! То густо, то пусто, черт бы побрал! М.б., это и неплохо, счастье еще, что не в один день, поговорить всегда есть о чем, но – Света хоть вперед плату получила, может еще приехать, а – когда потом еще дождешься Рому??! О Глебе вообще речь не заходит, я не видел его с 9-го июня. И, м.б., до этапа уже и не увижу, а это значит – м.б., и до освобождения, ибо в «крытку» его пустят едва ли.
Света сказала, что завтра, оказывается, освобождается Бубеев. Давно ли гремел шум по поводу его ареста, потом «суда»? Все освобождаются, только я один сижу бесконечно. А какого-то человека из Тверской области [Владимира Егорова из г. Торопец. – прим. 2020 г.], имевшего подписку по 280-й за картинку о Путине в интернете и сбежавшего в Украину – СБУ, по рассказу Светы, выдворило оттуда через неделю (!) – в Беларусь, где тамошнее КГБ, разумеется, тотчас выдало его Москве, сейчас он в тюрьме.
Посидели, поговорил. Света засыпает, как всегда, – после бессонной ночи в самолете. Впрочем, тут спят на ходу, посреди разговора, и другие, – и Феликс, и Рома, а не только одна Света. Посидели, поговорили, жаль, ушла она раньше времени. Попросил я ее поговорить обо мне с знающими ее хорошо журналистами «НоГи» – Челищевой, Букваревой, , которые ведут там рубрику «судовой журнал» – о политрепрессиях. Попросил, но знаю, что и журналисты эти ничего не пробьют: табу на меня установлено в «НоГе» сверху…
А писем, между тем, так и нет, вот уже 23-й день! Я в шоке, в ярости, но – что можно сделать? Сказал об этом Свете, завтра скажу и Роме. Интересно, сколько продлится у мразей этот печальный рекорд?..

15-52
Забыл еще упомянуть: Света сказала, что Карпюк, получивший 20 (или больше?) лет якобы за участие в первой русско-чеченской войне УНСО-вец, герой, в 2014 зам Яроша в «Правом секторе» – сидит во Владимирской тюрьме. А Клых – по данным его матери в «НоГе» – в Верхнеуральской. У обоих, значит, по приговору «суда» часть срока в тюрьме. Упоминала она также, что была недавно вместе с (козлом) Верховским в гостях на «Эхе Москвы», причем упоминали в разговоре и меня. Что ж, хорошо, что хоть изредка меня упоминают.
Вообще, общение с ребятами, а еще в большей степени со Светой, как я ни рад их всех видеть, производит в некотором смысле тяжелое впечатление. Я-то сижу тут в полной изоляции, думаю в основном о своей нелепой судьбе; о творящемся в мире сужу в основном по «НоГе» да по письмам. А тут приезжают люди, целиком погруженные в современную правозащиту, посвятившие ей всю жизнь, – и вываливают на меня сразу целый ворох информации о других политзэках, новых в том числе, о новых безумных законах путинской мрази, о разгуле репрессий, преследований, – огромный ворох новостей, и все в основном мрачные. Но дело даже не в том, что они мрачные. Просто – политзэков столько, что среди них я теряюсь, становлюсь уж совсем незначительной, мелкой величиной, тем паче, что многих из них, сидящих впервые и с куда меньшими сроками, защищают и вытаскивают из тюрем и лагерей куда активнее, чем меня. :(( То бишь, размышляя о себе и в 10000-й раз вспоминая и анализируя свою жизнь, я вижу, что всё у меня очень плохо и надежд на лучшее нет. А приезжает Света – и оказывается, что и у других не лучше, что вообще в этой стране всех окончательно закатали в асфальт, всякая протестная активность и борьба – умерли, все панически боятся, и даже как из этой жопы по имени Россия выбраться, когда, даст бог, освобожусь, – непонятно. Полная, короче, тотальная безнадега, хоть сейчас в петлю. Просто финиш, п-ц… При этом, как правило, ни Света, ни Глеб с Ромой ничего утешительного не говорят. А что тут скажешь?..
Пишу, а в батарее бурлит бешеный поток, заглушая радио: готовят к скорому включению, видимо. В баню так и не ведут – м.б., мрази Стекольщик и курточник опять забыли обо мне? А ткнуть пальцем – «Куртку…» – ублюдок курточник в отбой не забудет, нет! Эх, как же я всю эту мразь ненавижу, как мечтаю убивать ее лично – кто бы знал!..

17-54
В баню таки повели, – с шуточками-прибауточками глумливые эти мрази вдвоем, Стекольщик с курточником Паниным. Ублюдки… Повели в дальнюю, – у ближней уже стоят пакеты с вещами; значит, привели уже на «крестины», посадили, ждут… Помылся быстро, – успел даже к ужину. Добавка мне – полтарелки той же серой молотой рыбы, уже аж ЖИДКОЙ!,. Что ж, шпроты ждут…
Захожу после бани в каптерку положить банный пакет в баул, – вышедшая оттуда мне навстречу злобная мразь завхоз, бывший раньше, до июня, тут баландером, этаким начальственным тоном говорит мне, – мол, надо прибраться (??) в баулах и сделать опись. А то, мол, комиссия приедет – и их вообще выбросит. (А потом кому-то еще тут он говорил, вроде бы, что комиссия УЖЕ приехала. Вечная история…) Я ответил: мол, пусть попробуют (выбросить). А эту тварь, как всякое это злобное быдло (по тому сроку еще помню), лишь пуще злит, если ему вообще осмеливаешься возражать, а не кидаешься исполнять его приказ. Что я мог этому животному сказать? Дай мне, говорю, баулы в камеру – я напишу опись. Хорошая идея, если что – я буду на ней стоять. Мразь пока ничего не ответила.
По радио говорят, что Серебренникова посадили под домашний арест за якобы «мошенничество». Ну да, «мошенничество» того же сорта, что у меня «призывы». Но Серебренников – это ведь не я, это режиссер с уже мировым именем. Е…нутые мрази, дай бог, чтобы мировое театральное сообщество и вообще люди искусства показали теперь этой путинской мрази, что она мразь, дали жару, как было и с Pussy Riot в 2012…
Подумалось тут: я же послезавтра собираюсь еды на целых 5000 р. в ларьке покупать; приносить-то ее должна мне как раз вот эта вот самая злобная тупая мразь. Допустим, что завоз был, жратва в магазине есть, – а тут как раз ждут комиссию! Так эта мразь может, если ей прикажут, опять мне в камеру дать этой жратвы чуть-чуть, а остальное уволочь куда-то, как уже было в июне. Не дай бог, конечно. Тогда это был прямой приказ мрази Безукладникова – тоже ждали кучу комиссий; сейчас мразь Безукладников то ли еще на больничном, то ли уже вышел (утром, в начале шмона, чей-то очень похожий голос звучал в коридоре), не знаю. Но предчувствия, как всегда, у меня самые мрачные. Наголодался тут – и еще предстоит… :((
Предчувствия, предчувствия… Приучила жизнь заранее просчитывать самые худшие варианты – и по-другому я уже не могу, хотя переживать все эти ужасы заранее, в неизвестности и тревоге, – страшно мучительно. Это и есть ПОДЛИННОЕ наказание мне от судьбы за все ошибки, а вовсе не их сраные приговоры и срока в лагерях… С крыткой увы, не обошлось, но что помельче – пока вроде обходится не самым страшным. Ждать апелляции хоть на СИЗО не увезли, уже хорошо. С Верой позавчера получилось очень глупо – опять через стекло, а я надеялся, что посадят в кабинете!.. Но самое-то страшное – что и сегодня со Светой заставят общаться через телефонные трубки – слава богу, обошлось. Когда я пришел, она, кстати, уже писала жалобу на этот случай, уже даже наполовину написала ее. :) Не понадобилось, уф-ф!.. Дай бог, чтобы Рому завтра хоть там, на свиданке, посадили со мной вместе. Кстати, пока говорили со Светой, забавная мысль пришла мне в голову: сажая в кабинет, они неизменно запирали меня в эту проклятую клетку – якобы ради безопасности приехавших ко мне, тем паче если приезжает женщина! А сегодня-то – посадили вместе в один «аквариум», и никакой безопасности!.. :)) Забыли, суки, одно свое вранье ради другого, нового…
Как же я их всех ненавижу!.. Может ли кто-нибудь хотя бы представить себе настолько лютую, смертельную ненависть, какую я испытываю к ним ко всем, в погонах и без погон, ко всем этим ублюдкам – от вонючего вертухая Стекольщика и до Путина?!. Убивать, убивать, убивать!!! Мочить всю эту мразь любыми способами, любыми, какие подвернутся! Уже хотя бы за одно то, что я вот уже 23 дня сижу без писем, и всем абсолютно наплевать на это, включая и цензуру саму, видящую, как лежит и постепенно растет эта кипа писем, – даже за одно это уже весь их ФСИН стоило бы перестрелять, весь до единого ублюдка, сколько бы тысяч ублюдков в нем ни служило!..
Истекает август. Даст бог, сентябрь еще впереди целиком; дай бог, апелляция эта не раньше середины октября. И невозможно описать, как жутко и тоскливо будет мне опять завтра утром, до подъема еще, после четырех, когда, лежа под одеялом, я буду ждать подъема – и, как каждое утро, с тоскливым ужасом представлять, какой АД ждет меня впереди…

24.8.17., 6-33
Вот оно наконец, проклятое это 24-е августа, день рожденья. Лучше б я не родился тогда вовсе, чем мучиться всю жизнь. Из моих 43 лет – уже десятый д/р я встречаю в неволе… :((
Спал с вечера – и сразу до начала третьего ночи, а потом, перед подъемом, после полпятого уже – вдруг пошли нелепые какие-то сны, – значит, задремал опять. Еще с того срока все сны у меня – про тюрьму, где сижу я не один, а с уголовниками, а то вдруг и мать тут с чего-то оказывается; и во всех снах эта тюрьма у меня выглядит совершенно экзотически, на реальные тюрьмы и лагеря, мной виденные, абсолютно не похоже.
Вчера вечером, перед (?) «крестинами», принесли еще одну свежую газету. Потом – явился вдруг мразь Баяндин, приволок мне какое-то извещение из Чусовского «суда» – по-моему, о том, что сроки обжалования их последнего решения от 31 июля передвинуты, – я не вникал, подписался и отдал назад. Конечно, увидев эту поганую харю, опять сказал ей про письма – и опять эта мразь Баяндин мне отвечает: я вам не обязан! Добавив еще, впрочем: мол, « так получается». Суки, ублюдки, у них «получается» грубое нарушение моего права получать письма, предусмотренного их же УИК-ом!..
Жизнь кончена, зашла в тупик – и деваться некуда. Это самое ужасное, от этого тоскливее всего, особенно в такой день. Я многого хотел, у меня была в жизни куча планов – но одних лишь моих сил не хватило, а никто не поддержал. Итог: у меня никого и ничего нет, нет никаких перспектив, и зачем мне жить дальше – вообще непонятно…

19-10
Веселый выдался д/р, ничего не скажешь!.. Рома так и не приехал, – не знаю уж, почему. Света твердо обещала, что сегодня он будет.
Ждут комиссию, суки, как же, – опять повальный шмон утром. Меня они оставили на самый конец, – прошмонали весь коридор, потом вернулись ко мне. Зашли аж втроем – и началось! Чистые вещи для бани, остатки еды, посуду всю, салфетки, бумагу писчую и туалетную (один рулон оставили) , тетради, старые газеты (а на окне их огромная кипа – не заметили, дурачьё!), мочалку, зеркальце, мыло, вторую робу (хорошо, что надел новую, на вешалке оставил старую), – в общем, абсолютно всё, что видели, они забирали! Отдавали в коридоре мне – мол, идти класть в каптерку «на вещи». И врут, суки, прямо в глаза: мол, позовете инспектора, он вам выдаст. Я одному, что держал регистратор, так на это и сказал: вы врете! А про еду говорят: мол, она выдается только на время приема пищи. Ага, сейчас баландер бросит тележку и попрется в каптерку – искать там без меня мою еду, чтобы мне ее «выдать»! Бред, дикий, безумный бред, короче – и непрошибаемая наглость, ибо их толпа, а я один. И впрямь – «апофеоз тоски и униженья», «тупых служак тупое торжество», 100%. Первое, что вынесли – это книги, слишком, мол, их много. Унесли, суки, в свою «дежурку», оставили две снизу пачки – самых никчемных, завалящих. Я в ярости потом выкинул в коридор и их – м.б., и зря, . Завтра, в пятницу, почитать будет нечего, в субботу только библиотекарь придет (если его пустят).
Короче, погром, полный погром! Оставили пустую тумбочку, голую камеру. Даже уж явно положенное (зубные щетки те же) – если есть больше одного экземпляра, они всё «лишнее» забирают, оставляют один экземпляр. У меня в коридоре уже в руках куча пакетов, в них уже ничего не лезет, куча вещей еще на полу. Я стою, ругаюсь с этими мразями – и думаю: сейчас понесу всё в каптерку, там быстро отберу еду и пр., без чего сидеть не могу – и заявлю им: пока это не отдадите, в камеру не пойду, из каптерки вообще не выйду! Упрусь – и буду стоять насмерть, а там будь что будет! Но чтобы моя еда валялась в каптерке, а я тут голодал, не было чем поужинать – я согласиться не могу!!!
И в разгар этого хая – вдруг идет мразь Баяндин с пачкой писем в руках!!! : ))) И спрашивает, что, мол, такое. И я ему в запале, в бешенстве, не помня себя, ору прямо в лицо, что я сейчас тут устрою им страшный скандал, мне терять уже нечего!
Не знаю уж, что он им сказал, не слышал, пропустил я, видимо, – но в итоге вместо того, чтобы сортировать вещи наскоро в каптерке, я с молчаливого (?) согласия мрази Баяндина с этой же целью занес все вещи обратно в камеру, сложил на стол. Один из ублюдков остался у открытой двери – ждать и следить за мной. Я, делая вид, что разбираю своё барахло, стал быстро ныкать по углам и прочим местам всё, что можно было – второй раз ведь они шмонать не полезут. Этот, у двери, сперва прикрыл ее – я сразу стал прятать быстрее, в бак, под тумбочку, в тумбочку и т.д. Еще несколько минут прошло – слышу, он запирает дверь. Надоело, видимо, стоять, или сказали уходить. Они еще довольно долго галдели в коридоре, а я – распихивал что можно было поскорее. Сперва прятал, а потом, поняв, что они уже не придут, просто разложил всё кое-как по старым местам. Ничего, слава богу, не пропало, выноса в каптерку удалось избежать. Но нервов мне это стоило – даже представить нельзя, сколько. Весь мокрый, упаренный, взвинченный, – и до сих пор еще, наверное, не пришел окончательно в себя…
Обед был очень поздно, я успел всё кое-как разложить – и сел читать письма. Их, как я и думал, было мало. Четыре – от Землинского, два плюс открытка к д/р – от матери (опять поливает дерьмом Веру и пр.), от Кондрахиной, от Ланы Фрик – открытка, в которой про Йонатана – ни слова. От Ирины Владимировой, – пишет, что мое письмо Кашапову она давно переслала, но от него ответа нет; сама писала мне в июне и июле, но я не получил. И из Питера от некой правозащитницы Эфрос, 57 лет, координатора проекта «Сказки и истории для политзаключенных», читавшей мои стихи, что мне особенно приятно. Прислала мне подробный очерк истории дела Ронкина, Хахаева и др. в 1965 г. Они были, оказывается, коммунисты, вместо диктатуры бюрократии – за «диктатуру пролетариата», этого я не знал.
И вот сидел весь день, отвечал на эти письма, успел ответить всем, слава богу. Землинский еще нашел мне адрес Светозарского в Троице-Сергиевой лавре, сам ему писать не стал, предлагает мне – но о чем? Я едва ли буду ему писать, тем паче – адрес скоро поменяется.
Сегодня обошлось, но каков-то будет завтрашний шмон? Дикой и смешной после сегодняшнего кажется идея купить завтра в ларьке еды на 5000 р. и всю получить в камеру. Но – попробую, деваться мне некуда. Хуже уже не будет. Шпроты и майонез – вот всё, что у меня осталось, да еще приправы.
816 дней осталось. Дикая, чудовищная нервная встряска эта не пройдет мне даром… В Буреполоме бывали вот такие вот погромные шмоны, с выносом на улицу абсолютно всех своих вещей и баулов. А здесь с ТАКИМ масштабом погрома я сталкиваюсь первый раз: особенно если вспомнить, сколько раз с 2016 у меня ничего не забирали и ни разу не заходили шмонать, даже навесив мне ШИЗО… Я и впрямь до сих пор еще, за весь день, не пришел в себя, никак не могу успокоиться. Суки, мрази, ублюдки, будьте вы все прокляты!..
Первая мышь за долгое время сейчас обнаружилась в «дальняке». Давно их не было, с холодов на улице. Странная какая-то: неторопливо так движется, изучает «дальняк», как будто не боится ничего. Ну, ее дело, бояться или нет. Я прихлопнул ее там тапком, да и вся недолга…

20-10
Какой же все-таки козел этот Миша Агафонов!.. Всё тянул с украинским сборником до WSD, до 24-го августа, хотя я еще зимой настаивал срочно выпускать! Он всё хотел, чтобы за счет WSD сколько-то сразу разошлось, а то, мол, будет лежать. Презентацию непременно совместить с WSD хотел. И вот – по радио передают: в Киеве на ул. Грушевского сегодня был взрыв, трое пострадавших. (Работа Москвы, естественно.) То бишь – пролетел Миша с презентацией: всё внимание прессы тотчас же – на взрыв, презентации тотчас же становятся никому не нужны!.. Во сколько был взрыв – не сказали, но едва ли они успели провести презентацию раньше. :((

25.8.17., 6-31
Опять проснулся без четверти два – и не мог заснуть уже до подъема. До сих пор не могу успокоиться – всё стоят перед глазами картины вчерашнего погрома (как проснулся – тотчас вспомнил, потому-то и не спал больше): как они накинулись, суки, на мои вещи, как из камеры одни ублюдки пошли-пошли-пошли неостановимо передавать другим ублюдкам в коридор всё моё барахло: салфетки (меня это особенно почему-то поразило: за весь срок никто еще ни разу салфетки забрать у меня не пытался; а эти упыри на вопрос, чем же вытирать руки, отвечают: у вас туалетная бумага есть!), сменку для бани, мочалку, зеркальце, жратву, всё-всё-всё... Суки! Суки, мрази е…чие, бляди! Ненавижу!!! Убил бы своими руками всю эту мразь, перерезал бы им горла, перестрелял бы в упор!.. И – ведь сейчас, через три часа, всё может опять повториться, и, скорее всего, так и будет!.. Повезло, что это не позавчера, когда я был у Светы, случилось, – а я-то, наивный, еще ТОЛЬКО за часы там сидел переживал!.. Пришел бы – а тут ничего, тумбочка пустая, съестного ни крошки, выцарапывай потом это с «вещей» как хочешь!.. Кроме унесенных книг, таки пропали еще и пакеты для мусора, – там их всего-то два или три в сверточке оставалось, еще с 2015 года, из Москвы их привез. Слава богу, в бауле у меня этих пакетов много лежит, но – ведь оттуда еще надо их взять, принести, найти в бауле сперва… Больше всего меня поразило, что даже не попытались забрать висящий открыто на стене ФЕОР-овский календарь – а я-то его столько раз прятал, когда ждал к себе шмон, во время ШИЗО и пр.! :) Тряпку (кусок одеяла), лежащую на железной, без деревянного покрытия, табуретке, на которой я обедаю, – взяли, посмотрели, размотали, проверили – и оставили! Но больше всего, конечно, меня потрясло полное, тотальное забирание всякой еды, даже приправ – и это притом, что я не в ШИЗО, а в ПКТ, где продукты питания разрешено и приобретать, и хранить! – с наглым обещанием, что, мол, мне их будут выдавать (кто?!) «во время приема пищи»!..
Конечно, нервов чудовищно много выматывают и забирают такие события; вот уже почти сутки прошли – а я до сих пор еще не успокоился до конца (тем паче – жду сейчас повторения). Писал письма весь день, семь штук их вчера написал – а думал всё равно об этом, перед глазами всё равно стояли эти мерзкие картины – как отдают мрази в коридоре яркую пачку моих салфеток… Не удивительно, что уже вечером вчера вдруг почувствовал головокружение, которого давным-давно у меня не было, а второй раз – уже сегодня утром. Как мать любила (да и сейчас иной раз) повторять: все болезни – от нервов… Теперь еще одна нервотрепка сегодня: ждать магазин весь день, то бишь – часов до четырех, когда уже окончательно ясно будет – есть он или нет. Или – три банки шпрот и довольно много майонеза на неделю (если их очередной шмон сейчас не унесет!). Ублюдка дневального, эту лживую мразь, я теперь даже насчет магазина ждать и спрашивать не хочу, – его словам веры больше нет ни на грош. Разумеется, вчера в отбой дать мне телефон, ясно в записке обещавшее, что даст мне его 24-го, это чмо и не подумало! Постоянный риск полного голода и выноса самых необходимых вещей – вот каким будет остаток моего пребывания здесь, в этой проклятой пермской зоне. Прошел, считай, август, этап в АД уже близко… Мне осталось 815 дней, 116 недель.

26.8.17., 11-25
Шмона не было вчера вообще, а сегодня – только ШИЗО, коротко, как всегда. Комиссия, как оказалось, да причем московская (!! – для уголовничков и начальничков) была тут, в самом здании ШИЗО/ПКТ, и позавчера, в день тотального шмона-погрома, и еще днем раньше – а вчера наконец уехала, блатные объявили (это я слышал сам) «с серостью расход» – и волна безумия схлынула до следующей комиссии.
Зато вчера после обеда, когда я уже и не ждал, появился-таки наконец Рома. Очень удачно пришел: начали мы в час дня, так что как раз укладывались до 17 часов – вчера была пятница, короткий день. Сказал, что хотел и впрямь приехать 24-го, но помешали срочные семейные дела, форс-мажор какой-то. Да и вчера-то – привез его их екатеринбургский правозащитник Соколов на машине, а вчера как раз был день рождения у матери Ромы – он оставил даже ее в такой день, дабы выполнить обещание насчет меня, за что я очень ему благодарен.
Он совершенно убил меня главной из привезенных им новостей: оказывается, ему уже звонили из пермского краевого «суда» и сказали, что апелляция назначена на 14-е СЕНТЯБРЯ!!! Вот тебе и «три месяца», которые он мне по умолчанию обещал на апелляцию, а я втайне надеялся, что, м.б., выйдет еще дольше… Всё, отсчет пошел, дело к концы, к этапу в АД движется стремительно и неудержимо, хотя мне еще даже не принесли официальное уведомление.
В этот день, 14-го, в Екб какое-то движение или ассоциация беженцев проводят какую-то конференцию по поводу 100-летия объявления в России республики, введения гражданства вместо подданства и т.п. Не знаю уж, почему, но выступить на этой конференции для Ромы настолько важно, что он не хочет ехать на мой «суд», что мне, разумеется, только на руку. Никакой другой процесс у него на этот день тоже не назначен, уважительной причины не прийти нет – и он придумал финт. Он не приедет, а я в начале заседания заявлю, что соглашение с Ромой расторгнуто, у меня будет другой адвокат (Света) – и буду просить отложить заседание, дабы она успела ознакомиться с делом. Дать-то скорее всего отсрочку дадут, хотя – от силы недели на две, не больше, а то и на десять дней. Дело, однако, в том, что мне смертельно противно вообще о чем бы то ни было разговаривать с ними, делая вид, что я признаю всю эту мразь за настоящий, всамделишный суд. К тому же – вроде бы в какой-то их бумажонке, не так давно мне принесенной на подпись, я написал в соответствующей графе, что «хочу» участвовать лично в заседании, но точно я этого никак не могу вспомнить – было ли это и о чем оно было. А отдельного ходатайства, как в Чусовской «суд», о личном участии я тут не писал. То бишь – сказать про нового адвоката и попросить отсрочки я смогу только в случае, если меня выведут на эту проклятую ВКС, что не факт. Однако если выведут – попрошу, другого выхода у меня нет…
Уже в час дня, идя к Роме, сказал дежурному вертухаю про магазин. Потом по моей просьбе еще и Рома сам выходил раза три, спрашивал и напоминал им. И очень хорошо, что я его попросил об этом: часа в три выяснилось, что они еще не знают, где мое заявление! Потом всё же раскочегарились, подписали заявление, послали дневального в магазин за списком и счетом. Потом он их принес, я лихорадочно стал пытаться подсчитать, что я беру на свои 5000 р., то и дело отвлекаясь на беседу с этим козлом.
А козел еще тот! О-о, какая тварь!.. Разумеется, как я и предсказывал, он во всем съезжал на эту московскую комиссию. Мол, из-за нее все телефоны отдали «мусорам», те их вынесли за зону – но сейчас уже вернули обратно! По его словам, оказалось, что он ходит с телефоном в кармане и по ШИЗО, что я сам вчера и увидел, и по зоне, когда туда идет, и сам с него звонит «мусорам» (зачем??). Когда я спросил, почему он полностью пропал еще с 15-го числа – он тут же сообщил, что якобы эту комиссию как раз с 15-го и ждали; про барыг сказал, что они – я не понял толком – не то не работают, не то в ШИЗО, в общем, ни одного барыги, кто ему мог бы что-то продать, не оказалось; да плюс – по его словам, и мать моя не захотела дать на это денег под тем предлогом, что у меня и так есть деньги на счету, – вот это похоже на правду. На вопрос, почему не предупредил о приезде Веры – начал в глаза мне врать, что она ему на звонила (хотя она-то спрашивала, сказал ли он мне о ее приезде)! Сука какая, слов нет… Ну и – апофеоз! – обещал вчера вечером, когда уже на комиссию не съедешь, положить наконец мне вечером телефон в матрас – и конечно же не положил!..
Под эти разговоры я кое-как считал свой магазин, где выбор был не ахти, ни шоколада, ни конфет, зато было аж копченое сало (!) – получилось у меня на четыре с чем-то тысячи, а на остальное просил их взять огурцы и помидоры. Отдал; через короткое время он прибегает с моим листком опять – и заявляет, что по нему насчитали в магазине аж на шесть с лишним тысяч! И что надо побыстрее, т.к. уже пятый час, магазин скоро закроется. Только уже потом я сообразил, что это была разводка, т.к. я при нем сказал, и до этого, бывало, говорил, что с трудом считаю в уме. Кое-что (сало :) ) из своего списка я вычеркнул, кое-чего сказал им взять поменьше. В результате после ухода Ромы принесли полную коробку: вроде много всего, но – не всё то, что я просил, оказалось даже лишнее (халва, которую я не ем); «марсов» – пять вместо 20-ти; оказалось аж три куска вычеркнутого сала, оказались и помидоры, и огурцы, о которых я уж и не мечтал; две бутылки вычеркнутого лимонада (завхоз сказал, что это последние); колбаса оказалась, но не столько, сколько я просил (одного вида, маленькие колбаски, на два бутерброда одна упаковка, – аж десять штук!); пряники – да, а овсяное печенье, бывшее тоже в моем списке и НЕ вычеркнутое – нет. В общем, я посчитал – на две недели ужинов мне хватит, из огурцов и помидоров на четыре ужина хватит еще и салат делать (сегодня после казенного ужина займусь); плохо, что на завтраки – всего лишь два кекса (которых в списке у этого козла вообще не было!) – а сегодня как раз, впервые за долгое время, дали на завтрак пшенку! Майонез и шпроты (владимирские) я постараюсь сберечь до этапа, т.к. на передачу, положенную 23 октября, рассчитывать не приходится – до тех пор уж точно увезут… Посчитать толком ничего нельзя, список с ценами забрали, в списке одни товары, в коробке – другие, – и я всё думаю: интересно, сколько из моих 5000 р. эти козлы – дневальный и завхоз – украли и потратили на свои сигареты…
Привез мне Рома и распечатку статьи обо мне, вышедшей (в сокращенном виде) 14 августа в «НоГе в СПб», распечатка из ЖЖ Коцюбинского. Автор – не сам Коцюбинский, как я думал, он там обо мне дает комментарий автору – некой Серафиме Таран. И, конечно, идиотские мои фото с продления ареста весной 2013, где я выгляжу отвратительно, – эти именно фотки все мои «защитники» очень любят потому, что на них я в клетке сижу, отчетливо видны прутья и решетки. Им всем кажется, что так впечатление сильнее – не просто политзэк на фото, а именно в клетке; при этом мнение самого политзэка, какие бы свои фото он хотел видеть в СМИ, никого не интересует. Что ж, для изданьица, которое обо мне вообще никогда ни слова не писало, хотя писало о Тесаке, Горячеве и пр. – статья вполне приличная; в начале там упоминается перевод на крытую, но в основном разбирается вопрос, политзэк я все-таки или нет, т.е. идет открытая полемика с точкой зрения «Мемориала». Комментарии нескольких питерских «легальных правозащитников», Коцибинского – и московского Давидиса от «Мемориала»! Рома весьма резонно предположил, что появление этой статьи в этом издании – ответ на мой комментарий о перережиме, что Рома у меня взял (на видео) 18 июля, – я там как раз говорил, что обо мне упорно не пишет «НоГа» (правда, я имел в виду не региональные ее редакции, а центральную), пишущая о Тесаке и пр., и упоминал Давидиса лично с его позорной формулой: мол, если Стомахина внести в список пзк, то, м.б., повысится общественное сочувствие и поддержка Стомахина, но понизится – пзк в целом. Что ж, очень хорошо, если так, если Рома прав и это – ответ на ту речь. По словам Ромы, ее и расшифровали, повесив в мой блог на «Гранях» под заголовком «Придут и за вами, господа!» (последняя фраза речи), и в виде ролика «Грани» повесили у себя, и вообще она достаточно широко разошлась. Очень хорошо, если на питерскую «НоГу» подействовал мой упрек: всегда бы получать такую вот реакцию вместо глухого, непрошибаемого молчания!..
Значит, скоро, скоро в путь-дорожку!.. :(( В АД. Наталья так и не пишет ничего определенного о моем выезде после срока из этой проклятой страны, – отделывается пустыми фразами, что, мол, всё произойдет раньше, чем я думаю, будет амнистия , и т.д. Ага, как же, держи карман шире!.. А в Италии, наконец-то она ответила определенно, ей не удалось обо мне ничего пробить, оказывается, потому, что редакции СМИ этого ее друга под 90 лет, медиамагната, по своим каналам «раз и навсегда» решили, что я «повязан с терроризмом». :)))) Излишне говорить, что источником этой информации в такой форме могло быть только российское посольство. А про то, издан или нет наконец нормальный украинский сборник, который дурак Миша непременно хотел дотянуть с февраля (!) до 24 августа, до WSD-2017, – не пишет Наталья ни слова, из чего легко догадаться, что он так и не издан…
Еще прикольную новость прислал Корб. Винс, организатор премии имени Сахарова, сам предложивший меня на нее номинировать, теперь предлагает сделать меня «почетным членом жюри» этой премии, – мол, для всего их жюри это будет честь! Ясно, что это лишь вежливый съезд с темы премии, им же предложенной (мне и в голову не пришло бы никого о ней просить); дается понять, что на премию рассчитывать нечего. Корб от нового предложения в восторге и заранее уверен, что я соглашусь; я, однако, просил Рому передать ему для Винса, что я решительно предпочел бы премию! Если есть хоть какая-то вероятность – гораздо лучше получить хоть какую-то, хоть третье место, но премию, и этот факт останется в твоей биографии навсегда, чем быть ни на что не влияющим «почетным членом жюри», о чем завтра же все и навсегда забудут. В общем-то, и тут ясно проявляется судьба: я – неудачник (хотя это слово очень возмущает Горильскую :)) ), так что всё, что хотя бы издали манит, предоставляется как шанс, что от доброго сердца обещают твои друзья – всё равно не сбывается совсем или сбывается в совершенно исковерканном, профанированном, никчемном виде. Грузинское гражданство в 2013, украинский сборник в 2016, итальянские публикации в 2016-17, премия Сахарова в 2017… Не будет уже ничего хорошего в жизни, ничего такого, ради чего стоит жить – это я понял уже давно…
Писал всё это целых полтора часа, глаза слипались, почти не соображал и не видел, ЧТО пишу. Так у меня бывало дома, ночами, в два, в три часа, за компом, еще лет 15 назад, до первого ареста, когда было еще много надежд… Забыл и про библиотекаря, а он вдруг пришел, принес хоть что-то, что можно почитать, наконец-то, после этого безумного шмона позавчера, забравшего у меня все книги… Читать, есть еду из ларька, делать салаты, пока есть из чего, да ждать этапа, – больше ничего мне не осталось…

27.8.17., 5-38
Этот ублюдок дневальный вчера даже не забрал из подушки мою записку, которую сам же просил в присутствии Ромы меня написать: с телефонами матери, Веры, Глеба и пр. Но – подушка оказалась растрепанной, а я-то всегда наволочку вминаю внутрь, в середину, стараюсь подушку взбить, чтобы лежать было повыше. А этот хмырь, когда лезет класть или доставать записку, никогда потом не возвращает наволочку в такое же примятое положение, так что я сразу вижу, лазил он или нет. То бишь – вчера залез, прочел и засунул обратно, так, что ли?? В общем, похоже, мразь конченная, хитрая, умеющая втираться в доверие и ловко съезжать на комиссии и всякие прочие объективные причины, когда спрашивают в глаза и припирают к стенке. Случай со звонком Веры, о котором он позавчера врал, что она ему, дескать, не звонила, вполне основательно убедил меня в этом, больше и не надо никаких доказательств…
Надо сказать, после дня рождения, после безумного этого шмона и стресса, с ним связанного, а главное – после новости от Ромы о 14-м сентября стало мне еще хуже. Еще тоскливее, тошнее и страшнее. Особенно, конечно, по утрам, перед подъемом, как было вот сейчас, час назад. Самый тоскливый и тяжкий час суток для меня. И то – первое время, в июле, когда только что оформили мне этот перережим, было все-таки не так тяжело, было как-то полегче. А сейчас стало совсем плохо и тошно… Не знаю, куда деваться… тошнит от одной мысли, что скоро придется опять полтора суток (!!) провести в столыпине, пока довезут до Перми, куда нормальной езды отсюда – два часа… Даст бог, хоть на 29-ю не закатают, – о, как я ненавижу ее, эту проклятую 29-ю, этот тамошний ТПП!.. Но и на централе в Перми наверняка посадят с уголовниками – это первое дерьмо, омерзительное и неотвратимое, которое меня ждет после отъезда отсюда… А про всё дальнейшее не хочется даже думать, – хочется умереть, чтобы ничего этого не увидеть и не услышать…
После казенного ужина вчера сделал себе салатик из огурцов и помидоров, как и планировал. Возился довольно долго, а получилась небольшая тарелочка всего лишь. Помидоры маленькие, но мясистые, хорошие, вкусные, их ложкой не очень-то и разрежешь. Еще на три раза осталось огурцов и помидоров. И не знаю даже: эта работа, к которой я, в отличие от матери, никакого отвращения не испытываю – сидеть и резать себе же салат, – она отвлекает от мрачных мыслей, или же, наоборот, заняв руки, предоставляет им в голове полную свободу сводить человека с ума…
Воскресенье. Опять ждать проклятую баню. Сейчас еще смена Колобка, в 11 заступят мрази Стекольщик и курточник. В тот раз они, суки, только перед ужином повели меня в баню, – ублюдок Колобок не мог сводить утром, оставил меня им в наследство. Видно, так же будет и сейчас. Уже едет говновозка с кашей…

6-25
Про отвратительную эту магию чисел забыл добавить хоть пару слов. 14-е сентября, окончательный вердикт – назначен на следующий день после 13 сентября, когда годом раньше, в 2016, мне в первый раз сказали, что меня отправляют на крытую тюрьму. А если перенесут хотя бы на пару недель – то, вполне возможно, отъезд на этап придется как раз на те числа, когда в том году в первый раз этот перережим рассматривал Чусовской «суд» – между 17-м, когда отложили из-за моей свиданки с Верой, и 27-м, когда отозвали ходатайство. Именно этот период, ожидание уже непосредственно этапа, будет максимально тяжелым – учитывая, что эти суки заранее про этап никогда не говорят, только в тот же день, помню по опыту декабря 2014 г. – каждый раз по понедельникам, средам и пятницам, когда в ночь идет поезд из Екб на Соликамск, придется нервничать до самого вечера…

12-17
Нажрался перловки… Черт его знает, зачем; сам не пойму… М.б., только потому, что, когда, придя из бани, хотел выкинуть – она успела загустеть, эта вечная слизь выглядела не такой отвратительной, не знаю… Да плюс еще и пахла мясом!.. :)))) Все равно дерьмо эта перловка, даже если в нее намешать и майонеза, и аджики, – свидетельствую…
В баню повели эти два недочеловека – курточник Панин и Стекольщик – именно в тот момент, когда говновозка с обедом уже стояла под моей дверью, баландер успел мне сунуть все эти помои – суп из перловки и перловка на второе. Мол, «пока баня свободна», а то потом опять отключат воду, и т.д. На самом деле – просто из вредности, конечно, из желания напакостить хоть по мелочи, ущемить хоть в чем-нибудь (вместо обеда – в баню, а потом – жри всё холодное). В тот раз вели с шуточками-прибауточками, сегодня – с какими-то вздорными, нелепыми претензиями. На самом деле, эта нечисть, биомасса, куски говорящего говна (и не только эти двое) абсолютно ничем не отличаются от пасомых ими здесь уголовников. Абсолютно тот же гопнический, быдляцкий стиль во всем – в словах, в поступках, в мышлении (если считать, конечно, что у них есть чем мыслить…). Действительно, переодень их в робы – и не отличишь от уголовной швали. Тупая пермская гопота, по стечению обстоятельств попавшая в лагерь не зэками а вертухаями. Но суть тех и других – одинаковая на 100%. Еще до бани начала почему-то вдруг сильно болеть поясница, причем не по центру, а где-то ближе к правому боку, и оттуда боль множеством тупых уколов, как веером, расходится по ногам, по бедрам, до колен и даже ниже. Это вот тупое колотье в ногах, осыпающее их, как дробью, множеством уколов одновременно, даже мучительнее, чем боль в самой спине.

28.8.17., 5-40
Спина так и продолжает болеть, хожу с трудом, хотя, слава богу, колотье в ногах прекратилось еще вчера. Всё представляю себя вот в таком состоянии, с болями в пояснице – на этапе, с двумя неподъемными баулами в руках, которые еще и надо с земли забрасывать в автозак… Вообще, не могу ни о чем думать, кроме ужасов предстоящего этапа (точнее, весь он, в целом, является для меня и с физической, и с психологической точки зрения одним сплошным ужасом). Неумолимо приближается этот жуткий день, о котором – о, проклятые мрази, выродки, недочеловеки!!! – никогда и ни за что не предупредят заранее, хотя бы дня за два, а только в тот же день, да еще под вечер, всего за два-три часа… Вот уже и дата апелляции – первая, по крайней мере – назначена; ну перенесут ее, назначат вторую, а что потом??! Потом наступит вообще настоящий ад: каждый понедельник, среду и пятницу, после которых в ночь здесь проходит поезд на Соликамск, – я буду с замиранием сердца ждать, что откроется дверь… а то и просто «кормушка», и «закажут» меня на этап. И надо будет еще ждать до самого отбоя – только тогда эти мрази позволят взять из каптерки баулы, чтобы собирать в них вещи; и всё надо будет складывать, распихивать, перебирать – скорей-скорей, от волнения путая и забывая половину… Проклятые ФСИН-овские ублюдки! Проклятая страна, населенная рабами ФСБ!.. И опять – полтора суток в столыпине, в основном не едущем, а стоящем, – до Перми; в смысле путешествий таким способом СИЗО в Кизеле гораздо предпочтительнее, до него всего несколько часов езды, до утра… Не могу, хотя и заставляю себя, думать о том, что каждый прошедший день приближает к освобождению; нет, меня он сейчас приближает лишь к аду этапа, к неподъемным баулам, которые надо как-то волочь из последних сил, и к камерам, набитым мерзкой бессмысленной биомассой – уголовниками с которыми посадят, не слушая никаких моих просьб и протестов…

29.8.17., 11-55
Вчера после обеда, часов около двух, принесли вдруг опять пачку писем. Так быстро я не ожидал – а оказалось, это вообще за июль и за начало августа! То бишь, когда мразь Баяндин 24-го приволок мне пачку писем – там были не все, еще почти столько же остались где-то валяться – и до вчерашнего дня! Три письма от матери, три – от Землинского, по одному – от Феликса, Гедройцса, Кирилла Подрабинека, Мкртчяна – словом, от всех, от кого я давно ждал. Какие суки, нет слов, – даже письма не могут принести по-человечески, все сразу за месяц!..
Пока шли вчера традиционные «крестины», успел ответить Феликсу, матери, Подрабинеку и Гедройцсу. Остальным – сегодня с утра. Новостей никаких для меня важных эти письма, увы, не содержат, устарели уже все их новости… Феликс пишет, что он, оказывается, живет в том самом доме, в котором подворотня, ведущая дворами на улицы Правды!..
После шмона сейчас принесли бумажку – апелляция назначена-таки на 14 сентября, только на 14-30, как мне сказал Рома, а на 10-20, что еще противнее (только-только закончится, дай бог, шмон). Как я ненавижу их всех, всю эту мразь, всё это проклятое государство, все его «суды», ФСИНы, ментов, гэбню, какой лютой смертельной ненавистью я всё это ненавижу – всё, что хоть как-то связано с этим проклятым государством!!! Опять всколыхнулось всё это в душе, залило, затопило мозг при виде этой поганой бумажонки с гнусными, лживыми словами «суд» и «судья»!.. Какой там к черту суд!.. Бить, стрелять, взрывать, из пушек в упор расстреливать надо все ваши «суды», ментовки, тюрьмы, лагеря, все ваши «силовые структуры», безо всякого исключения, бить, уничтожать, предавать огню и мечу!!! Трудно даже вообразить, какая лютая, страшная, бешеная ненависть бушует в моей душе, как только я слышу или нюхом чую хоть один мундир или камуфляж, хоть один орган этого проклятого, поганого, ублюдочного государства, сломавшего мне жизнь!.. 14-го сентября соберутся доламывать, – впрочем, не «соберутся», в бумажонке написано, что дело будет слушаться единолично. То бишь – одним-единственным упырем в черном балахоне, ломающим ту комедию, что будто бы он «судья»… Но – придется, господа, отложить еще дней на 10, на 14, – я обломаю вас, потребую переноса заседания. И пожелаю вас всем сдохнуть, бляди!..
Опять поганая перловка на второе в обед. Повадились, суки… Но, правда, в этот раз – без слизи, почти что сухая. Опять нажрался этой дряни с майонезом и аджикой, – вот на что я перевожу майонез… Сегодня, кстати, в шесть вечера, как и три предыдущих дня, буду делать себе салат из двух огурцов и четырех маленьких помидоров – последний. Какая это роскошь здесь, в этом аду – салат из овощей, с ума сойти! По-настоящему регулярно, на постоянной основе, этим наслаждаются только блатные.
Осень скоро, а недавно еще была весна… и потом опять будет. Не знаю даже, ЧТО именно я хочу написать, как облечь чувства в слова. Залитая солнцем даль… Луг, а за ним – лес, и сверху – безоблачно-синее небо. Я представляю себе эту картину почему-то, не знаю, почему и с чего. Даль луга, леса, неба… Даль моей жизни… Сколько мне еще отпущено? Я представляю себе эту опушку леса на солнце, листья уже начали желтеть, – осень… Увижу ли я это когда-нибудь наяву? Мне кажется, что – нет, что эти каменные мешки и столыпины – навсегда… Или потом буду вспоминать всё это как страшный сон, как кошмар, гуляя по солнечному осеннему сентябрьскому лесу? Сколько лет должно пройти, чтобы зарубцевались эти раны в душе, чтобы прийти в себя? Не знаю… Где-то светит солнце, поют птицы, желтеют опять листья… а я здесь, и впереди, увы, лишь еще худший АД, еще 811 дней отсидки в плену ни за что, лишь за высказанное вслух личное мнение… :(((

30.8.17., 5-36
По-прежнему продолжает болеть поясница, особенно сильно – когда встаешь с нар ночью и утром. Уже четвертый день, с воскресенья, по-моему, с прошлой бани. А сегодня уже новая баня, опять ждать, когда они поведут, соблаговолит ли повести эта смена (белобрысый упырь Лезгин), или оставит в наследство следующей (мрази Колобку)…
Невыносимое, дикое отчаяние и тоска каждое утро, пока не сплю уже, жду подъема, а просыпаюсь я обычно в два, максимум в три ночи где-то. Невыносимая тоска, хоть башкой об стену бейся, хоть разбей ее совсем, насмерть… Теперь мне уже все равно, я могу писать об этом сколько хочу, не боясь забить весь дневник одними этими своими переживаниями: всё равно даже эту тетрадь я не испишу до конца, скоро писание дневника закончится! Этап, а там сидение с уголовниками… тут уж не до дневника будет, не придется ничего записывать, даже если – что не факт! – «мусора» в крытой, как и здешние, не будут интересоваться тем, что это я там такое пишу… Дикая, мучительная, смертная тоска – и даже сказать об этом некому. Нет у меня никого, за всю прожитую жизнь – никого… Когда становится совсем уж невыносимо тошно на душе, начинаю по привычке думать: кому бы написать письмо об этом, поделиться, облегчить душу… Но – каждый раз теперь прихожу к одному и тому же выводу: нет, некому мне писать, некому… Матери, Вере, Мане, Глебу, Лене Маглеванной, Паше Люзакову, Феликсу – кому только я ни писал уже об этом. Но – никто не может помочь, никому не интересно это читать. Мать не понимает, Маня – вообще вне зоны доступа … Человечнее всех отозвался раз или два (вот как раз в позавчерашнем письме в том числе) Феликс – но что же грузить его этим раз за разом? Нет уж, хватит. Тем паче, что, кроме теплого и дружеского тона, каким он отвечает мне, помочь он всё равно ничем не может.
Пока писал это – заглянул в «глазок» вертухай, ну прямо сама любезность: интересовался, пойду ли я в баню сейчас или после завтрака? С ума сойти, какая предупредительность!.. Но – не стоит обманываться: это тот самый вертухай, что 24-го, отперев дверь, сказал мне: мол, одевайте куртку, выходите на обыск. Всё в точности как писал Буковский: могут и говорить вежливо, и даже сочувствие изображать, но скажут такому нас расстрелять – расстреляет, рука не дрогнет…

6-25
Развитие сюжета про баню: после завтрака явился белобрысый упырь Лезгин, я уже было взял всё для бани – и вдруг он заявляет: сегодня придется идти без палки, – оказывается, эти уроды не могут найти ключи от ящика, куда они ее запирают. Я, естественно, сказал, что без палки не пойду, пусть ищут ключ где хотят (там здоровенный порог, прыгать через него без палки мне слишком трудно). Этот ублюдок ответил: ну и не ходи, – закрыл дверь и ушел. И – как я слышал по лязгу двери – уже загнал в баню кого-то другого. Вот так у них всё, у этих мразей. Хотя, конечно, мне сто лет не нужна эта их баня, – вот так вот закажут на этап, и тоже не будет ключа от ящика, и заставят ехать так, без палки, два года прыгай потом по лестницам как хочешь без нее… Мрази, сучьи выблядки, как же я вас всех, всех, всех ненавижу!.. Будь всё проклято!..

17-52
Ключ эти упыри всё же нашли, в баню повели меня без десяти минут восемь с палкой – причем в дальнюю, бывшую СУС-овскую, где палка не нужна! Выводя из камеры, этот же упырь, что приходил на шмон 24-го – сейчас именно его ставят напарником ублюдка Лезгина – спросил, а есть ли у меня разрешение на палку. Никаких «разрешений», разумеется, вообще не должно быть – но я полез, достал ему мое заявление на палку, подписанное тогдашним начальником санчасти, – и, разумеется, этот недочеловек вполне ожидаемо заявил, что разрешение это недействительно, т.к. подписано еще в 2014 г., а надо якобы каждый год получать новое. Я эту их мульку помню еще по тому сроку: якобы все их же разрешения действуют только на тот год, в который выданы; но это, разумеется, полный бред, т.к. если на документе не обозначен срок его действия – то по умолчанию он действует бессрочно.
С ужином опять угадал: «уха» из кильки»! Так и думал заранее: либо «уха», либо перловка. Полтарелочки жидкого пустого хлёбова: чуть-чуть рыбы, чуть-чуть сушеной картошки, чуть-чуть крупы. Этого – предполагается – должно хватить на 12-13 часов, до завтрака в шесть утра… На самом деле этого и на два часа не хватит. Такой вот у этих мразей «ужин»…
Ничего не делал весь день, – немного читал, немного дремал, как обычно, оперев голову на ладонь; довольно долго ходил туда-сюда по камере, размышляя. Тем не менее, измотался, устал страшно, как будто вагоны разгружал весь день. Физически измочален этим топтанием по камере, этой проклятой табуреткой, невозможностью лечь, расслабиться. Если бы можно было лечь и лежать – насколько легче было бы… Суки, выродки, гондоны дырявые, – вот они, наяву, в полный рост, те действительно пыточные условия, в которых вы меня держите!..

31.8.17., 5-31
Вчера хоть баню ждал с утра, а сегодня вообще делать нечего весь день, только читать библиотечное барахло, которое лезет с трудом. Разве что газеты принесут, их уже десять дней нет, с 21-го августа. Тоскливо, как обычно по утрам, и сокращение срока совсем не ощущается в душе. Лежал сейчас перед подъемом – и думал, какой это будет кошмар, если в Перми на централе засунут в камеру к уголовникам. Даже пусть на несколько дней всего, до ближайшего этапа – всё равно, нервы помотать мне они успеют… Да и само это путешествие отсюда в Пермь – погрузка в столыпин в 12 ночи, пока шмон, пока туда-сюда – одна бессонная ночь. Вторая – в том же столыпине, можно подремать, если будет место лечь и что-то подходящее под голову вместо подушки, но – едва ли я в такой обстановке засну. В Пермь тогда, в 2014, привезли отсюда уже под вечер – тоже пока прошмонают, пока рассадят… Надо бы поужинать перед сном, но – сразу вытащить на глазах у уголовников все свои припасы – значит очень быстро с ними и расстаться, эти твари будут требовать «угощения» постоянно, до тех пор, пока всё не кончится. То бишь, предстоит таскать баулы на себе на голодный желудок и без сна, – вот и весь первый круг этого нового АДА, в который мрази меня отправляют. Да, этап еще не завтра, еще, даст бог, месяца полтора пробуду здесь – но всё равно тоскливый ужас охватывает при одной мысли о том, как всё это будет, при воспоминании о том, как это было в прежние разы…
Пшенку дают то на обед (вчера), то на ужин, но упорно не дают на завтрак. Поэтому я сижу без завтраков, – двух кексов, которые на мои 5000 р. мне взял в ларьке ублюдок завхоз, увы, хватило всего на два дня, они уже съедены. Ни макарон опять, ни гречки, ни риса, ни гороха нет в их убогом меню, – только эти отвратительные говнокаши, сечка да ячка… И точно! – сейчас на завтрак опять какая-то говнокаша…
Поясница тоже по-прежнему продолжает болеть – не по центру, а слева, ближе к левому боку. Особенно болит с утра, как встаешь, днем боль эта уже особо не чувствуется, не то что в первый день…

12-45
Вот и всё… Вызвали в обед – местная психолог и начальничек по воспитательной, по-моему, работе. Сказали: умерла мать. Я сперва никак не мог поверить, просто не мог… Звонила, как я понял, Света, сообщила, и, сказали, в ближайшее время должен приехать Рома, оформлять генеральную доверенность – не знаю уж, на кого.
Всё, отмучилась мать. Не дождалась… Сколько ругались с ней, а сейчас вот – хоть волком вой, хоть башкой об стену бейся... Не дождалась, не увидела; в августе 2015 в Москве была у нас последняя свиданка. Теперь я ничей, сам по себе; теперь я взрослый, – мать, помню, говорила, что человек остается молодым, пока живы его родители… Не знаю, что и делать-то теперь. Нет перспектив. Теперь, если сам доживу, домой – только за книгами и бумагами, а так – некуда деться… И два года еще в этом аду… Да, второй этот арест полностью сломал мою жизнь, ничего не осталось… Будь она проклята, эта страна, не описать словами, как я ее ненавижу… Никого теперь нет, никого… Если б хоть Маня… но и на Маню уже нет надежды. Я думал сейчас, когда повели ради исключительных личных обстоятельств на таксофон, спросить Феликса, видел ли он ее, есть ли ответ… Нет денег на карточке, не смог даже позвонить никому… Психолог обещала еще раз зайти в пять вечера.

Дальше

На главную страницу