АПРЕЛЬ 2013
1.4.13., утро, до завтрака
Понедельник. Если не сегодня, то в четверг должны везти в «суд» на «продлёнку». Пока лежал, еще не включали свет, пришла опять эта мысль: а чего я, собственно, жду? Свозят – и что, если попробовать прямо в пятницу, на следующее же утро? Притащить доску из пола, встать на нее, повыше привязать к решетке веревку – и вперед!.. Чего еще ждать, каких обвинений, приговоров и т.д.? Дождусь только того, что пропадет эта веревка, так удачно подвернувшаяся, легально висящая, – а другую взять будет негде…
Сокамернички продолжают общаться исключительно между собой, причем бывший нарядчик всё более агрессивен к наркоману (спасибо, что не ко мне), а тот уже совершенно не стесняясь просит у меня (вчера) сразу и кетчуп, и майонез, когда баланду дают такую, что они хороши к ней. По ночам они продолжают минимум до полдвенадцатого смотреть всякие сентиментальные фильмы про любовь, а наркоман не прочь смотреть что-нибудь и после 12-ти.
Запасы же жратвы возобновятся теперь неведомо когда. Ларька от 27-го еще нет (м.б., принесут сегодня).
Пока писал, привезли гречку – единственный здесь съедобный завтрак, так что хоть поел…
Так вот, ларек от 27-го будет то ли сегодня, то ли в среду 3-го апреля, то ли неведомо когда… А вот дальше… Мать узнала, видите ли, что Корб перевел собранные им в интернете шесть тысяч Мише Агафонову – и, естественно, тут же решила, что пусть он и заказывает мне ларьки в интернете, а ей, мол, самой сюда ездить заказывать тяжело. Тяжело, конечно, кто бы спорил; но, во-первых, ни яиц, ни пирожков, ни вообще всего, что приносят горячим (теплым), в интернете нет, только здесь; во-вторых же – интернетовские заказы несут еще дольше, чем обычные. Хотя – теперь уже и так не имеет смысла то, что я хотел на том корпусе: заказ как весточка от нее – что вчера приезжала и, значит, всё в порядке. Это там носили на следующий день, а тут – я увижу число, в которое она приезжала, в лучшем случае дней через пять…
Надо, надо отдать эту жизнь, опостылевшую, никчемную, пустую, всю уже известную наперед. Надо наконец решиться это сделать – раз уж «друзья» так упорно не хотят помочь с цианидом, с легким вариантом. Пара-тройка минут мучений – и всё, и не надо уже семь лет сидеть, терпеть унижения, битье, насмешки!.. Только бы не оборвалась веревка, – вот чего я боюсь больше всего, вот из-за чего откладываю этот манящий, желанный акт всё дальше и дальше… Да, немного аутотренинга по Деревянкину :) : надо отдать эту постылую жизнь, чтобы освободиться уже от всех тюрем навсегда! Надо!.. Надо!.. Надо!... Всё равно это не жизнь… Пусть меня освободят, наконец: вывезут в морг 20-й больницы , поблизости, и это будет вполне достойный итог моей неудавшейся жизни; больше я абсолютно ничего не хочу…
2.4.13., утро, до завтрака
Вторник. Пустота, бессмыслица, одиночество, отчаянье… Закончить бы поскорее эту жизнь, нелепую, неудавшуюся, никчемную, опостылевшую… Так нет – закончить-то мне ее как раз и не удастся никак: не хватает то ли духу, то ли удачи, чтобы веревка непременно выдержала, не оборвалась, потому что другой веревки и другого случая, второй попытки, у меня уже не будет…
Жратву (ларек) вчера так и не принесли. Теперь вряд ли раньше среды, а остается ее у меня уже не так много. Зато сгорел вчера и второй мой ларьковский кипятильник, полученный только с последним ларьком и отданный в общее пользование (кипятить чифир чуть не каждый час). Но если первый кипятильник, как переехали в эту камеру, проработал две недели то этот всего неделю. Т.к. больше не было ничего, а без чифира они, видишь ли, не могут, – бывший нарядчик сделал из двух «моек» (лезвий от бритв) «бульбулятор», и им худо-бедно я тоже вскипятил себе после своего ужина чай.
Завтра должен прийти адвокат, но никаких гарантий, естественно, нет. Послезавтра – очередная поездка в «суд», продлевать арест, – вчера, 1-го, вопреки моим сомнениям, так и не повезли. Еду ли я на «Серпы», точно так и неизвестно (еду, конечно, какие могут быть сомнения!..). Но, честно говоря, мне это уже все равно, как и вообще всё вокруг, и моя собственная жизнь. Овладевает человеком в тюрьме тупое глухое безразличие ко всему, всё становится пофигу, и любая возможность побыстрее приблизиться к смерти – избиение ли, или сухая голодовка в карцере – только радуют: скорее бы сдохнуть, чтобы здесь не сидеть!.. Так было у меня и тем сроком, в лагере, а сейчас вот уже в тюрьме, на пятом месяце всего лишь, – и кроме веревки, решетки и морга 20-й больницы, ни о чем думать я не хочу… Впрочем, вчера под вечер, от нечего делать, стал высчитывать: когда же я теперь точно освобождаюсь, если срок мой уже известен – семь с половиной лет. Получилось, что 18-го мая 2020 года, – 19-е суббота, так что не на один, а на два дня раньше, какое счастье… :)))
5.4.13., утро, до завтрака
В камере теперь играет радио («Максимум»), от него известно, что уже где-то полвосьмого, не меньше, – но свет еще не включили (забывают так же, как вечером забывают гасить)…
Вопреки моим ожиданиям, на вчерашнем «продлении» в Бутырском «суде» всё оказалось не так, как в прежние разы. Выдернули меня из камеры в шесть утра, долго мариновали на сборке – сперва с «красными», потом одного. Поездка была мучительной, меня укачивало, трясло, хотелось спать, да еще с утра болела голова, а таблетку принять я не успел. Но – действительно доставили меня в этот «суд» к 12-ти дня, как просил мой адвокат (после этого у него был еще «суд» в Красногорске) – и Абоев, сука, согласился и взял организацию доставки на себя. Могут же, твари, когда хотят!..
М.б., именно сменой времени объяснялась также смена «судьи» и зала, уж не знаю, – «судил» на этот раз огромный, толстый мужик, зал был большой, не как в те разы - крохотный. Но главное – на этот раз в зал пустили всех пришедших! Не делали, как тогда, вид, что, мол, по 205.2 «суд» может быть только закрытым. А пришли – Е.С., Строганов (не ожидал я его увидеть так скоро), Полина Кузьмина и корреспондент «Граней.ру» с видеокамерой. По этой причине заседание началось с «недоразумения» (явно искусственного): парень этот утверждал, что его редакция еще накануне послала в этот «суд» заявку именно на видеосъёмку, указав в ней даже модель камеры; «судья» же этот, вопреки очевидному, утверждал, что у него есть только заявка на фотосъемку, так что снимать процесс на видео он запретил в итоге.
Самым фантастическим событием был, конечно, допуск Е.С. в качестве моего защитника в это заседание! Ходатайство от моего имени они на сей раз написали сами, мне дали только подписать перед началом (дал Бородин; он же и писал, видимо). Я был целиком «за», но в полной уверенности, что это без толку, как и в тот раз. После некоторых боданий с адвокатом на тему, что просить ввести Е.С. в сам будущий «суд» надо мной сейчас явно рано (что правда, но они почему-то второй раз уже просили именно так) прокурор – молодой парень в мундире с тремя звездочками, еще, м.б., не до конца испорченный Системой и своей работой, сказал, что назначение Е.С. в этот конкретный процесс по «продлению ареста» он оставляет на усмотрение «судьи», – уже нетипичная ситуация!.. После этого «судья» Е.С. и допустил своим решением.
Она говорила хорошо, ярко, совестливо (любимое слово подонков в духе «Льва Щаранского»…), а под конец, как обычно, призвала «судью» к милосердию, – это ее конек. Дискуссия была настолько оживленной, что после речи Е.С. в мою защиту вылез с «репликой» Абоев, с выступления которого обсуждение и началось; а потом адвокат и Е.С. на эту «реплику» еще отвечали (вот тогда призыв к милосердию и прозвучал). На вердикт «судьи», правда, всё это никак не повлияло, но уже само по себе такое обсуждение, а особенно допуск правозащитницы в процесс, было необычно до изумления в этой-то тоталитарной системе.
Апофеозом моего удовольствия был, конечно, перерыв, пока «судья» печатал свое решение. Зашла в зал мать, – к моему удивлению, она сидела за дверью, дабы не слышать всего, что обо мне говорится. Парень с «Граней» (Зыков, что ли, его фамилия? Не помню, но вроде так или как-то на «з») пытался взять у меня на видеокамеру интервью, я уже успел что-то сказать, но тут один из конвойных «мусоров» вмешался и заставил его камеру выключить. Пообщался я со Строгановым, с Е.С., послушал кое-какие новости о происходящем на воле, передал приветы общим знакомым, а Е.С. (сразу, как только увидел ее еще в коридоре) – письмо, ответ на ее, переданное накануне через адвоката.
7-53 в Москве, говорит сейчас радио.
В общем, ничего не изменилось, но я получил огромное удовольствие просто от самого факта, что эти люди пришли, не говоря уж – от общения с ними. В машину мусорскую возвращался почти счастливый…
А в тюрьме преподнесла мне жизнь еще один неожиданный сюрприз. Завели сразу на ту же сборку, где сидел утром, пробыл там больше часа, потом отперли, вывели и с еще человеками семью повели наверх. НЕ ШМОНАЛИ! Не заводили в шмонную комнату, где заставляют раздеваться до трусов и всю одежду и обувь пихать в специальную их машину. Забыли? Знать бы – мог бы привезти телефон или что угодно еще…
утро, после завтрака
Поразительно, но после вчерашнего общения с друзьями у меня до сих пор еще, до нынешнего утра – хорошее настроение! Что совершенно мне не свойственно вообще, а в этот раз – особенно. (В тот раз такое бывало после приездов Глеба и Ромы Качанова в последний период срока.) И хочется найти и прочесть книги авторов, о значении которых я много слышал, но не читал (Дюрренматт и Ханна Арендт, в частности), и даже не хочется думать о смерти! :))) Которая, тем не менее, есть – я хорошо понимаю это умом – единственное спасение от того, чтобы лет шесть из моих нынешних семи с половиной провести в лагере, среди тамошних проверок, уборок, шмонов и прочих глубоко унизительных мероприятий и контактов с быдлом…
вечер
Увы, от хорошего настроения быстро не осталось и следа. Пока я вчера ездил, эти мои сокамернички, а конкретно это тупорылое бессмысленное быдло – наркоман – таки сумели как-то заставить лучше работать телевизор. Теперь у них уже два канала –«Россия» и НТВ. Сейчас эта мразь сладко спит, а ночью будет таращиться в телек – смотреть очередную серию очередного дурацкого сериала. Второй не спит – и с интересом пялится тоже весь день в экран. От целого дня только слушания всего этого бреда, особенно же – множества художественных фильмов, где любовь перемешана с детективом, у меня уже пухнет голова. Слава богу, сейчас хотя бы сделали чуть потише, а полдня с утра это всё орало на полную громкость. Телевизор буквально задолбал меня за то время, что стоит в этой камере, но эти тупые быдляки души в нем не чают, начинают просмотр сразу как встают (то бишь после проверки) – и до ночи, до полдвенадцатого, до 12-ти…
Еще один прикол – сегодня не дали обед! Сейчас уже часов пять вечера, не меньше, но обеда так и не было! Вроде бы его в положенное время везли, тележка гремела, у нас даже, как часто тут делают, приоткрыли «кормушку», – но потом всё стихло, никакого обеда так и не привезли. В открытую «кормушку» нарядчик даже спросил у проходившего мимо «мусора», где же обед. «Сейчас накормим», – ответил тот, закрыл «кормушку» и ушел. Вот уже начались «Вести», сейчас действительно пять часов вечера, – про обед никто и не вспоминает, хотя часа через два уже должен быть ужин…
Бородин вроде бы отправил позавчера вечером мое открытое письмо к «КС оппозиции» Мише Агафонову, которого я просил его набить и кинуть в рассылку. Но вчера в «суде», когда я спросил Строганова, было ли в рассылке вчера что-нибудь интересное, – он ответил: «Нет». То бишь, позавчера, в тот вечер, когда получил по электронной почте, Миша не набил и не закинул; правда, мать сказала, что он в этот вечер был у нее. Нет никаких оснований сомневаться, что он всё сделает, что я просил, набьет и кинет. Но, тем не менее, неизвестность и неопределенность именно в этом вопросе буквально сводят меня с ума. Телефона нет, просто позвонить и узнать ничего нельзя; самое раннее, когда будет можно – это в следующую среду, 10-го, когда вроде бы обещал прийти адвокат. Мать сегодня поехала записываться на очередную свиданку, – едва ли ее запишут раньше чем на 15-е, через понедельник. Еще, как ни странно, мать сказала, что вроде бы ей звонила Каретникова (сама! звонила, если я правильно понял) и сказала, что будет здесь на той неделе. Тоже едва ли прямо в понедельник, если вообще придет, не обманет; и не факт, что она будет в курсе, появилось ли это мое письмо хоть где-нибудь, где она могла бы его увидеть.
Всё это – телевизор, обед и письмо, особенно два последних – бесит до такой степени, что меня аж трясет от ненависти!..
6.4.13., утро, до завтрака
Эта мразь, тупое быдло, говорящий кусок дерьма – наркоман в камере – вчера таки оставил телевизор работать и после полдвенадцатого ночи, когда закончился какой-то их концерт – и я думал, что они все же выключат телевизор, как бывало до сих пор. Ничего подобного – эта мразь уже нацелилась смотреть еще и фильм после концерта (еще минимум два часа). Нарядчик спросил его – мол, спать? – я поддержал, что, мол, спать надо, а не фильмы смотреть, а то оно дрыхнет днем, а я и ночью не могу уснуть из-за их телевизора. И тут эта наглая мразь, это наркоманское чмо мне ответило – что, мол, захочешь – заснешь…
Всё ясно. Всё как было тогда, тем сроком, в зоне, да и везде. Нарядчика, который с ней обращается грубо, хамски, издевается над ней постоянно, – эта наркоманская нечисть боится и так ответить не посмела бы никогда. Тот требовал в предыдущие дни – и она покорно выключала, никакие фильмы не смотрела. Меня же – она не только не боится, но и не уважает, и вчерашний ответ ясно это показал. Видит, что не уважает нарядчик, да и вообще – что я не их уголовного поля ягода, что я совершенно другой, – вот и не ставит в грош. Захочешь – заснешь, мол… И так будет все эти семь лет, мне оставшиеся, и вот почему я так не хочу туда…
Ну что ж, видя такое, я не стал больше разговаривать с этой мразью. Зачем?.. Неудачно, что сегодня суббота, – два дня выпадают, выходные здесь абсолютно мертвые дни. Но вечером воскресенья я напишу и отдам заявление, чтобы в понедельник меня вызвал опер – и буду требовать у него, чтобы он забрал телевизор из камеры и обеспечил мне положенные восемь часов ночного сна, а иначе будут жалобы в управление. Надеюсь, хотя бы этот вариант сработает…
А про обед вчера нарядчик спросил у «мусора», когда привезли ужин. Тот стал извиняться, – оказывается, про нас просто забыли, проехали, типа, с обедом мимо нашей камеры. Ну да, раздавали-то уже совсем рядом с нами, почему у нас и оказалась приоткрыта «кормушка». Но когда по ходу раздачи у баландера кончается баланда в бачке – он едет за другим. Вот, видимо, взяв другой и вернувшись, он и забыл про нас и начал с какой-то другой камеры. Во всяком случае, ситуация настолько возмутительная и нарушающая мои права заключенного, что дай бог не забыть сказать о ней Каретниковой, когда та, даст бог, зайдет опять…
…Надо, надо вешаться наконец, давно уже пора, но я всё не могу начать, всё боюсь и ищу какие-то отговорки, какие-то недоделанные дела… Как глубоко я ненавижу и презираю себя за эту слабость и трусость, – о, этого никому не дано понять…
7.4.13., утро, до завтрака
Это тупое скотское свинобыдло и вчера продолжило смотреть свои фильмы до середины ночи. Они вдвоем смотрели какой-то бредовый фильм про несколько альтернатив замужества у героини, начавшийся то ли в 21-30, то ли даже в 20-45, и я надеялся, что досмотрят – и всё-таки выключат, разум возобладает. Мне, даже не видя экран (его с моей шконки, слава богу, не видно), а только слыша текст, эти фильмы за два часа выносят весь мозг и страшно утомляют. И вдруг, после очередной рекламы, я слышу, что имена героинь – матери и дочери, а также предполагаемого нового мужа матери стали другими. Что за черт?! А это, оказывается, без всякого перерыва и предупреждения начался уже другой фильм, прямо подряд за первым. И хотя нарядчик пытался убедить это животное выключить – мол, курим и спать! – но животное уперлось: досмотрим. Нарядчик лег, как и накануне, спать под орущий телевизор, хотя это ему явно не в кайф, но все равно местами поворачивался лицом к экрану и тоже смотрел. Я, видя такое дело, поужинал, выпил чаю, как обычно, и лег спать, хотя было ясно, что уснуть под ЭТО невозможно. Естественно, я так и не спал еще больше часа, пока этот телебред не кончился, да и после того – заснул как-то с большим трудом, спал эту ночь очень мало, какими-то урывками.
Что ж, эта тупая, насквозь проколотая мразь сама решила вчера свою судьбу. Сегодня после обеда я напишу заявление оперу – и если завтра он меня вызовет, буду требовать, чтобы телевизор из камеры был убран и, пока я здесь, никогда, ни по чьей просьбе (этих ли сокамерничков, или следующих) в эту камеру больше не вносился. Всё равно, их «новости» по всем каналам – это не новости, а лживая пропаганда (вчера, например, там долго смаковали лживые ответы Путина немецким журналистам, что, мол, в России 600 с чем-то НКО занимаются политикой (!) на иностранные деньги), а все их концерты, фильмы, игры и танцы мне вообще уже неинтересны.
9.4.13., 7-10 (до завтрака)
Время сообщает радио, играющее теперь в камере (радио «Максимум»), но свет пока еще не включили, слава богу.
Короче, позавчера в ужин отдал заявление для этого подонка опера; вчера на проверке увидел его самого, сказал – и он тотчас пометил в ежедневнике, который был у него в руках: вызвать меня (причем про заявление вроде как не знал, – не упомянул). И – не вызвал, сука; весь день я ждал, до обеда (их), после обеда, – нет, ни хрена!.. В ужин отдал еще одно заявление ему - №2, сразу стал нумеровать их, как рассказал про случай с какими-то своими заявлениями бывший нарядчик.
По радио рассказывают сейчас, что «каникулы», будь они прокляты, в мае будут аж до 12-го числа! Конечно, ларьков никаких не хватит, мать ведь всегда старается заказывать с экономией, – и я сдохну тут с голоду… Вчера принесли ларек, заказанный ею 5-го, когда она приезжала записываться на свиданку: 25 пачек лапши, 1 нарезка сыру, одна баночка паштета и 2 пачки хлеба. Всё! Я сперва был в полном шоке, но потом подумал, что, м.б., это опять принесли только часть заказа, как было на том корпусе (и еще удивительно, что принесли так быстро, а не через неделю), остальное, м.б., донесут завтра. Что ж, жду с замиранием сердца. Телефона нет, узнать ничего нельзя. Но я знаю уже, что объяснить ей что-либо и убедить в следующие два раза, последние перед «праздниками», заказать жратвы побольше, в расчете на две недели без ларька, то бишь удвоить заказы, – не удастся, она скорее удавится, чем потратит на этот заказ вдвое больше обычного…
Мразотный быдлоид-наркоман в камере тем временем вчера поймал на этом полудохлом телевизоре еще один канал – свой любимый ТНТ, об отсутствии которого уже сожалел раньше, и вчера вечером оба быдляка уже с упоением смотрели какую-то «ТНТ-комедию». Кончилась – переключили на «Россию», где в это время уже шел традиционный «Склифосовский». Я готовился к худшему, но когда это дерьмо кончилось (где-то в 23-30 или около 12-ти, не знаю) – наркоманское чмо меня, сидевшего за столом и как раз кончавшего ужинать, попросило выключить (чтобы ему не слезать со шконки). Таким образом, вчера ночь прошла относительно нормально, удалось поспать. Но все равно, от их телевизора у меня и днем пухнет голова, он выносит мне за день весь мозг, так что убрать его из камеры остается для меня насущнейшей задачей. Тем паче, что сделать это надо сейчас, до «праздников», во время которых опера, скорее всего, на работе не будет.
Сумасшедшая усталость, тоска, отчаяние… Психически я уже там, за гранью. Вспомнилось почему-то сейчас, как в августе 2011-го ездил к Мане в Питер, как вечером шел с сумкой к метро… Это была свобода, хоть и относительная, как мне тогда казалось, свобода мыши, которую еще не схватила кошка…
Единственный выход из сложившейся ситуации – это, увы, умереть. Хоть и страшно, и жутко, и не хочется, и веревка может оборваться… Страшно, но надо…
вечер, около 20 часов
То ничего, а то вдруг всё сразу… Утром, перед проверкой, вызвал-таки этот козел опер. Володя его зовут, оказывается. Про телевизор сказал, что не может его так просто, без всякого повода, забрать, они же (соседи мои) за него расписывались. Последняя моя надежда рухнула, и придется мне теперь сходить с ума ежедневно с 11 утра до двух часов ночи, слушая бред их любимых фильмов. По остальным вопросам (отдача вещей на волю, дата свиданки, возможность получать книги и т.д.) был недоволен, что я его гружу вопросами не по его теме. Зато (еще в начале разговора) с интересом расспрашивал меня о моих статьях УК (в карточке моей ему вместо 205.2 привиделась какая-то 203-я), о газете, за которую я сидел в тот раз (когда я о ней ему обмолвился), и т.д., а также высказал крайне оригинальную версию, что это, наверное, кто-то в российских (!!) спецслужбах «нанял» меня бороться с российским государством, и, пока я сижу, на мои счета, типа, капают деньги (уже не помню названную им сумму, но была она немаленькая). Вот до чего способен додуматься, видя что-то незнакомое и непонятное, средний (не самый тупой, не алкаш, не крестьянин) (пост)совок, аkа идиот.
После проверки прошло вроде бы совсем немного времени – открывается дверь, меня зовут. Куда? – На свиданку! Вот это номер!.. Я-то думал, не раньше понедельника (15-го).
Вывели – было около 12 дня, а свиданка оказалась на 2 часа дня, так что час с лишним пришлось сидеть в отстойнике следственного корпуса, слушая разговоры быдла. На свиданке попросил мать позвонить прямо там Мане, потом Майсуряну, – оба они даже не слышали про мое открытое письмо к «КС оппозиции», которое по моей просьбе Бородин вечером 3-го апреля отсканировал и отправил на е-mail Мише Агафонову. То бишь, Миша, скотина этакая, даже не подумал набить его и закинуть в рассылку, как я просил, – в лучшем случае закинул картинку, как получил от Бородина, но и в виде картинки никто в рассылке его не видел, – значит…
В общем, попросил мать хорошенько начистить Мише холку и к завтрашнему визиту Бородина (а я-то думал, что, раз пришла мать, то он только на той неделе теперь) чтобы он написал мне через его е-mail письмо. Ни на кого нельзя положиться, короче…
Пришел со свиданки – меня ждут письма! Два письма от Майсуряна, №8 и №9, а внутри еще понапихано!.. Письмо от матери, письмо от Маглеванной, – оно, таки да, опять шло ровно полтора месяца до Москвы и неделю всего лежало в тюрьме! И – электронное письмо из Грузии, от той самой Орлеаны Орлицы, которую я не так давно несколько раз вспоминал и просил ребят передать привет. Обалдеть! – она не просто мне написала, не поленилась, но еще и освоила этот сервис «ФСИН-письмо», который Маглеванная освоить никак не может, – говорит, из-за границы его оплачивать у нее никак не получается.
«Я и мой муж восхищаемся вашей стойкостью. Гордимся, что у нас есть такой соотечественник», – написала мне эта самая Орлеана.
В баню водили уже после ужина, эти бедолаги в камере, оголтелые фанаты бани (о, как это знакомо!.. Примитивные существа, быдло, живущее только эмоциями и внешними ощущениями), ждали и маялись целый день.
Меняли книги из библиотеки. Принесли из всего того, что я спрашивал в тот раз, только том Василя Быкова – точно такой же, как у нас дома, я читал эти повести Быкова в 2000 году, собираясь первый раз ехать в Беларусь и узнав, что Быков – их литературный классик. Что ж, чем сходить с ума, слушая весь день их дебильные фильмы, – лучше уж перечитать Быкова…
Обновил в бане мочалку, переданную матерью еще в первой передаче, в ноябре того года. Шикарно! Чего я не брал ее раньше? Тем паче, что, в отличие от длинных быдляцких мочалок (из собственно мочала), которые потом надо вешать стекать, – эту, поролоновую, можно просто как следует выжать, уходя из бани, и она практически сухая…
Что ж, слова поддержки все-таки слегка меня ободряют. Настоящий ужас не здесь, – настоящий ужас начнется в лагере, если не удастся там как-либо (за деньги) [на этом запись оборвана].
11.4.2013, утро, до завтрака
Тошно, тоскливо, невыносимо. Как в клетке тут, в этой камере, без малейших перспектив. Попался – навсегда. Будущего нет, увы…
Вчера был тяжелый денек. Пришел-таки адвокат Бородин, вывели к нему – и в этом отстойнике, куда здесь сажают перед и после свидания с адвокатом, я ждал необычно долго – полчаса, наверное – пока пустят к нему, да еще стоя на ногах (не в самом отстойнике, где есть скамейки, а в коридорчике рядом с ним, на проходе: запертый за решетку, в отстойник, вместе с быдлом, я чувствую себя совсем уж неуютно, лучше постоять…
Бородин сказал, что народу сегодня еще больше, чем всегда, потому так долго пришлось ждать. Естественно, сажают в ту комнату, которая свободна, как только она освобождается. Отвели в какую-то дальнюю, и я там стал объяснять ему, какой телефон мне нужен (или моя «раскладушка» Nokia из дома, или он сам найдет какую-то другую Nokia, или же тот тонкий Samsung, что был у телефониста в Буреполоме). Он вроде преодолел уже некий психологический барьер, принеся мне в тот раз непригодившийся зарядник, и не особенно возражал против подобного поручения.
Поговорили, я написал письмо матери, отдал ему все бумаги – и мы вышли в коридор, он собрался уходить. И вдруг из какой-то из соседних комнат выходит… Голубев, мой адвокат по прошлому делу! Изумились этой встрече и он, и я, т.к. года с 2008, если не 2007, мы не виделись, и так стояли, разговаривая, минуту или чуть больше в том коридоре, ближе к выходу на волю. Я познакомил его с Бородиным, спросил, как там Кантор (он не знал, не общается вовсе, видимо), – как вдруг открывается железная дверь в конце коридора, ведущая к операм, выскакивает злобная, как мегера, девица в форме, заведующая всем этим «следственным корпусом» - и напускается на Голубева: почему это, мол, он стоит и со мной тут разговаривает, не будучи моим адвокатом?! Он ей объясняет, что он мой адвокат по прошлому делу; я, не поняв вообще причину ее гнева, спокойно спрашиваю: а почему бы и нет? (почему нам не поговорить, в смысле?), – в ответ эта мымра приказывает мне зайти обратно в комнату, уже пустую, где мы только что сидели с Бородиным. Я захожу, но и из нее, с порога, продолжаю всё равно говорить с Голубевым, – впрочем, они с Бородиным почти сразу же уходят. Девица тоже исчезает, – она увидела нас через видеокамеру, это ясно, других вариантов нет. Я стою в этом коридорчике, у выхода в тюрьму, с другой стороны, еще довольно долго; наконец меня выпускают туда, в коридорчик у отстойника, стою там. И вдруг какой-тот «мусор» говорит мне зайти обратно, туда, где кабинеты, зайти в кабинет (тот самый, кажись, где мы сидели только что) – а там уже целая толпа «мусоров», один с металлоискателем, другой с этим их видеорегистратором на груди, – и старший их, немолодой уже здоровяк, говорит мне, что они мол, «отдел режима», сейчас они меня будут «досматривать» (шмонать), и есть ли у меня, мол, «запрещенные предметы»? Я в ответ говорю, что не воспринимаю вообще (не признаю) их запреты и отказываюсь с ними дальше разговаривать. Они меня не раздевают, но тщательно со всех сторон прозванивают металлоискателем, заставляют сесть, снять ботинки (а я-то надеялся!..), осматривают их, потом спереди и сзади прозванивают еще раз, требуют раздвинуть ноги (тоже повторно), прозванивают еще раз там – и, наконец, ничего не найдя, уходят. Меня почти сразу же уводят с остальными на новый корпус.
Как хорошо, что Бородин ничего не принес в этот раз! А я еще жалел об этом, когда инструктировал его на следующий… Сиди теперь и думай, ломай голову: этот шмон потому, что они подслушали нашу беседу с Бородиным – или же потому, что эта сучка видела, как я говорил с Голубевым? По зрелом размышлении я склоняюсь к последнему варианту. Едва ли она всерьез думала, что Голубев, неожиданно встреченный, мог мне что-то передать, – но шмоны ведь в таких местах обычно бывают в наказание, чтобы потрепать нервы, а не затем, чтобы что-то найти. Так или иначе, но для проверки – как теперь меня будут выводить оттуда в будущем, временное это было явление или постоянное, – теперь придется пропустить два или три раза, так что все планы, связанные с Бородиным, откладываются на неопределенное будущее.
Принесли вчера наконец весь ларьковский заказ от 5-го числа – и начало заказа от 9-го: пачку соли, рулет и пакет сока. На следующий же день принесли, – прогресс, однако!.. А вот в камере дела зато всё хуже и хуже: у этих подонков появляется всё больше каналов в их убогом, вроде бы полумертвом телевизоре. Вчера весь вечер смотрели сперва ТНТ, а потом как раз свежепоявившийся «Домашний», которого еще накануне не было. Потом – уже погасили свет – бывший нарядчик хотел было смотреть футбол, о котором говорил еще за несколько дней, – не знаю уж, по какому каналу, но что-то у него там не вышло (канал плохо показывал, как я понял). Тогда, будучи в большом раздражении от этого, весьма авторитарно, как бывало в первые дни после получения телевизора, настоял на том, чтобы не смотреть (как всегда рвется наркоман) всякую хрень, разные идиотские фильмы, а лечь спать, – и сам выключил телевизор. Наркоман на этот раз не спорил. Было примерно часов 11 или полдвенадцатого. Еще раз повезло, еще одна моя ночь оказалась спасена! Я быстро поужинал и лег спать. Но – футбол будет и сегодня ночью, и этот урод, бывший нарядчик, пообещал, выключая вчера телевизор, что сегодня они займутся его настройкой… :((
вечер
День двух шмонов, блин… После обеда два раза являлись шмонать ублюдки в форме – сотруднички, блин, СИЗО… Сперва двое с металлоискателем прозвонили только мой матрас, увидев, что он «неположенного образца» (двойной, если не тройной, – достался мне в наследство от дурака еще в 408-й, а тому – от отрадненского ублюдка наркоши, который сейчас в 406-й) – хотели вообще забрать, чтобы потом мне принесли обычный, тонкий; но в итоге – просто разорвали верхнюю обшивку, вытащили оттуда целый тонкий матраса чехол с мелко накрошенной ватой от второго выкинули за дверь. Где-то через час – вваливается целая толпа, потом приходили еще, – всего человек до десятка этих мразей. Вроде бы они на этот раз были без металлоискателей, но бывший нарядчик говорит, что один все же у кого-то был. Меня ощупывали на сей раз руками, руками же прощупывали уже этот новый, тоненький матрас, шмонали сумки – мою и наркомана, нашли и забрали у меня иголки – слава богу, не все – и нитки, к сожалению, все; теперь нечем будет зашить носки или футболку, если понадобится… Суки, мрази, ублюдки…
Что тут делать, что говорить? Всё давно сказано и написано, еще тем сроком, и висит в интернете. Я не считаю их за людей, я плюю на их запреты (о чем на сей раз прямо в открытую им и сказал). У меня не дрогнула бы рука лично перестрелять их всех, да не то что перестрелять – живьем порубить на части топором, если бы только представилась возможность. Я уже не мальчик, не зеленый юнец, сижу тоже не впервые – и я знаю, что говорю: ни один мускул бы не дрогнул разделать их поганые туши. Но – увы, нет возможности, хотя кто-то еще тем сроком в тюрьме и говорил: если человек чего-нибудь очень хочет, то ему начинают предоставляться возможности… Увы, пока возможностей нет. Одному из них, высказавшему свежую, оригинальную мысль: мол, если не нравится государство, то надо уезжать, – я ответил, что хотел уехать, да не выпускают. Но не сказал главного, слишком длинно было бы объяснять: да, можно уехать, но нельзя оставить это государство жить дальше, продолжать следовать своим привычным тоталитарным курсом. Если и уезжать – то только для того, чтобы помочь цивилизованному миру наконец-то набраться мужества для уничтожения этого чудовищного монстра – русского медведя-людоеда… Смерть России!!!
12.4.2013, около 7 ч. утра (до завтрака)
Тоска, тоска, невыносимая тоска и отчаяние. Тюрьма, потом лагерь, – по накатанной колее, и не вырваться из этих железных челюстей, не соскочить никак… Дешевле, чем жизнь, для меня платы за свободу в этой стране нет, – но мне всё никак не хватает духу… Будь проклята и эта страна, и моя дурацкая, нелепая жизнь!.. Увы, как ни ободряют меня время от времени друзья, как ни желают держаться, – всё равно, видимо, придется умереть здесь, в этой камере… Во время всех вчерашних шмонов веревку, которую я себе присмотрел и облюбовал, они не тронули, – что ж, это одно только и радует…
13.4.2013, утро (до завтрака)
Закинули вчера вечером в камеру какого-то транзитника – прилетел самолетом из Кенигсберга и едет дальше в Питер, на поселок, – строгий режим ему на поселок заменили, видите ли. «Красный», разумеется, – других сюда не сажают. Разговоров было – за полночь, уже и телевизор выключили, я поел и лег, а они всё не могли успокоиться. Нарядчик всё консультировался у него, могут ли ему на предстоящем 19-го апелляционном «суде» отменить приговор, дать больше, чем есть сейчас (семь месяцев), и т.д. Тот рассказывал еще и про свой кенигсбергский лагерь, кем он там работал, как вообще там обстоят дела (точно так же, как и в Буреполоме, – блатные рулят полностью в интересах администрации), и т.д.
А я весь этот день, с самого утра, провел, прощаясь с жизнью окончательно. Дозрел наконец!.. Письма тут, как выяснилось, носят по вторникам и пятницам, но вчера, в пятницу, так и не пришло письма ни от Миши Агафонова, ни от Мани. Один три недели уже не отвечает, другая – больше двух, хотя обоих я умолял писать мне почаще, без задержек, а Мане, кроме того, написал еще и большое письмо в конверте. Твари вы, ребята! Ненавижу вас! Суки, именно вы последние – и сильнее всего – обломали мою жизнь!.. Короче, нечего ждать – никаких обвинений, «судов» и т.п. Ничего всё равно уже не будет, впереди – одно дерьмо. Такое же, как тогда, когда после длительных свиданок с матерью, радости общения фонтана информации и т.д. – приходилось всё равно возвращаться в барак, к подонкам… И сейчас будет так же, сколько бы радостных писем ни написали мне «друзья» и даже если они опять будут пикетировать «суд» (что, впрочем, вряд ли)… Всё, жизнь кончена, и нечего больше рыпаться, нечего отрицать очевидное. Пора закрывать эту лавочку. Теперь вся проблема сводится только к тому, чтобы задуманное удалось технически…
14.4.13., утро (до завтрака, начало восьмого утра)
Утро воскресенья. Тошно, тоскливо, невыносимо… Всё хочу повеситься поскорее, свести наконец счеты с жизнью, – и всё время кто-то мешает. Хотя это всё отговорки, самооправдания, конечно. Теперь особенно мешает вот этот казахстанско-кенигсбергский быдляк, закинутый сюда транзитом. Боже, с кем приходится сидеть!.. С имевшимся уже здесь быдлом они быстро нашли друг друга: под чутким руководством новенького нарядчик вчера уже написал в Бабушкинский «суд» отказ от своей апелляционной жалобы (обнаружив такую возможность в УПК, на днях только принесенном мной от адвоката), и они весь день, до глубокой ночи, таращились все вместе в телевизор, смотря и обсуждая все фильмы, игры, передачи, концерты, «большие танцы» и прочий бред. Обсуждения, комментарии вот эти их к увиденному – особенно невыносимы, меня буквально выворачивает их слушать. Например, когда еще утром крутили безумный тоталитарно-фашистский бред о «раскрытии тайной организации педофилов» (вся «вина» которых, как выяснилось, состояла лишь в том, что некоторые из них производили, а другие покупали или обменивались роликами с так называемой «детской порнографией» да общались на своем закрытом форуме в интернете, то бишь – никому абсолютно не нанесли никакого реального вреда), – это сверхбыдло, бывший нарядчик, ходя по камере, громко негодовало: почему, мол, им так мало дают, этим проклятым педофилам!.. (Все фигуранты этой гнусной пропагандистско-«разоблачительной» стряпни, несмотря на полное отсутствие физического или материального вреда кому бы то ни было, в этой фашистской стране уже сидят в лагерях или тюрьмах, – ЗА ЧТО??!!)… Закончили они день каким-то бесконечным двухсерийным фильмом, и я, видя, что конца ему не предвидится, во время второй серии пошел уже ужинать и пить чай, хотя обычно начинаю это делать только после выключения их проклятого телевизора. И не зря пошел! – после конца второй серии это чмо – наркоман – тут же нашло еще какой-то другой фильм по другому каналу и уселось смотреть его!.. Я уже лег (хотя под их фильмы какой сон!..), а они тут, наоборот, вдруг все вскочили со шконок и уселись пить чай; и только после многократных попыток нарядчика убедить наркомана, что фильм дерьмовый и надо ложиться спать, тот, пошарив еще на всякий случай по другим каналам и ничего не найдя, выключил-таки телевизор. Таким образом, эту ночь мне все-таки удалось хоть сколько-то поспать, хотя проснулся я задолго до включения света (который сегодня включили явно вовремя, в шесть утра, без опозданий). Только хотел уже взяться за веревку – вдруг спящий сейчас надо мной казахстанский быдляк слезает со шконки!.. А вот сейчас, пока пишу, вроде все они опять уснули, но – полной уверенности нет, да и момент уже упущен, в любой момент могут прийти с прогулкой (на которую они с появлением в камере четвертого стали рваться – но не судьба им встать вовремя :), с завтраком и т.п. Момент уже упущен, – для этого ведь надо особое настроение…
Когда я перечитываю письма друзей (?), их пожелания держаться и не унывать, – вроде становится на время чуть полегче, расступается этот окружающий мрак, начинает смутно казаться: а вдруг и правда не стоит спешить, вдруг я и правда всё это выдержу? Но это иллюзия, конечно, и мрак скоро окружает меня опять. Мрак кромешный… Будущего нет, впереди – одно сплошное дерьмо, ни малейшего просвета. Вспомнить только трехлетнюю войну тем сроком за право держать вещи под шконкой, то есть – не дать разворовать в каптерке всё, приобретенное с таким трудом, всё, от чего зависит там элементарное выживание… А ведь сейчас возможностей что-то приобрести (через свиданку, в основном) будет намного меньше, чем тогда, а сроку – в полтора раза больше… Нет, надо, надо кончать с такой перспективой!.. Иного выбора нет…
Написал вчера письмо этой сучке Мане на бланке, оставшемся от ее новогоднего письма, – хорошо, хоть такой вариант нашел, всё же быстрее, чем в конверте. Собственно, именно отсутствием их с Мишей писем и был, если честно, вызван у меня тот последний пароксизм отчаяния, в пятницу и субботу (вчера и позавчера). Им некогда, у них работа, дети, они не пишут мне из-за этого (Маня так и объяснила в прошлом письме свое долгое молчание). Твари! Своими руками поубивал бы!.. Никакие ваши проблемы, никакая работа – не сравнятся с тем изуверским мучением, какое представляет собой сидение тут, взаперти, без связи, в полной неизвестности о творящемся там, на воле…
Собственно, будь я не 100% уверен, что веревка выдержит, не оборвется, – я бы уже давно, приготовить всё это и залезть можно за пять минут. Увы, я уверен, наоборот, в том, что она тотчас оборвется, и это станет позором, раскрытием моих замыслов – и поводом для усиления контроля, увы… Но и в зону, под тамошние проверки-уборки, мне попадать больше никак нельзя, я просто не выдержу всего этого второй раз. Так что ситуация совершенно безвыходная, и что делать – я не знаю… :(((
Итак, график исступленной, последней, мучительной надежды на следующую неделю: в понедельник – ждем ларька (остатки от заказа 9-го числа, после свиданки), во вторник – писем, в среду – адвоката…
15.4.2013, около 8 утра (до завтрака)
Понедельник. Писать особо не о чем, но находиться здесь по-прежнему невыносимо. Не тем невыносимо, что здесь плохие условия, нет, а – предстоящими ужасами лагеря: подъемы, зарядки, проверки, уборки, комиссии… Всё то же, что в тот раз, только хуже и тяжелее, по общему правилу, с которым я уже столкнулся в тюрьме. Семь лет жизни, по 16 часов, день за днем, провести среди подонков, идиотов и быдла, потерять ни за понюх, – вот в чем ужас… А дальше – 46 лет вроде еще и не так много, но никакого будущего нет, это уже понятно. Только одиночество, болезни и нищета…
Написал вчера большое, на четыре листа, еще одно письмо Майсуряну обо всех своих проблемах разом. Отправил и Мане это воззвание к ее совести и прочим чувствам. Не знаю, не уверен совсем в ее реакции. М.б., сегодня-завтра и придет что-нибудь от нее, от Миши, но все равно – это подцензурная переписка, в которой ни мне спросить, ни им рассказать всё, что мне надо, нереально…
Смерть по-прежнему остается единственным гарантированным избавлением от этого жуткого будущего, единственным спасением, но – мне по-прежнему не хватает на нее духу, как и в тот раз. Теперь вот – промучавшись два полных дня (пятница и суббота), уже морально подготовившись, – решил отложить до тех пор, пока не заберут от нас этого этапника, не останемся опять втроем; решил, прекрасно понимая, что это тоже всего лишь уловка, отговорка: до этого мы целый месяц сидели тут втроем – и что же? Ничего… Безнадега…
16.4.2013, 7-56 (до завтрака)
Проклятая простуда накрыла с головой еще вчера – насморк, из носа течет, чуть позже – он заложен полностью, к вечеру начался и кашель. А перед самой проверкой вчера поднялась, похоже, и температура, – но таблетку аспирина у врачихи на проверке еле выпросил, не хотела давать, сука!.. Сейчас температуры нет, но проснулся совершенно больной. Особенно донимает кашель, и при нем ощущается уже боль в глотке или в груди. А сегодня еще и баня…
Тупые быдляки в камере, все трое, до глубокой ночи смотрели вчера какой-то новый детектив, которого нарядчик, по его словам, долго и с нетерпением ждал. Началось в 21-30 – и я думал, что, как обычно, через два часа кончится, я поужинаю – и спать. И вдруг этот уродец нарядчик говорит, этак между прочим: мол, «сегодня четыре серии»! Я был в глубоком шоке: как четыре серии??! До утра, что ли? – если каждая по два часа. И когда же спать? Тем более, что из них никто даже под одеяло не ложится, все с огромным интересом смотрят этот очередной быдлофильм – и только ругаются, что каждые несколько минут в нем реклама.
Короче, прождав дольше обычного, когда уже давным-давно должна закончиться одна двухчасовая серия, – пошел я ужинать, пить чай, потом лег и накрылся одеялом. Эти твари не подумали даже сделать потише – а я, как обычно, у быдла ничего не прошу. Но и уснуть под этот звук не могу, конечно. Проходит минут 20-30, я всё лежу, почти смирившись уже в душе с тем, что ночь пропала… И вдруг, с началом очередной рекламы, они начинают переключать каналы! Неужели всё-таки кончилось?! Да, не найдя больше ничего, им интересного, они через пару минут всё же выключили и улеглись!.. Счастье-то какое!.. Так что эту ночь всё же удалось поспать, – заснул я, по-видимому, довольно быстро и до начала седьмого утра ни разу не просыпался. Счастье – иметь возможность ночью спать, и я уже не знаю, как наконец убрать из камеры этот проклятый телевизор…
Да, а вчера с самого утра принесли-таки электронное письмо от Мани – и еще от этой моей френдессы из Грузии, реальная фамилия которой Ольга Исаева, а я знал ее как Орлеану Орлицу в ФБ и на тифаретнике. Вот радости-то было! Фактически мы с Маней написали друг другу почти одновременно – я это SOS-письмо на старом бланке, уже устав ждать, и она мне – очередное, даже не поставив на нем дату…
20-30
Болезнь разошлась не на шутку, не только жуткий кашель, но и температура. Написал начальнику заявление о выдаче лекарств, а сам, слава богу, нашел в сумке четыре таблетки бромгексина, данные еще в 408-й дураком. Нажрался сейчас на ужин кильки с картошкой, – ужинать в 12 курицей, которую вчера заказала мать (приезжала-таки, а то я уже стал волноваться), боюсь, не придется. А завтракать ею завтра утром, при свете, – не так прикольно. :)
Нет, эта хрень по ТВ все же не была вчера сразу четыре серии, – сегодня в анонсе говорили, что четыре серии там «с понедельника по четверг». Что на меня вчера нашло, когда этот идиот сказал, сам не пойму…
Какое же все-таки невероятно тупое, бессмысленное, хамское быдло они все!.. Этот нарядчик, примитивный быдляк, чуть ли не прыгать начинающий при упоминании о бане (сегодня ходили перед обедом), истерический, как ребенок, фанат бани, – самый примитивный и грубый зэковский вариант, видал я таких тем сроком… И такой же примитивно-безумный он фанат улицы и свежего воздуха, – неважно, что в лагере, в неволе, главное, что уже весна, тепло, снег сошел, «погода – бомба!»… 39 лет, как и мне, – но четкое ощущение, что отставание в развитии, сознание 15-летнего пацана…
В заказах 9-го и вчера мать почти не заказала самого нужного, – хлеба, колбасы, воды… А скоро 12 дней «праздников», ларек не будет работать… Когда следующая свиданка, придет ли завтра адвокат, – вот что меня занимает. И еще – опубликовалось ли мое письмо к КС и стихи.
17.4.2013, день, до обеда
Мрази смотрят фильмы. Кажется, сегодня будет четыре фильма за день, если не больше. Сейчас уже идет второй, еще два – сериалы вечером. Голова пухнет невыносимо…
18.4.2013, 8-й час утра (до завтрака)
Вчера, слава богу, де-факто главный здесь быдляк (нарядчик) выключил телевизор практически сразу после конца последнего запланированного ими к просмотру фильма, где-то около 12-ти ночи. Но – боже мой, какие тупые, примитивные, бессмысленные, бодро-веселые (верный признак недоумия), омерзительные быдляки! Ничуть не лучше тех, бывших вокруг меня тем сроком. И как истерически, фанатически преданы они телевизору и фильмам! Про политику, как бы убого она ни освещалась на современном русском ТВ, смотреть избегают; а вот фильмы – таращатся целый день, прямо вперившись в экран, обсуждают увиденное между собой, комментируют реплики героев (грубо и по-быдляцки комментируют, разумеется), пересказывают тем, кто не видел (наркоман и временный этапник-транзитчик, отъезда которого я жду не дождусь, вчера после обеда завалились часа на два спать, – неудивительно, что по ночам им не спится, скучно и хочется смотреть еще фильмы…).
Адвокат вчера так и не пришел. Принесли зато остаток заказа от 15-го числа, и там, наконец-то, оказались те пять батонов колбасы, о которых мы с матерью говорили еще на свиданке 9-го. Но не оказалось хлеба, – мне его, я прикинул, хватит до конца «праздников» в обрез, если вообще хватит. А в лагере теперь, если всё же там окажусь, будет мне тоже заметно более голодно, чем в тот раз: передач положено всего шесть за год, а на расход в ларьке ограничение – две, кажись, тысячи в месяц…
Надо, надо умереть, чтобы туда не попасть опять, в этот лагерный ад, но так и нет сил, так и нет мужества... Да еще письма от Мани (особенно) и других внушают каждый раз какую-то надежду, какие-то ложные иллюзии, что, вроде, не все еще потеряно, раз они пишут мне, не забывают, призывают держаться… Мучительные и пустые иллюзии, в самой страшной, тяжелой форме испытанные мною в тот раз при окончании длительных свиданок с матерью…
В субботу, видимо, опять будет ужас – бесконечное изобилие фильмов по всем каналам, которые эти ублюдки будут смотреть до двух ночи и позже, не давая мне спать…
19.4.2013, 9-й час утра (до завтрака)
Невероятно, но факт: их увезли сегодня одновременно! Этапника наконец-то забрали на этап, а нарядчика таки повезли в Бабушкинский «суд», куда он так не хотел ехать, что даже написал ради этого отказ от своей апелляционной жалобы. Он, к сожалению, вернется даже не вечером, а скорее после обеда, часа в три-четыре дня. Но пока что – я сижу в камере с одним только наркоманом (который уже опять завалился дрыхнуть), и телевизор выключен после вчерашнего смотрения опять до глубокой ночи, – блин, как же хорошо!..
7-49 в Москве, сообщает радио. Блин, когда же свиданка? М.б., сегодня? Какое-то смутное предчувствие…
20.4.13., 8-й час утра (до завтрака)
Какой безумный был вчера день!.. Я до сих пор не могу успокоиться, нервничаю, психую, – и есть от чего…
Вместо ожидаемой мной свиданки – в 12 вдруг постучали в дверь: «По сезону!». И повезли опять к проклятому Абоеву в следственный комитет. Сперва у меня возникло мрачное предчувствие, что сейчас он мне назначит психэкспертизу на «Серпах». Но конвойный «мусор» в машине успокоил, что это, как он понял, «217-я» (статья УПК) – закрытие дела. Уже лучше!.. Поехали мы втроем, двое зэков – на продление ареста в Бутырский «суд», и пока стояли ждали их у «суда», с этим «мусором», уже немного знакомым мне по прошлым поездкам (и он тоже запомнил меня и что я связан с журналистикой) мы долго дискутировали в машине о свободе слова, о том, лучше будет или хуже, если убрать милицию совсем, и т.д. Он оказался деревенским, приезжим из Орловской области, и свое участие в такой структуре, как МВД, оправдывал в основном тем, что там можно зарабатывать деньги и иметь всякие льготы.
Потом довезли-таки меня до места назначения. Первое, что я увидел там в руках моего адвоката Бородина, – наконец-то пришедшее заключение психэкспертизы о том, что я здоров. Ну слава богу! Хоть ожидаемая с ужасом поездка на «Серпы» отменяется…
Сука Абоев предъявил мне сперва заключение экспертизы на пару десятков моих последних текстов, где-то с лета 2012 и до ареста, – они все, конечно же, оказались с «призывами», «разжиганием» и т.п. Потом – бумажку о том, что предварительное расследование по делу закончено. Потом – еще одно постановление о привлечении в качестве обвиняемого – туда он напихал еще кучу новых текстов: «Зачистку» (один из лучших), «Мразь Россия», по итогам «суда» над Рussi Riot, и т.д. и т.п., так что их теперь стало не четыре и не семь, как было до сих пор, а несколько десятков. Вызвал зам. начальника их СК и долго советовался с ним, как «процессуально» оформить изъятие из обвинения статьи про Иран и Холокост, – они таки просекли наконец, что срок давности по ней вышел, но вместо 2005 г., когда она реально была написана, – указали, что она размещена не позднее какой-то даты в 2007 году (когда я сидел ага!..).
Дал еще ознакомиться почему-то только с первыми пятью листами первого тома дела. Всего томов на сей раз оказалось семь, в тот раз было пять.
Самое же трагическое началось, когда адвокат, уже получив от мрази Абоева разрешение для матери на очередную свиданку (а я-то думал, что уже давно!..), решил вдруг спросить у него для меня разрешения позвонить матери на пару минут с телефона его, адвоката. Я не просил об этом, но отказываться, конечно, не стал. Мразь Абоев сказал, что, мол, если разрешит конвой, – и сидевший за нашими спинами толстый, усатый, добродушный конвойный мент, тоже возящий меня уже не первый раз и уже хорошо знающий, нехотя пробурчал, что он не против.
Кроме обычных расспросов про здоровье и пр. – я сказал матери позвонить Мане, напомнить ей, чтобы писала мне скорее. И тут мать начала, как всегда, орать! – что Мане звонить она ни за что не будет, потому что там дня три назад звонила ей сама, спрашивала, по какому телефону можно со мной связаться (ни по какому), сказала, что я ее «подвожу под статью» и что – самое главное – она не будет больше вешать мои тексты на тифаретник, отказывается. Вроде бы и Майсуряну она говорила то же самое, – по крайней мере, на него мать тоже ссылалась. И при этом с ней якобы Маня разговаривала грубо, из-за чего мать и отказалась наотрез ей звонить.
Было от чего начать психовать! Не слушая запреты и протесты Бородина и Абоева, я, недослушав даже крики и ругань матери, тут же набрал Мане. Я успел только спросить ее: «Что у тебя случилось?» – и она ответила удивленно: «А что случилось?» – и жирный усатый «мусор» по приказу суки Абоева отобрал у меня телефон. Бородин тоже был страшно недоволен, – испугался, что его телефон сломают в этой борьбе. Но мне было уже все равно…
Всю дорогу в тюрьму, и в камере, ужиная, и даже полночи, когда проснулся затемно и уже не мог уснуть, – я думал об этом, чуть не сошел с ума. Ее никуда не вызывали, как тут же решила мать, и ничем не грозили, это ясно. А просто – вспомнив свое последнее письмо к ней, через ФСИН-овский сервис, я понял, что, конечно, написал там кое-что лишнее: чтобы она трясла с Майсуряна мои последние два текста для блога, хотя, конечно, ни тексты, ни блог, ни фамилию Майсуряна не называл открыто. И что она мой секретарь, тоже не стоило писать…
Но чтобы она впредь отказалась помогать, вешать тексты, – это немыслимо! Это добьет меня здесь больше, чем семилетний срок. Это будет предательством еще похуже того, прошлогоднего… Что ж, как придет Бородин (сказал ждать его с понедельника по среду на той неделе, а сегодня суббота) – надо будет через него отправить ей пламенное письмо по е-mail, уговорить как-то не отказываться, не бояться, а я уж впредь, конечно, буду осторожнее. И вот это-то письмо я и сочинял, и прокручивал полночи в голове, так что с вечера долго не мог уснуть, а проснулся уже с головной болью. Да, Маня, видно, крепко связаны мы с тобой невидимой ниточкой, и не в моих силах ее порвать, как бы мне порой этого ни хотелось, – а ты, я надеюсь, не захочешь этого больше никогда. И жизнь у тебя в Питере – не прошлым летом, а вообще, если бы она оказалась возможна в будущем , – представляется мне отсюда, из тюрьмы, раем, сладкой сказкой, совершенно недостижимой мечтой…
Одна только радость (кроме психического заключения из Бутырки), – мой фокус с телевизором удался! :))) Я всё успел сделать, пока был в камере вдвоем с наркоманом [примечание 2020 г.: через отверстие в задней стенке корпуса отломать какие-то три мелких детальки, припаянных на внутренние платы, и выкинуть их], – тот после проверки опять завалился спать. Я думал что ничего не получится, но – прихожу вечером, а телевизор не работает! Стал показывать какие-то полосы на экране вместо каналов! – нарядчик специально включил и показал мне. Ну что ж, хоть спокойные ночи на какое-то время, надеюсь, мне обеспечены. Только вот не сподобились бы они как-нибудь затянуть новый телевизор, – или не они, а уже другие сокамернички, ибо эти скоро уезжают. Наркоман, оказывается, вчера уже получил «законку» - не получив еще даже ответа на свою апелляционную жалобу; нарядчику же вчера рассмотрение в Бабушкинском «суде» отложили на понедельник, его даже не повезли туда, а вернули в камеру, мы с ним разминулись чуть-чуть.
Вот такие вот мрачные дела. Не знаю, что делать теперь с этой несчастной Маней, как ее уговорить, а главное – как заставить мне сюда хоть что-нибудь написать. На любые мои пламенные письма она может просто не отвечать, занятая своими делами. Как ее заставить писать мне чаще – ума не приложу; вот ситуация, когда просто позарез нужен телефон – но его нет и не предвидится, разве что в лагере первое время, – потом-то опять перестанут давать, как было и в тот раз. Надо, конечно, будет покупать свой, – но где и как его заряжать, если надо держать его наличие в тайне от окружающих стукачей…
21.4.13.,7-й (?) час утра, до завтрака
Бредовые какие-то события происходят… Вчера в обед заказали вдруг на этап наркомана, – к семи часам вечера с вещами! Ничего себе, думаю, – только накануне получил «законку», и уже поехал… Не церемонятся в этой тюрьме…
Остались мы с нарядчиком вдвоем, поговорили немного о лагерях, о том о сем, спать легли рано, – телевизор-то не работает, хотя днем он от отчаяния и пытался его починить. :) Спал я, видимо, крепко, всю ночь не просыпаясь, – ничего не слышал. Проснулся сейчас, перед самым включением света, – смотрю, на шконке наркомана уже кто-то спит. Встал, пригляделся, – а это он и есть! Вернули назад! Охренеть…
Обычно этапы в какое-то одно место бывают раз в неделю – судя хотя бы по тому, как самого меня в 2007 на нижегородском централе вот так же вернули в камеру с этапа, после целого дня на сборке, – и просидел я там еще целую неделю, этапы в Буреполом отправлялись только по четвергам. И с этим, наверное, будет так же. Поразительно другое, – как это я не слышал, как с лязгом и грохотом отпиралась дверь, как он зашел, как наверняка разговаривал тут с нарядчиком, прежде чем лечь… Вот как умотался я, сплю как убитый…
А проснулся вот сейчас, утром, – и вдруг так пробило меня, с такой невыносимой ясностью вдруг охватило опять это чувство ужаса, отчаяния, невыносимой смертной тоски, – блин, опять я в тюрьме, вот уже шестой месяц пошел, как посадили, и конца-краю не видно, и не вырваться мне никак из этих клещей, и еще семь лет впереди… Какой же это невыносимый кошмар – опять я попал в этот ад, в это подземелье, где своя, особая жизнь, и нет никакой надежной связи ни с матерью, ни с ребятами, я отдельно от них, от своей привычной среды… И даже покончить с собой не могу – не выдержит веревка, боюсь, да и ребята вот нет-нет, да пишут, запрещают мне, стыдят (последним было письмо от Миши Агафонова, которое мне прямо в кабинете суки Абоева дал прочесть адвокат, я лишь бегло успел его там пробежать). Это не смертельно, но как же это невыносимо тоскливо, мучительно, невместимо разумом – быть оторванным от всего своего и насильно запертым в абсолютно, мучительно для тебя чужое и ненужное, в котором ты не находишь и никогда не найдешь себе никакого применения… Точно такое же чувство ужаса было у меня, хорошо помню, и в тот раз, когда я просыпался в буреполомском бараке, особенно в самом начале – 2007, 2008… Острое чувство невыносимой утренней тоски в неволе… С ума можно сойти от нее, от этого жуткого ощущения потерянности, оторванности от своих, от того, что заперт в этом чужом – и выхода нет… А в этот раз тем более, и с бытом, с едой, с одеждой – будут более тяжелые проблемы, чем в тот раз… Невыносимая тоска и отчаяние давят, не отпускают душу, выворачивают ее всю наизнанку…
22.4.13., около 7 утра (до завтрака)
Понедельник. Боже, до чего же немыслимо, невыносимо тоскливо в тюрьме по утрам!.. Я хочу умереть, но не могу, – нет надежного способа, боюсь, что оборвется веревка. Впрочем, это всё только отговорки. Боюсь, боюсь, никак не могу решиться, – но как и жить потом с этим? Напоминаю себе каждый раз одно и то же, доводы разума, так сказать, – что на воле я был никто и звать никак, а здесь я все-таки – политзаключенный, о котором пишет пресса какая-никакая («Грани» в основном»), за которого подписываются люди (у Корба) и оставляют комментарии в поддержку. Что если мне так тошно от разлуки и невозможности общаться с друзьями (а есть ли они?..) – то и на воле было бы ненамного лучше, особенно в смысле личного общения, т.к. из страны все равно пришлось бы уехать, – разве что интернет-общение было бы доступно, и то отвечают не всегда… Напоминаю себе все это каждое утро, стараюсь убедить, – но всё равно от разлуки, изоляции, неизвестности, а главное – от знания уже, какие ждут унижения в лагере, как невыносимо унизительна сама тамошняя жизнь, среди быдла и отребья, всё время норовящего тобой командовать, – у меня сжимается сердце и еще больше охватывает смертная тоска…
Понедельник. Делать нечего, – по части переписывания старого (украинское письмо) и даже писания нового я славно поработал вчера, почти весь день заняло. Остается только тупо ждать, – в первые три дня недели обещал прийти адвокат, и надо будет через него писать и отправлять наконец письмо Мане, умолять ее, уговаривать, успокаивать, чтобы она не боялась ничего и продолжала мне помогать с блогом и вообще в интернете. Ведь без возможности хотя бы иногда что-то важное написать и передать на волю, чтобы гарантированно повесили хотя бы в мой блог, – всё это вообще теряет всякий смысл, все эти годы унижения и ужаса среди быдла, вся эта непонятно для чего сохраняемая и проживаемая жизнь… В общем, если Маня все-таки откажется, это будет такой удар в спину, что просто трудно вообразить… В моем здешнем положении, что тогда, что сейчас, такие удары особенно непереносимы…
Правозащитники предали меня, да, правильно пишет Сергей Крюков. Предали, не хотят защищать, кроме разве что одной Е.С. Ну что ж, пусть они будут следующими, пусть после моего отъезда заселят вот эту мою. Камеру в Медведкове ими – и мне не будет их жалко, ей-богу. Поделом… Да и Е.С. тоже что-то не проявляет особой активности на сей раз, и даже упорно не пишет мне, хотя в последней записке твердо обещала на все письма отвечать. Последнее большое письмо я передал ей прямо в руки 4-го числа в «суде» - и вот уже 22-е, и до сих пор тишина. От Световой тоже никакого ответа… Глупо, тошно, бессмысленно всё…
Одно только счастье – телевизор не работает. :)) Вчера весь день я спокойно думал и писал, голова не была забита бредовыми разговорами их бесчисленных за день «кино», все мысли были на месте. Ночью лег достаточно рано, вот уже вторую ночь вроде получается более-менее неплохо выспаться. В то же время животные-сокамернички так тоскуют и изнывают по телевизору, так злятся и бесятся, что он вдруг неожиданно сломался :))) – если бы им тут оставалось бы сидеть подольше, а не уезжать уже вот-вот, – я боюсь, что они так или иначе выклянчили бы себе у начальства другой, работающий. И очень боюсь, что такая беда – появление другого – еще ждет меня с отъездом этих сокамерничков и заездом сюда следующих… Не дай бог, конечно.
23.4.2013, утро (до завтрака)
Невыносимо, невыносимо, невыносимо!!!... Истерика… За что я опять в тюрьме?!?!?!???!!! Каждое утро теперь, как и прежде, тем сроком, я схожу с ума от этих мыслей, от этой безнадеги… Нет, нет, вешаться всё же придется, – несмотря на все письма ребят, на все просьбы, отговоры, аргументы. Не знаю, когда… позже, но все равно придется, это единственное спасение… Потому что… не терпеть жен ЭТО всё безропотно столько лет. Вчера от нечего делать стал считать дни – сколько осталось, если и впрямь дадут семь с половиной лет. Получилось 2582 дня. Ужас, ужас, невместимый сознанием… Я не выдержу столько, – да и зачем?.. Адвокат вчера так и не пришел, приходила ли записываться на свиданку мать – я не знаю, писем не было… Ждем это всё сегодня. Хотя сегодня баня, сегодня, м.б., придется мокрому, только из бани, скорей-скорей топать к адвокату… А еще – стал я теперь бояться посещений Каретниковой и Бабушкина, которых раньше так ждал (Каретникова с 13 марта не была, чтоб ей провалиться, и Бабушкин – чуть позже). Они ведь не одни ходят, а с тюремным начальством, и как только зайдут и спросят, у кого какие жалобы, – проклятые уродцы соседи тут же заявят, что у них сломался телевизор и они просят новый. И им дадут новый, как же, правозащитнички «позаботятся» о них и обо мне – и прощай опять, тишина и покой, особенно по ночам!.. И как сказать здесь же, при сокамерничках, , как намекнуть, как шепнуть и им, и «мусорам», что никакой телевизор не нужен, чтобы ни в коем случае не несли его, я не знаю… Опять сходить с ума весь день от бредовых фильмов, опять ложиться спать, зная, что не уснешь, пока они не выключат…
Я не знаю, чем мне держаться на этот раз, чтобы не сойти с ума… Представлять себе все время май 20-го, освобождение, как тогда – март 11-го… Жить письмами от друзей – но они почти что не пишут, как нарочно… Думать, что вот так же сидит еще множество достойных людей, и срока у них еще больше моего, и как-то они держатся… А я вот не могу… В лагере, есть слабенькая надежда, хоть будет телефон, связь с домом, с ребятами… но я уже знаю эту лагерную связь, какова она, особенно когда мне ее запрещает давать «положенец» по приказу из штаба… И всё равно, от срока можно с ума сойти… Написал еще одно безнадежное и, видимо, последнее письмо Санниковой, которая теперь не отвечает на мои письма: тогда, 4-го, в «суде», отдал прямо в руки – и до сих пор тишина… Сойти с ума, сойти с ума от безнадеги и отчаяния – сидеть такой срок, 2581 день еще… или же повеситься, пока еще тут, пока еще есть возможность. Другого выбора нет, увы…
25.4.13., около 7 утра (до завтрака)
Ну что ж, вот и всё… Теперь выжить точно не получится, да и незачем… Крышка гроба захлопнулась окончательно… Вчера, как раз после свиданки с матерью, повезли опять к суке следователю. И тот предъявил мне новое «обвинение» - на этот раз по 205.2. и по 280-й там были уже не первые части, а вторые. Типа, «призывы» с использованием СМИ. И одновременно – постановление какой-то из начальницы по фамилии Костина о том, что следствие, уже было оконченное, возобновляется – с целью выяснить, является ли сайт «Сопротивление» и мой блог с ЖЖ, который они тоже подверстали к обвинению, СМИ.
То бишь – уже не семь с половиной, а десять с половиной лет, методом «частичного сложения» по 69-й ст. УК. Семь – максимальное теперь из имеющихся наказаний – плюс половинка от этих же семи. 10,5 лет как с куста… Нет, столько я точно не выдержу, да и зачем?.. И несмотря на то, что у них нет никаких доказательств, что они в глаза не видели логи серверов marsho и Livejournal, и пишут, что это я 6.2.2011 завел себе блог в ЖЖ – в то время как я еще сидел!! – «суд» ничего этого, никаких наших доводов и опровержения слушать не будет, а просто проштампует полученное от «следственного комитета» обвинение, переписав его в приговор… Суки… И ничего, ничегошеньки нельзя сделать…
Адвокат Бородин, тоже сука, мразь и ничтожество, еще и не хотел, видите ли, даже ехать ко мне в тюрьму после этого, – настолько он, видите ли, занят. С трудом пообещал, что, м.б., в пятницу, завтра с утра, все-таки постарается приехать. От Трепашкина – мать на свиданке со слов Миши Агафонова передала очередное обещание в ближайшие дни зайти ко мне ,а также и точно выступать в «суде». Рома Качанов тоже обещает быть в Москве в мае – и наконец-то ко мне зайти…
Как на грех, ночью, после всего этого, еще и зуб слева, сверху, разболелся так дико – пришлось-таки принять пенталгин, как я ни старался терпеть и не подсаживаться на таблетки, не привыкать к ним. А представить, что я где-нибудь в пермской глуши, году этак в 17-18-м, буду вот так же мучиться с зубами?! – сроку-то теперь аж до мая 2023 года!.. :)
В общем, беда, и нет выхода. Вернулся – лежит наконец-то электронное письмо от Миши, наконец-то он соизволил написать… А когда вернулись уже в тюрьму – конвойные «мусора» из бибиревского отдела, уже хорошо меня знающие, т.к. с ними я с самого начала срока и езжу везде, сказали мне, что на продление ареста в Бутырский «суд» повезут меня или в понедельник, или во вторник – 29-го или 30-го, т.е. в последние дни перед «праздничками»…
вечер (до ужина)
Вечер тоскливого дня… Тоскливого и бесконечного… Весь день болел зуб, и сейчас тоже продолжает болеть. А только что приходил шмон – на этот раз не только к нам, с обеда где-то они шмонали весь этаж. Забрали пустые пакеты из-под сока и молока, в которых сокамернички заваривали себе чифир – и посрезали все веревки со шконок! Та веревка, которая оставалась моей последней надеждой не сидеть ни семь, ни десять лет, – теперь ее нет, увы!,. И я уже не узнаю, выдержала ли бы она меня, или нет (хотя вряд ли, конечно). Было тошно, а стало еще тошнее… Дни я уже не считаю, – знаю только, что их осталось мне теперь 3650 с чем-то, чуть больше десяти лет, – до мая 2023-го года…
27.4.13., около 7 утра (до завтрака)
Все-таки приходил вчера Бородин (адвокат). Самое омерзительное, – ублюдок «мусор», водивший меня сначала к нему, а потом обратно, при самом уже входе в камеру нашел и отобрал у меня целых (на этот раз) три номера «The New Times», которые специально принес Бородин. Пока сидел в отстойнике, ждал отправки на корпус – успел лишь посмотреть во всех трех номерах «Хронику текущих событий», с которой теперь начинаю этот журнал читать, – и там было сообщение, что политзаключенного по «болотному делу» Николая Кавказского – Трибунуса, единственного из всех «болотных» пзк, кого я знаю лично – этапировали с Бутырки на больницу в «Матросскую Тишину», т.к. у него, оказывается, куча болезней. И была приложена даже его фотография – где-то в коридоре «суда» видимо.
А всё остальное, что там было, – я прочесть не успел. Пусть сдохнет страшной смертью, в корчах, этот ублюдок, который забрал у меня журналы! И пусть весь покроется гниющими язвами еще при жизни!..
Отдать, правда, Бородину я отдал всё, что хотел, прежде всего письмо к украинцам, и написал там же, при нем, письма матери и Мане. Этот урод уже окончательно обнаглел, – звонить ребятам по моим просьбам он не хочет, соглашается этак нехотя, сквозь зубы, с большим трудом, и то не всем; вообще – не желает заморачиваться моими проблемами (кому из ребят что передать на словах, допустим), а зато долго рассказывал мне, как ему тяжело живется, как не хватает денег на семью, на детишек, и что он, мол, поэтому из чистой благотворительности работать не может, надо, мол, искать деньги на его оплату. Я сказал ему в ответ, что понимаю его проблемы, но всё же – они ничто по сравнению с моими, и я с удовольствием поменялся бы с ним. Ей-богу, если бы это не был помощник Трепашкина, подразумевающий некую связь с ним самим, – я бы давно отказался от услуг такого адвоката, ибо подобного дерьма, не желающего ничего делать, не видел еще никогда – ни среди своих адвокатов (уж на что Голубев был тоже не подарок…), ни среди других по чужим политделам….
Настроение сегодня с утра, как ни удивительно, не такое чудовищное и невыносимое, как бывает обычно. Даже сам удивляюсь, – с чего бы это, когда теперь уже конкретная, неиллюзорная «десятка» вырисовывается… Да, положение очень мрачное, а Миша в переданном наконец-то вчера Бородиным письме всё убеждает меня не радовать своей смертью врагов, не сдаваться, продолжать борьбу, и т.д. Его бы в лагерь, хотя бы годика на 2-3, чтобы он хлебнул тамошней жизни во всей ее красе, тогда бы говорил… Да-да, не бросать борьбу из-за бытовых неурядиц… которые выражаются, например, в том, что тебе на протяжении целых лет (весь срок) фактически ни одну ночь не дают нормально спать, от силы ты спишь часа 2-3, а днем не можешь заснуть совсем. Интересно, через сколько суток такой жизни Миша начисто забыл бы и перестал бы думать о любой борьбе…
Эти дни совсем замучила зубная боль – вот там, слева в верхней челюсти, отчего болит и выше, включая скулу, глаз и временами даже бровь. Но спал я эту ночь более-менее нормально, проснулся – особо и не болело, но вот сейчас понемногу боль расходится опять…
В понедельник или вторник опять ехать в «суд» не продление ареста, по словам бибиревского конвойного «мусора» (жирный, усатый и очень колоритный, работает последний год, в 40 лет у них уже пенсия) – но Бородин вчера об этом еще ничего не знал…
28.4.13., утро (до завтрака)
Наркомана вчера таки забрали из камеры на этап, и больше он уже не вернулся, уехал. Заказали вечером, сказали – «через полчаса», но, разумеется, как обычно, он ждал больше часа, пока за ним придут…
Настроение отвратительное, как обычно. Вот так же через несколько месяцев поеду и я, – зимой, скорее всего, под Новый год, а самые морозы… И буду пережидать проклятые «праздники» где-нибудь на пересылке или в карантине. Ждать, пока мать сможет ко мне приехать, хот что-то привезти пожрать…
Мозг сопротивляется, как может, этой незатейливой мысли – что я попал на целых десять лет, сейчас мне их намотают в «суде» легко и просто, не смущаясь никакой недоказанностью, – происходит, видимо, вытеснение по Фрейду. Лезут в голову какие-то смутные надежды на чудо, на то, что такого ужаса просто не может случиться, – должно, типа, вмешаться какое-то везение, какая-то счастливая случайность… Хотя – какие бывают в этой стране для политзэков счастливые случайности, я уже вполне убедился тем сроком, тоже всё мечтал как-то выбраться с зоны пораньше; да и сейчас это вполне ясно не только по моему случаю, но и по другим, – по тому же «болотному» делу, допустим. Хотя – я не удивлюсь, если их-то правозащитники и вся «общественность» в итоге таки вытащат, ну хотя бы поспособствуют заметному снижению сроков. Не зря же и New Times, и «Новая» только о них и пишут, делают индивидуальные портреты, всячески облизывают; та же Светова, в частности, только ими, считай, и занимается, – а обо мне известнее Корба и Санниковой никто не написал ни строчки… ах да, Подрабинек еще, в самом начале… Не заслужил я… Служил-служил, да вот – ничего не выслужил… 20 с лишним лет, вся сознательная жизнь – и ничего. Кроме второго срока, разумеется. За какого-нибудь, прости господи, Полиховича – они глотку порвут, хотя до ареста по «Болотному делу» его абсолютно никто не знал. А этот Стомахин – да пропади он пропадом, он же сумасшедший!..
В общем, тоска. Открытое письмо «КС оппозиции», открытое письмо украинцам (ВО «Свобода»)… Кому еще написать? Пока есть возможность? Широпаеву? :))) Кому и что еще можно сказать такого, что привлекло бы чье-то внимание? Широчайшая свобода слова в тюрьме :))) – а сказать-то некому и нечего… Хорошо еще, в самом деле, что я не оставил на воле ничего – никаких незаконченных проектов, невыполненных обещаний, сулящих хоть что-то хорошее отношений… Арест явился как бы вполне логичным завершающим аккордом к этим 20 месяцам, в которые я так и не нашел себя в этой новой политической обстановке, к году размышлений о том, как так получилось, что я оказался совершенно не востребован, что на оппозиционных трибунах – навальные и яшины, рулят стотысячными массами и спускают пар в свисток, и что, собственно, жизнь прошла, и мое время уже никогда не наступит… Это было так тошно и горько, так невыносимо, что, пожалуй, лучше уж сидеть в тюрьме, чем на такой воле… Только не десять лет, конечно; года четыре, пять – я бы взял сейчас, наверное, легко, благо опыт уже есть…
вечер (после ужина)
Глупо, но принимать участие в политической жизни России я, видимо, могу только как политзаключенный. Которого кто-то защищает, а кто-то (большинство) категорически отказывается защищать, – и вокруг этого публично ломаются копья, пока я сижу себе без всяких надежд на освобождение или хотя бы снисхождение. (Сейчас вот они ломаются в основном благодаря Корбу, спасибо ему.) Как объект, короче. А вот будучи на воле, как активная боевая единица – субъект – я участвовать в российской политике не могу, как это ни грустно. И 20 месяцев на воле между двумя отсидками это хорошо показали. Не могу, хотя отдал этому делу всю жизнь, и стаж мой поболе, чем у многих нынешних «оппозиционеров», – а всё потому, что ни цели мои, ни методы категорически не совпадают с таковыми у 90% российской «оппозиции», во что бы то ни стало желающей сохранить Россию, избежать (совершенно необходимого и неизбежного) крушения этого преступного государства, а всё, как дети малые, надеются его как-то реформировать, привести в нормальное, цивилизованное состояние, довести до европейских стандартов (при этом как-то совмещая их с пресловутыми «традиционными ценностями», против которых избегают даже открыто высказываться). Мне в этом бесконечном таскании воды решетом места нет, меня они не пускают – именно за то, что я вижу дальше и глубже их, понимаю всю совершенно очевидную бесплодность их надежд и тщетность усилий – и предлагаю свои методы, куда более действенные и близкие к реальности. Именно за это самое вот эта вот сволочная кодла – «оппозиция», «правозащитники» и т.д. – не хочет меня сейчас даже защищать…
29.4.13., утро (до 7 ч.)
Понедельник. Утро. С вечера – еще так-сяк, чуть-чуть отпускает. Но с утра – это совершенно невыносимо, непредставимо, чудовищно, невместимо сознанием, – что это будут полные десять лет, что никакого чуда не будет, никакого спасенья, никакой надежды, что всё оставшееся мне теперь будущее – это лагерные проверки, столовки и шмоны… Всё никак, до сих пор, не могу в это поверить, не говоря уж – смириться… И другие сидят, и сидели всегда за свободное слово в России, не я первый, не я последний, но – не могу, не могу…
Вчера утром так дико разболелась вдруг голова, я думал – сейчас будет инсульт. Пришлось жрать таблетки, но и они не сразу помогли, после двух цитрамонов пришлось еще один нурофен, только тогда прошло. Хорошо еще, что нурофен пока есть. Зато вроде прошел зуб, вчера он о себе почти уже не напоминал, только едва-едва заметным покалыванием иногда. И сейчас, тьфу-тьфу-тьфу, не болит. Именно это позволяет мне думать о том, что со мной случилось, а не о больном зубе, как три дня назад.
Повезут ли сегодня в «суд» на «продлёнку»? Закинут ли кого-нибудь новенького в камеру, пока я буду ездить? Не хотелось бы ни того, ни другого. Наркомана таки увезли окончательно, и вчерашний день мы провели вдвоем с нарядчиком, изредка разговаривая о том о сем. Когда нет телевизора, не так заметно, какое это быдло, :) можно и поговорить. По крайней мере, ко мне он относится с известным уважением, в том числе и к моей инвалидности, и не говорит мне, как та мразь в «людской хате»: мол, болен – иди на больницу, сиди там!..
Совершенно невозможная, невместимая разумом эта ситуация с десятью годами за статьи в интернете… Паша Люзаков говорил мне тогда, в ночь ареста, когда я звонил ему от следака, что, мол, больше семи лет мне не дадут. Интересно, что он думает об этом теперь… Какое-то горестное оцепенение охватывает при этих мыслях, и нет сил ни говорить, ни писать, ни думать… Отчаяние такое, как будто действительно закопали в землю живьем. И винить некого, виноватых нет… кроме этой проклятой страны, ее жуткой истории, ее тоталитарных традиций… По крайней мере, себя винить в том, что «писал», высказывал свои мысли и оценки вслух, не молчал в тряпочку – я точно не собираюсь…
30.4.13., 8-й час утра (до завтрака)
Нет, вчера так и не повезли никуда. Предстоит сегодня?.. Зато вчера еще до обеда пришли долгожданные письма – от Миши Агафонова, от Корба, от матери, да еще – с почты вернули мое письмо в США Павленкову от 20-го числа, которое я вложил в им же присланный и надписанный американский конверт с американскими же марками. Как я и думал, для российской почты эти марки не покатили, их там перечеркнули и вернули мне письмо с надписью: «Оплатить 21 руб.» с копейками. Что ж делать, я сделал об этом приписку к письму, переложил его в российский конверт с 25-рублевой маркой… и всё. А по поводу остальных писем – сперва очень боялся, что сейчас придут и повезут меня, так что я не успею на них ответить – и тогда отдать их можно будет только вечером 5-го мая, накануне ближайшего рабочего дня – 6-го мая.
Но нет, успел даже написать матери, которой, узнав 24-го о новых тяжких обвинениях, хотел написать большое откровенное письмо с рефлексией по этому поводу и по поводу всей своей неудавшейся жизни. Конечно, за столько дней мысли порядком разбежались , так что написал я не совсем то, что хотел, – но да что ж поделать… Много хороших слов написал мне Корб – о моем мужестве и героизме, о моей роли в борьбе за свободу в этой стране. Спасибо, Виктор! Пишет, что его огорчают «депрессивные мотивы» в моих письмах, – что ж поделать, меня еще больше огорчает громадность предстоящего мне срока, да еще если это будет особый режим…
Потом, после обеда, пока еще не дописал письма, пришла вдруг на этаж библиотекарша – менять книги. А я-то как раз вчера, кажись, только расстраивался, что на все «праздники» остались мы без новых книг, нечего даже почитать… На мой вопрос про каталог она ответила что-то невразумительное, – что, мол, книг здесь так мало и они так разрозненны (скажем, Достоевского – один том на всю библиотеку, а Гоголя – нет совсем), что по этой причине нет, якобы, смысла составлять каталог. Я не понял эту логику, – почему бы все равно не переписать все книги, что есть, даже если там Достоевского один том, а Донцовой – 101. По-моему, им просто лень, не хотят возиться – ни сама библиотекарша, ни ее помощники из хозотряда. Но повезло: среди принесенных ею на сей раз книг оказалась одна совершенно чудесная – «Медея и ее дети» Людмилы Улицкой. Вообще, Улицкую, из которой я читал только один роман – тем сроком в лагере – я давно хотел почитать еще, – и тут такая удача! Я прихватился к этому роману сразу же, как только закончил писать письма, – и не бросал часов до девяти вечера, пока уже не почувствовал усталость.
А тем временем - сказалась, видимо, поза, в которой я несколько часов сидел на шконке и писал эти письма: начала дико, невыносимо болеть поясница. Да, таких болей не было у меня давно – ни этим сроком, ни, пожалуй, на воле. Сидя, лежа, но ногах – болело дико, я никак не мог найти приемлемую позу, и боль отдавалась даже в верхней части левой ноги – такого у меня вообще не было с 2006 года, когда я только-только упал с окна и в тюрьме, с переломанным позвоночником, по глупости попытался как-то раз встать со шконки…
И сейчас еще поясница побаливает, но уже не так зверски, конечно; за ночь, которую я вроде неплохо проспал, стало полегче. Но тем не менее, в мусорской машине, конечно, если повезут сегодня в «суд», мне будет тяжело от тамошней тряски.
А Корб, забыл написать, теперь выше крыши поглощен «судебными» делами: он там у себя в Омске таки смог добиться отмены «судебного» решения, которым весь номер «РП» за сентябрь 2011, в том числе и его заметочка, были признаны «экстремистскими материалами» и внесены в список. Сама по себе отмена такого решения – это неслыханно, это очень громкий прецедент, – а он добился отмены и отправки на новое рассмотрение. Тем не менее, мне с моим подходом все равно непонятно, на кой это ему надо – судиться с этими мразями по их законам, ведь ясно, что конечный результат все равно будет в их пользу, – и я задал ему в письме этот вопрос в ответ на его, тоже меня поразивший своей нелепостью: мол, буду ли я участвовать в этом новом их рассмотрении в Омске, как свидетель, редактор «РП» или в каком-либо еще качестве. Не буду, разумеется, к разочарованию честного законника Корба, который каким-то странным образом сочетает в себе либертарианство и вроде бы тотальное неприятие Системы, как у меня, – с рудиментами вот этого вот древнего советско-правозащитного «законничества» и любовью к обращениям в «суды» Системы, несмотря на совершенно очевидно бутафорский и марионеточный характер этих учреждений.