ФЕВРАЛЬ 2013
3.2.13., утро, около 10-00
Ну что, какие новости? Позавчера, 1-го, возили на продление ареста в Бутырский «суд», там были мать, Е.С. и Полина Кузьмина (первый раз увидел), Майсурян, жаль, не дождался. Е.С. там, прямо в зале «суда», мне сказала, что Трепашкин всё-таки будет у меня на «суде» адвокатом, – оказывается, до этого он ей говорил, что хочет быть только общественным защитником, вот так номер!.. Но вроде бы она смогла его уговорить.
2-го, вчера, адски начал утром болеть зуб, болел полдня, потом прошел, вечером немного напомнил о себе опять, и сейчас тоже слегка побаливает. Хуже здесь для меня ничего нельзя придумать…
А глумливая мразь наркоша всё продолжает глумиться, гоготать, рассказывать обо мне разные небылицы (якобы я ей «признался»), придумывать мне всякие клички, и т.д. И до истерики сама же ржать над всем этим, иногда вместе с дураком, тоже участвующим время от времени в этом шоу. Любые же попытки что-то возразить или объяснить использует потом как новый повод для глумления, – как, например, вчера, когда я днем наедине, превозмогая зубную боль, пытался объяснить этой нечисти, что я политз/к, сижу совсем за другое, чем они все, и их уголовные «понятия» меня не касаются. Уже вечером мразь использовала в своих очередных глумлениях слово «политический», произносимое наиядовитейшим тоном, с нескрываемой насмешкой. А претензию мне эта погань в разговоре наедине предъявила следующую: оказывается, я не проявляю сам энтузиазма, не выказываю желания убирать их «квартиру» (камеру), – мол, не отказываюсь помочь, если они вдруг надумают убираться, но сам, первый, по собственной инициативе, убираться не бегу, задрав штаны, и это, оказывается – признак моего «неуважения» к ним, ко всем этим подонкам! Дивная логика…
(И еще их, видимо, очень бесит то, что на все их глумления, «шутки» и обсуждения меня в третьем лице – здесь же, открыто, в моем присутствии, – я молчу вглухую, не отвечаю, вообще никак не реагирую, будто и не слышу. Отвечаю только когда обращаются непосредственно ко мне. По их, дешевок глупых, представлениям, я, услышав о себе такое, должен был бы начать биться в истерике, опровергая их бредни, – и каждый из них так бы и поступил на моем месте.)
Да, с появлением наркоши вечером 18-го ситуация тут изменилась, – раньше все трое вглухую меня бойкотировали, не разговаривали, только обсуждали в третьем лице иногда. Эта же мразь, наоборот, решила, типа, перевоспитать меня, привлечь к их воровским делам, заставить со временем стоять на «дороге», и т.д. Но при этом она постоянно «шутит» по моему адресу, и это одно сводит на нет все её попытки наладить контакт.
Вчера ночью прислала СМС-ку с приветом мне Лена Маглеванная, – но эта наркомразь, на чей номер СМС-ка пришла, злобно сказала при мне дураку, что, мол, мне, ПОЛИТИЧЕСКОМУ, она СМС-ку прочесть не даст, и тут же ее стерла, едва сквозь зубы буркнув мне, что мне привет от (неизвестной, ибо в подробности вдаваться я не стал) Лены. А вызвало ярость этой твари изначально – что же? – да длинный, непривычный здесь, в России, а для такого быдла вообще сам по себе жутко подозрительный финский номер Лены… :)))
4.2.13., день, после обеда
Итак, вчера случилось большое событие, произошел резкий перелом. Наркоша, всего 17 дней назад появившийся в камере, вчера уже своим личным решением лишил меня связи.
Сперва он распинался передо мной, что, мол, мою мать ему все-таки жалко (пожалел волк кобылу…), и ей он будет давать возможность дозваниваться до меня. Но, включив вчера вечером «трубу», посмотрев на звонящий какой-то якобы неизвестный ему номер (звонила, конечно, мне мать) – он не мне, а дураку, с которым в этот момент играл в карты, решительно сказал, что звонить мне больше не даст. То есть, на входящие не будет отвечать, а мне у него, ясное дело, и спрашивать бесполезно…
Затем, попозже, свою «симку» вставил и засранец, хозяин «трубы». Во время разговоров он тоже часто отвлекался посмотреть «вторую линию», но не брал трубку; а когда раз показал наркоше какой-то незнакомый входящий, и тот повторил последние его цифры, но посоветовал не брать, и засранец не взял, – я по этим цифрам понял, что звонит Миша Агафонов. Потом, опять вставив свою «симку», наркоша сообщил, так, в пространство, что, мол, ему звонят с каких-то незнакомых номеров, в том числе с домашних. Так я понял, что бедная мать, в тревоге за меня, пыталась дозвониться всеми мыслимыми способами, в том числе и с явно прослушиваемого домашнего телефона. Увы, ее ждал облом.
Одновременно эта мразь наркоша стала меньше глумиться надо мной в разговорах с остальными, а оставшись сегодня с утра наедине (засранец на «суде», дурак спит) – даже не пыталась со мной, как раньше, разговаривать, «шутить» и т.п. Да и то – после ТАКОГО какие уж там шутки… Фактически ситуация вернулась к тому бойкоту с их стороны, который был здесь до появления этой твари 18-го января.
Что ж, посмотрим, что будет сегодня вечером – хотя, в общем-то, и так уже ясно. Не впервой нам с матерью оставаться без связи, но все-таки – бедная, бедная мать!.. Представляю, как она мечется там сейчас, как сходит с ума от страха…
Да, всё то же самое, только еще тяжелее, как я и предполагал еще на воле. Окунули опять головой в то же самое дерьмо, в ту же самую выгребную яму, что и в тот раз, только еще глубже…
вечер, около 20-00
М-да, жестко… Все-таки унизился еще раз, спросил телефон у этой наркотвари, когда дурак не был рядом, – как бы наедине. Нагло говорит мне: нет, мол, зарядки не хватит. И после этого как ни в чем не бывало продолжает болтать со своими многочисленными родственничками. Бедная, бедная мать… Когда мне звонит мать, ублюдок, похоже, уже просто сбрасывает, как и в Буреполоме было. И что теперь делать, честно говоря, я не знаю…
5.2.13., 15-44
Весь вечер вчера, до возвращения засранца, бушевал здесь, в камере, словесный погром в мой адрес, бился в истерике и нес дикий бред про меня дурак, и полностью с ним солидарный наркоша уже хотел бить меня, загонять под шконку, выкидывать из «хаты» (когда откроют дверь, чтобы завести засранца), и т.д. Миски мои он выбросил из общего шкафчика, и я убрал их в стол со своей стороны. Пакеты мои же с сандвичным хлебом тоже хотел положить мне под шконку, но тут уж дурак вмешался и не позволил, положил их обратно. Какие бы ни были у меня нервы, но тут мне всё же пришлось вмешаться в их бредоразговор и начать оправдываться. Началась, забыл написать, вся эта их истерика как раз с того, что я спросил у наркоши «трубу». В итоге, уже после возвращения засранца и нескольких настойчивых просьб дурака (тот просёк, что мразь уже два дня не дает мне позвонить матери, и даже ему это, видимо, показалось не «людским» :)) поступком), наркоша таки дал мне телефон, но велел сказать матери, что это последний раз, пока я в этой камере. Это и так ясно, но говорить ей я не стал.
А сегодня за обедом наркоша уже, как и обещал вчера, не пустил меня за стол, есть пришлось, сидя на шконке, а миску я поставил на мини-столик, приваренный к углу у скамеек большого стола…
6.2.13., 14-53
Это, видимо, была кульминация (увы, не последняя, наверное, за этот срок). Еще накануне оно обещало избить меня и выкинуть из камеры, – а вчера вечером эту гнусную отрадненскую наркомразь вдруг саму перевели в другую камеру! Воистину, когда услышал – я это воспринял как чудо, хотя и не верю в чудеса!.. Убрали эту тварь, потом засранец достал «трубу», мать дозвонилась – и он дал мне телефон без проблем!..
На место той мрази поселили – по первой, по крайней мере, видимости – нормального, спокойного парня. Казалось бы, всё наладилось, – но дурак по-прежнему не оставляет замыслов выселить меня из этой камеры. Только что, после бани, при получении обеда, была стычка с ним на эту тему. Увы, теперь как раз (пока?) мне этого совсем не хочется.
9.2.13., утро
Новый поворот идиотизма… 7-го был шмон – сперва в нескольких камерах на третьем этаже, потом здесь, на четвертом, почти во всех. Заранее поняв, что точно придут, засранец спрятал «трубу» надежно – в дыру в потолке, там, где приделана лампочка и провода. Туда не лазили, не забрали. Но – и сам он вот уже два дня, 7-го и 8-го, тоже не лезет туда и не достает! Типа, ему не надо никому звонить. Дураку тоже не нужно; а новый парень, заехавший сюда, тоже сказал, что звонит редко, раз в несколько дней. Так что мать опять не может дозвониться, а при отношении ко мне этих ублюдков – не может быть и речи, чтобы я просил ради меня полезть и достать. И без этого дурак продолжает глумиться надо мной целыми днями, когда не спит, всё норовит унизить, в основном давя на политические темы, обстоятельства моего дела, ареста и т.д. Я плюю, конечно, в душе на все слова этого говорящего куска дерьма, сбить меня с толку этой нечисти не дано. Но на душе тошно и тоскливо, особенно так по-дурацки оставшись опять без связи…
10.2.13., поздний вечер
Ну что ж, уже два дня, как он достал; сегодня (только что) я, переступив через себя, спросил, он вполне ожидаемо отказал. Сказав уже в который раз одну и ту же глупость: что я, мол, хитрый («хитро…нный»), но вся хитрость написана у меня на лице. Бред, но что поделать… Одна надежда, что уже завтра придет адвокат.
Какая же все-таки мразь живет на свете!..
12.2.13., 10-55
Вот уже второй день схожу с ума от неизвестности, а адвокат, обещавший быть 11-го или 12-го, всё не идет. Заказ из ларька тоже не несут, – была ли мать здесь вчера? Или сегодня?
Связи так и нет, и ничего нельзя сделать, только медленно сходить с ума от этой неизвестности…
18.2.13., 16-02
Ничего не происходит, но дела кажутся ужасными. Адвокат все-таки пришел в тот день, 12-го, прошлый вторник. Уговорить его приходить чаще мне, естественно, не удалось, ни на какие другие просьбы, увы, он тоже не соглашался. Та мразь в камере так и не дает мне телефон, а я, естественно, больше не спрашиваю. Но теперь дурак неожиданно сменил гнев на милость, стал активно общаться со мной, даже есть за одним столом (под предлогом: съесть обед, пока он горячий), уже не помышляет выкидывать меня из камеры (или просто временно не подает виду?) – а наоборот, загорелся идея якобы для меня (!!!) купить у какого-то своего знакомого уголовного авторитета этажом ниже телефон. При этом много говорит о том, что ему тоже противно все время просить (у засранца), а звонить, оказывается, тоже надо много кому, и т.д. Стоит это счастье семь тысяч.
И вот вчера, когда ночью засранец уже лег спать (а сегодня он на «суде»), дурак наконец затянул по «дороге» телефон и «симку», сперва вообще без денег, а потом, на второй раз, и с деньгами. До этого я четко говорил ему несколько раз, что про деньги узнать, не позвонив матери, я не могу, – и вот, наконец, вчера в начале третьего ночи такая возможность была мне предоставлена.
Но, естественно, звонить в это время матери, да еще с перезвоном, не было смысла, и я набрал наудачу опять Мише Агафонову, не спящему допоздна. От него узнал потрясающую новость: оказывается, ублюдок Абоев (следователь) все-таки как-то, чуть не силой, затащил мать к себе на очередной допрос. Спрашивал в основном вроде бы что-то о моем детстве – это ему нужно для психиатров, оказывается, и – самое главное! – все-таки дал разрешение на свидание! Так что завтра, сказал Миша, она идет к тебе на свиданку, – а не только заказывать жрать в ларьке, как я думал.
Но – увы, ожидания не сбылись. Прождал, пронервничал весь день – ни хрена, на свиданку так и не вывели! Что же там могло случиться такое? Про ларек узнаю только завтра с утра – принесут, если был сегодня заказан. Но дурак обещает уже сегодня вечером, как в семь часов начнется «дорога», затянуть от того же своего приятеля «симку» с деньгами, чтобы не только он, но и я смог позвонить, выяснить, что же там случилось. Сказать, что я буквально схожу с ума от неизвестности, – значит, не сказать ничего…
Впрочем, всё это было уже и в тот раз, – и неизвестность, и нервы, и беззвучные, но разрушительные для здоровья внутренние истерики; и, кажется, даже теми же самыми словами я это описывал. Но в тот раз было все-таки главное – была хоть какая-то перспектива, а сейчас ее нет. Вчера, под вечер, не зная еще ничего о свиданке, я вдруг мысленно с небывалой четкостью представил себе самого себя, если я отсижу еще и этот срок, доживу до его конца. Будет мне уже полтинник, или около того, и буду я дряхлым стариком, больным, беззубым, даже с палкой передвигающимся с трудом, одиноким, без родных и близких, без семьи, без денег на жизнь, без работы и без жилья, – ни кола ни двора, короче, у меня не будет, и только тех, кто из нынешних друзей сохранится таковыми и до тех пор, можно будет попросить о какой-то помощи – но помогать мне они вовсе не обязаны, тем паче материально. В России жить невозможно, но даже если мне дадут убежище в Европе, – рассчитывать не на что и там. Мизерное пособие, м.б., да бесплатные обеды в благотворительных столовых для бедняков. Итог жизни, которая когда-то вроде бы так счастливо и беспечно начиналась…
Нужна ли мне эта жизнь, это перенесение на себе вновь и вновь, еще целых лет десять, всех лагерных унижений и глумлений от подонков, которых я и за людей-то не считаю, чтобы дожить, выйти, уехать и достичь такого вот финала? Ни кола, ни двора, ни денег, ни имущества, ни последователей; всё, чего достиг за жизнь, – статьи в Википедии на разных языках (последнюю деталь сообщил недавно Майсурян); даже книжку ни одну издать так и не удалось – и уже не удастся, это ясно; а через десять лет всё это, вся публицистика и пр., и дневник, – словом, всё, кроме, м.б., стихов, уже потеряет актуальность…
Что ж, открылся новый жизненный этап, – вероятно, последний. Открылся, несмотря на то, что в этом году, в мае, исполняется уже пять лет, как я должен был бы лежать в земле… Сейчас у меня уже нет никаких иллюзий о будущем, бывших тем сроком, и что мне никак не вырваться, абсолютно ясно с самого начала. Остаётся только один выход, одна надежда, – что на то, на что мне не хватило духу в тот раз, даст бог, хватит в этот…
24.2.13., утро, около 11 ч.
Воскресенье. О чем писать? Какой же безумной была эта неделя… 20-го, в среду, с утра, еще не успел встать, выдернули на «телевизор» - в Мосгор«суде» рассматривалась жалоба адвоката Бородина на последнее продление моего ареста. Назначено было в час дня; до двух часов продержали на сборке, потом повели к самому «телевизору» (тут это устроено поцивилизованнее, чем было на «пятерке» в 2007 г. – можно сесть, и ты один там сидишь, в этой клетке, а не целая толпа) – и быстренько отказали, естественно, несмотря на все доводы адвоката и мои. Едва привели в камеру – погнали в баню (они еще не ходили, оказывается, а я-то надеялся!..). Думал, уж больше ничего не будет в этот день – но едва только, с мокрой головой и ногами, пришел из бани, – заказывают «по сезону». Наверное, я бы сошел с ума от всех этих неожиданностей и сюрпризов, но хорошо, что мать, узнавшая от Бородина, накануне вечером успела предупредить по телефону.
«По сезону» повезли к мрази Абоеву, в «следственный комитет». Там было только знакомство с экспертизами – огромной по всем моим текстам, уже выполненной, и постановлениями о назначении новых – по примерно десятку последних текстов (написанных уже после того, как все прежние были отправлены на экспертизу), всего самиздата, что у меня выгребли на обыске (в том числе и того, что оставляла Маня, хотя я настоятельно советовал ей этого не делать), ну и – амбулаторной психиатрической, наконец-то!..
В пятницу состоялась наконец-то свиданка с матерью, по поводу которой я так нервничал и психовал, только о ней узнав, еще в понедельник. Оказывается, тут всего три кабинки для свиданий, так что родственников записывают на много дней вперед (с понедельника на пятницу – это еще повезло!), на определенное время (мать записали на 11 утра). Выглядят эти кабинки и само помещение, где они находятся, тоже малость поцивилизованнее, чем было в СИЗО-5, по крайней мере, двери не стальные, как в камерах, а застекленные, и стекло между зэком и родственником только одно, нет целого коридора и двух зарешеченных стекол, как было там.
Только на свиданке удалось наконец договориться, что мать даст хотя бы половину от семи тысяч, которые дурак – этот плешивый злобный хорек – требует за телефон, который он, как он уверяет, совершенно бескорыстно и лишь из одной жалости ко мне :))) взял у какого-то своего блатного дружка этажом ниже. Сперва была речь, что и сам он попытается найти какие-то деньги за эту «трубу», а если нужная сумма собрана не будет – просто отдаст телефон назад. Но теперь уже он выворачивает так, что, мол, его дружок нас облагодетельствовал – дал нам «трубу» вместо того, чтобы дать кому-то другому, а кому-то должен купить за наши деньги, – как-то так, я точно не понял. Во всяком случае, ясно, что это бред и банальная разводка, – но хорек теперь повесил на меня эти недостающие 3,5 тыс. уже как мой ДОЛГ и требует любой ценой их тоже найти. Искать, естественно, негде, спрашивать не у кого, а если и надумаю, у кого спросить, – нет нужных телефонов…
А еще бОльшая часть этой недели прошла у меня под знаком тихой внутренней истерики (тихой, но очень тяжелой), – вдруг возникло подозрение, что сейчас перекинут в большую камеру! Во вторник, 19-го, засранец, придя с прогулки, вдруг сказал единственному тут теперь парню, с которым он общается (переведенному вместо наркоши из 406-й), что какого-то их общего знакомого из 406-й же, которого засранец давно хотел затянуть сюда, в 408-ю, сегодня сюда переводят! Я, мол, видел его карточку, – сегодня точно переведут.
Если его сюда, где все места заняты, то, значит, кого-то и отсюда туда, верно? Кого же? Ясно кого – того, кого засранец ненавидит тут сильнее всего. И я забил тревогу. Сперва с телефона дурака (счастье, что был телефон!) пытался послать про будущий перевод СМС матери, – бесполезно, она не умеет их читать. Телефон Миши Агафонова, как назло, отключен. Пришлось позвонить Мане (и таким образом возобновить с ней общение, к ее огромной радости), попросить прочитать мою СМС-ку матери, а потом она сама перезвонила и рассказала последние новости. Попозже прозвонилась мать, и вот тогда-то рассказала про завтрашние поездки, психэкспертизу, и пр., так что я даже сначала подумал, что меня уже забирают на 21 день на «Серпы».
Весь вечер сидел как на иголках, сам не свой, внутренне мертвый, в панике, готовясь, если «закажут» и поведут в 406-ю, бросить в коридоре вещи, отказаться туда идти, устроить скандал, потребовать вызвать кого-то из оперов, или ДПНСИ, или любое наличное в этот момент начальство, посадить меня на сборку до утра, и т.д. Хуже всего то, что весь этот «кипеж» слышно было бы в камерах, в том числе и в 408-й, и в 407-й, у «положенца». Сидел, ждал, сходил с ума весь вечер, до 11-ти, – не «заказали»! Обошлось?.. С очень тяжелым чувством шел я в камеру со сборки и на следующий день, приехав от Абоева. Придешь вот так – а тут уже матрас твой свернут и лежат чужие вещи… Но обошлось и в среду. В четверг я ждал уже не так трагически, не столько сжигая нервных клеток. А в субботу утром тот парень у нас из 406-й, поскольку ночью он стоит на «дороге» и читает «курсовые», сказал засранцу, что еще в пятницу вечером того их общего друга из 406-й перевели куда-то еще, – не к нам! Так что вроде можно хоть чуть-чуть, хоть ненадолго расслабиться (хотя опасно, конечно). И вот теперь не пойму, – может быть, засранец с самого начала имел в виду, что того переведут куда-то еще, а я не так понял и сходил с ума понапрасну?..
Настроение ужасное, конечно. Несмотря на всю поддержку друзей, на все усилия Корба, – с моим арестом и будущим сроком все уже смирились, как и в прошлый раз, и я это чувствую. Мать тоже не находит никакой более утешительной перспективы, чем «отсидишь и уедешь» – как будто это так легко, отсидеть минимум семь, а то и десять лет ни за что…
Завтра с утра должен прийти адвокат. Надеюсь, хоть этот раз обойдется мне без нервов…