ИЮЛЬ 2017

1.7.17., 5-28
Сегодня днем заступает колобковская смена – и, по идее, этот ублюдок дневальный должен положить мне телефон, т.к., по его словам, только эта смена не проверяет матрасы. Но – не положит, конечно, об этом нечего и думать. Вероятность этого даже не 1%, а 0,00001%. Лох, как и неудачник – это судьба; отдал деньги – и о тебе забыли, благо ты сидишь в камере и из нее все равно не можешь ничего сделать, ничего добиться. Вчера вечером – сам не знаю, зачем – вдруг попробовал подозвать эту мразь, когда она подходила тут рядом еще к чьей-то камере. Прекрасно слышит, конечно, что я стучу и зову – но нес реагирует и тотчас же уходит молча в свой конец коридора, к себе в каптерку, откуда мне ее никак не достать. Нет, всё кончено, это ясно…
Ужин вчера оказался съедобный (макароны + рыбная котлета). Газеты все прочел тоже еще вчера. Эта шальная история с телефоном, начавшаяся 22 июня, я заметил, практически вытеснила из моего сознания на время близящуюся главную, большую беду – «перевод на тюремный режим» 10 июля, т.е. АД. Вчерашняя неожиданная голодовка с подъема и до пяти вечера вытеснила даже горечь от пролета с телефоном. А пока сидел читал за столом газеты и ждал ужина – дикий, лютый по-прежнему холод в камере (руки, скрестив и засунув под мышки, еще кое-как удается согреть, но ноги ниже колен – абсолютно ледяные!!) постепенно вытеснил даже голод. Не столько есть хотелось, сколько согреться хоть как-нибудь. Съел единственное, что было «свободного» (не предназначенного на ужины) – плавленый сырок за 15 рублей, купленный в последний магазин, – удивительная дрянь! Сейчас вот уже с подъема и холодно опять, и жрать хочу, но – позавтракать не светит. Опять будет сечка, геркулес или еще какое-нибудь говно…
Вот и прошла половина 2017-го года. Полгода в 2017-м, целый 2018-й и еще 2019-й почти весь, кроме 43-х дней, – вот что мне осталось. 870 дней , 2 года и 4,5 месяцев. А там, дальше, если и освобожусь, – тоже ничего хорошего, и это убивает больше тюрьмы, голода и холода. Если не удастся быстро выбраться из этой проклятой страны – то опять тюрьма, как минимум за игнорирование надзора, а в том, что удастся выбраться, я совсем не уверен. Прошла жизнь, и нет ничего впереди, и каждый день, который приближает меня к концу срока, и я радуюсь этому, – приближает ведь и к могиле…
Психологические вытеснения и замещения, да. Прямо чистый Фрейд… Когда я думаю о том, что ведь 10-го меня на этот раз неминуемо закатают, – мысль сразу соскальзывает на то, что ведь еще до 10-го, 4-го июля, совсем скоро уже – должны приехать ребята, а потом, по всей видимости, еще 11-го, после «суда», – какое счастье!..

17-55
На ужин опять сечка, поганая рыба с костями и черняга. То бишь – я опять весь день только на обеде, плюс – съел утром яйцо (его дали впервые за несколько месяцев!). На ужин мой после отбоя есть последняя ветчина и масло, так что – яйцо уж оставлять не стал, съел с голодухи на завтрак. Еще – в обед дали хлеб темно-серый, с отвратным кислым запахом, но, по-моему, все-таки не чернягу. Так что – впервые с 13 июня – съел еще и корку от этого хлеба с майонезом (иначе вкус такой, что есть их невозможно).
По-прежнему в камере холодрыга, хотя, м.б., чуть полегче, чем вчера. Но всё равно… Голод и холод, голод и холод… По-прежнему лезет в голову назойливый вопрос: ради чего я мучаюсь? Ради чего терплю всё это?? Ответа нет… «ЗА ЧТО» – я еще более-менее могу ответить: не за «оправдание терроризма», конечно, а потому лишь, что довелось родиться в этой проклятой стране. Только в этом настоящая причина всех моих бед, всей несложившейся жизни. А вот РАДИ ЧЕГО??? Ведь ничего же не будет, никакой награды, никакой справедливости… Тоска и пустота…

18-27
Мразь дневальный раскладывает матрасы под дверями камер к отбою. К моей двери не подошел и ничего не сказал. То бишь, телефона не будет. Банальное кидалово. ЧТД. Второе уже кидалово с телефоном за этот срок, – первое было в 2014 в Медведкове.
Что ж, лох, как и неудачник – это судьба… Представляю, как переживает дома мать…

2.7.17., 5-35
Вчера в отбой вместо «трубы» неожиданно получилась от ее владельца записка в подушке. Пишет он следующее: мол, когда той ночью (25 июня) сосед за стеной услышал мои разговоры по телефону и стукнул вертухаям – на дневального после этого «наехали» как следует, а матрас мой якобы теперь постоянно проверяют металлоискателем. И, мол, «когда всё утихнет», он мне сразу же положит телефон снова. Когда это будет, и будет ли вообще, правда, непонятно. А уж как это может быть, что ко мне в ту ночь сразу не вломились, телефон – единственную вещественную улику – не забрали, даже не попытались забрать, а зато потом «наехали» на дневального, который формально как бы вообще ни при чем, вина которого ничем не доказана и не зафиксирована, – вообще не поддается объяснению. Но, по крайней мере, нечто реальное в его записке есть: что звонила ему моя мать и спрашивала, какие таблетки мне нужны. (А о таблетках обезболивающих я в прошлый раз просил Глеба.) Так что мать хотя бы знает, что со мной и почему я после единственного за почти два года звонка ей вдруг опять пропал.
Что ж, верится во всё это не очень, но другого объяснения нет. Тем более, что и это предоставлено мне не по моему требованию, – я же этого козла звать с позавчера уже перестал, считая, что он меня кинул, и видя, что от моего стука он сразу убегает.
Воскресенье. На улице с ночи дождь и хмарь (тут буквально каждый день дожди). Лечь бы сейчас, закутаться в одеяло, угреться – и спать дальше… Но нет – мрази подняли опять четверть шестого; топчись 16 часов, сиди на табуретке, околевай от голода и холода… Опять баня, опять, суки, или поведут под самый шмон – или ждать ее полдня!..
Абсолютно непонятно, как могут ВСЁ ВРЕМЯ проверять мой матрас металлоискателем, если каждый день тут разные смены. Допустим, сосед мой настучал одной – а потом они по цепочке передают друг другу, что надо меня проверять, что ли? Или те сообщили оперу, а уж он – остальным? Но тем, кого сегодня нет на службе, что ни сообщи – им плевать, они всё равно или забудут, или вообще внимания не обратят, – а всё, что тут было вчера, не в их смену, им вообще абсолютно по барабану, так что зэк ничего от них добиться не может…

15-07
Опять появилась этак мразь Стекольщик! Вышел, видать, из отпуска (как и его напарник). Ну да, я глянул в свои записи – как раз с конца июня его не было, ублюдка. В баню после этого меня повел именно он. Влезли, гниды, оба, вместе с напарником, в каптерку, пока я доставал банный пакет и новые шерстяные носки (околеваю тут) – и стала эта мразь до меня докапываться. Мол: а ты, оказывается, ДАЖЕ в интернете есть! (Нашел, урод, ту запись нацистов-малолеток после митинга 15 сентября 2012 г.). А почему ты камеру не проветриваешь? (Я объяснил, почему.) Ну тогда я тебе стекло выбью. В ответ я пообещал ему неприятности уже только за одни эти угрозы, сказал, что не пас с ним вместе свиней, чтобы он обращался ко мне на «ты» (но этот ублюдок упрямо продолжал «тыкать» мне и дальше) – и под конец, выходя из каптерки, посоветовал следить за своим языком. По улыбке напарника (все время молчавшего), адресованной Стекольщику, я понял, что этот раунд я могу считать выигранным. Моральная победа, короче.

17-25
Вечер, – долгий и пустой. Ноги мерзнут и в новых носках. Ужин теперь привозят ровно в пять; он, к счастью, оказался съедобным: гречка + рыбная котлета. Котлету надо было бы оставить на ужин после отбоя, – ведь, кроме крохотной баночки сардин, последней, – нет ничего. Но я не смог удержаться, съел ее – и теперь корю себя за это…
Тоска, тоска, тоска… Холод, голод, неволя, бессмыслица… За что мне всё это? Лишь за то, что родился в этой проклятой стране? А главное – РАДИ ЧЕГО??! Я долго держался, долго; но вот – что-то последние дни стало совсем невмоготу… Прямо как в старом мультфильме: «Держаться нету больше сил»… Когда же всё это кончится??! Конечно, сильнее голода и холода в камере убивает неизвестность, неопределенность ближайшего будущего, и не столько даже неопределенность, сколько уверенность, что 10-го меня таки закатают на тюрьму, в АД… И это, и голод, и холод постоянный, непереносимый, вот уже второй месяц; и – если б даже знать, что оставят досиживать здесь, – постоянные ШИЗО, раз за разом, каждый месяц, которые эта мразь Чертанов прямо сюда, в камеру, приходит мне оформлять… И – понимание того, что будущего-то всё равно нет, выйду, если доживу, на волю, – и что??? Фейсбук и пара сотен читателей? И за это вот, только ради этого я и просидел, выходит, 12 лет? (Да даже хоть и нынешние уже почти десять.) А другого-то не будет ничего, – я одиночка, чужак для всех, я «ничей», как написал в 2014 Агафонов… И – нет у меня никого, вот уже, считай, жизнь прожил – и никого у меня нет. Друзья вроде есть, но – и их участие во мне ограничено, а таких, кто бы меня искренне любил – нет. И кого мог бы любить я… Умрет мать – и наступит полное, тотальное одиночество; не знаю, как я тогда буду жить. Если будут деньги жилье (не в России, естественно, в том-то и проблема), как-то налажен быт, – я, собственно, не боюсь одиночества, мне будет чем заняться. Но всё равно тоскливо…
Жалобы, жалобы, жалобы… Я не хнычу, не жалуюсь на жизнь, да и – кому жаловаться? Нет у меня никого, кому можно было бы поплакаться в жилетку, всё откровенно, искренне рассказать – и кто бы понял… Беру дневник – и хочу каждый раз оставить в нем что-то важное, существенное, значительное, чтобы не стыдно было потом, на воле, и перечитать самому, и опубликовать для других. А что выходит? Тоскливые, унылые жалобы на жизнь, хныканье и плач Ярославны… По крайней мере, многие, наверное, именно так и подумают, прочтя вышеизложенное. Хотя разговариваю-то я тут сам с собой – и откровенно, без утайки, перечисляю всё, что делает невыносимым мое нынешнее существование, все причины моих мук – как душевных, так и физических. От холода в июле до одиночества по жизни… В конце концов, разве я виноват, что именно так, нелепо и несчастливо, сложилась моя жизнь? Куда же мне деться? И кто решит осудить меня в будущем за жалобы и хныканье – пусть сам просидит сперва в одиночке эти 633 дня, как я…
Невыносимая тоска и пустота в душе. Длинный холодный вечер… Одна надежда: послезавтра приедут ребята.

3.7.17., 5-56
Лежу – уже без одеяла, жду подъема, – вроде ничего. Встаю – опять холодина жуткая!..
Вечером вчера – очередная записка от дневального в подушке, ответ на мой ответ на его первую записку. Объясняет ход событий он так: в тот вечер, после отбоя 25 июня, когда стукач за стенкой услышал, что я говорю по телефону, – они ему не поверили и ко мне не зашли. Но, как он пишет, они же (насколько я понял, именно они, а не сам стукач) утром сообщили эту информацию, которой сами же не поверили, долговязой мрази Безукладникову. Эта мразь тут же вызвала дневального и спросила, давал ли он мне телефон; тот, естественно, от всего отперся. И – уж не знаю, совпало ли так, что тут оказалась эта блондинка-психолог, или он ее специально вызвал – но, пока я сидел и беседовал с ней в кабинете, запертый в клетку, эта поганая дылда, ищейка вонючая, поперлась шмонать у меня в камере, – искать телефон! Вот, значит, почему, когда я вернулся от психолога, дверца «дальняка» была открыта, а затычка вытащена, да еще не на ту сторону положена, куда ее обычно кладу я! Эта долговязая гнида сразу же полезла в «дальняк», зная по опыту, что в камерной этой системе телефон обычно прячут туда (мой сосед за стеной еще в 2014 г., потом ставший здесь завхозом, именно там и прятал, он сам мне говорил). Поганая ищейка, короче. Причем больше по камере это чмо нигде не лазило, – если б тут было где заряжать телефон, я бы мог его спокойно хранить совсем не в «дальняке».

14-20
Обед дали аж без пяти минут 11 (слава богу, весь съедобный), но «крестин» почему-то нет до сих пор, в бане моются. Я сижу, читаю, проклинаю эту проклятую страну и свою жизнь, жду… Настроение мое может в иную секунду показаться даже веселым, – но это исключительно от мысли о завтрашнем приезде ребят, от предвкушения его. Я жду только их. И стараюсь не думать (безуспешно, впрочем, стараюсь) о том, что после их отъезда мне уже нечего будет больше ждать. Дальше – через еще пять пустых дней – только «суд» и АД. Загонят куда-нибудь в Минусинск – и привет! Будешь два года куковать там, ждать, как манны небесной, приезда Ромы или Светы, потому что остальных туда хрен будут пускать. От этой мысли каждый раз такой мрак, такой ужас накатывает на душу, не описать словами… и деваться мне некуда, и даже мысль о том, что время-то бежит, время как-никак работает на меня, что, будь я здесь или в Минусинске, а всё меньше и меньше дней мне остается, – не приносит облегчения.
Нет, эти пять дней будут не совсем уж пустыми, я ошибся; передо мной стоит великая и трудная задача: 7 июля, в пятницу, купить себе в здешнем ларьке хоть что-нибудь поесть! К тому времени у меня как раз закончится сливочное масло. А первую трудность этой покупки я – по прежнему опыту – предвижу в том, что по случаю летнего отпуска продавщицы и бухгалтерши магазин может быть просто-напросто закрыт!...

19.7.17., 5-23
Очередной бурный день был вчера, да плюс к тому – рубежный: осталась мне ровно 1/3 срока.
Перед обедом выдернули вдруг в местную «дежурку», к мрази Безукладникову который сидел с кипой официальной почты. Вручил мне решение «суда» в Екб в поддержку психолога Халяпина, извещение из Чусовского «суда» о рассмотрении обжалования моих ШИЗО на 31-е июля (на которое я не пойду) и письмо от Бабушкина, причем – впервые! – заклеенное, не прошедшее цензуру! Заодно я спросил этого мразоида, почему две недели не было магазина и никакой реакции на мои заявления. Ответил: мол, была ревизия и отпуск продавщицы (?) на неделю. В эту пятницу, говорит, магазин будет. Ну ладно, посмотрим… На обратном пути забрал еще два письма – от Землинского и матери – лежавших около камеры. За шесть дней – всего два письма; как я и думал, как только прошла весть о перережиме – количество писем сразу резко упало…
После обеда явилась мадам Петухова, казенный психолог. :) Выдернули к ней – в кабинет (хорошо хоть, не через дверь опять беседа). Ей я про магазин тоже рассказал, она простерла свою любезность до того, что пошла позвонила «мусорам» на вахту (тут это называется, по-моему, «надзорка») – и ей узнали в магазине, что сейчас он работает, но с 1 августа уходит в отпуск на три недели. Великолепно! С отоваривания 28 июля, конечно, на первые дни августа что-нибудь да останется; но к концу их отпуска я опять буду голодать… Зато смогу в последнюю пятницу августа отовариться сразу на весь лимит, на пять тысяч (а то даже и шесть, если признают мою «тюремный режим»).
Ответил на письмо Бабушкину, сидел писал матери – и вдруг ровно в три приходят опять: к адвокату! Рома приехал, и опять один. И тут же объяснил мне, почему один сегодня и почему они оба не приехали 11-го: Глеб болен, у него, оказывается, почечнокаменная болезнь, сильные боли, в «суде» 10-го июля ему было очень плохо, настолько, что не могло быть уже речи о поездке ко мне, а домой отпустить его одного Рома тоже не мог. И вот он болеет до сих пор и, по словам Ромы, не ответил ему вчера даже на звонки. Очень мрачная новость, конечно; дай бог, чтобы к 31-му он поправился и они приехали бы вдвоем.
Мрачные новости привез Рома и от Горильской. Ее замечательный Юра Мельничук, оказывается, бросил заниматься мной (за зарплату 200$ от Горильской) и пошел торговать медовухой, – типа, больше этим заработает, что ли. А брошюру о насилии Юра так ни в какие книжные магазины пристроить и не смог. :(( Наталья спрашивает, не перевести ли мой украинский сборник на украинский (не дай бог, вместо срочного выпуска после ГОДА ожидания – надумает еще переводить, очередная отсрочка еще бог знает на сколько!..) и просит меня написать письмо Агафонову, чтобы убедить его пойти на эту (платную) должность ее штатного помощника по мне. Нахваливает его при этом сверх всякой меры. Абсолютно нет у меня никакого желания ему писать, как и никакого доверия ему после того его фортеля в январе 2014 г.; тем не менее, против того, чтобы он ей помогал на постоянной основе, я не возражаю, конечно. Если бы Агафонов хотя бы извинился за ту свою подлость, было бы гораздо проще…
Еще Горильская просит, чтобы я написал письмо Дадину (которого я абсолютно не знаю), а то она хочет его попросить написать статью обо мне, но боится, что он откажет (а что он обо мне может написать, тоже совсем меня не зная?). Плюс – хочет использовать его контакты с теми, кто защищал его, для обращений к ним насчет меня (ага, так я им и нужен, как же! Ведь я-то не с плакатиком про конституцию стоял, как Дадин!..).
Вот такие вот грустные и глупые дела. Ничего у них там в Киеве не выходит по мне, не говоря уж об обещаниях Горильской пробить тему обо мне в итальянских СМИ, об этом и думать нечего! Хоть бы уж этот несчастный украинский сборник выпустили к WSD, как обещал Агафонов…
Опять сейчас баня, опять ее ждать (если только не считают кончившимся уже мое ПКТ от 2015 г.). На завтрак макароны под «молоком» (белой водой) . К счастью, сегодня их все же не такая мизерная горсточка оказалась, как в прошлые разы. Значит, в обед и ужин дерьмо какое-нибудь дадут. Пока писал все это, прерывали столько раз (завтрак и пр.), что дописываю вот уже в 20 минут седьмого почти что. Задолбался, устал страшно от отсиженных почти пяти лет этим сроком – а ведь впереди еще АД крытой тюрьмы! Осталось мне 852 дня – это еще адски много!.. :(((

8-26
Всё и всегда у них вот так, у этих тварей, в этой проклятой стране!.. Если в баню ведут вовремя, утром, до шмона (сегодня вот 20 минут восьмого повели) – так вода холодная! 1-го апреля, помню, час с лишним прождал – она вообще холодная была, ушел не мывшись; а сегодня – еле-еле теплая. Точнее, сперва еще была ничего, хотя не сказать, что по-настоящему горячая; а под конец – уже почти что холодная, совсем никакая. Можно было бы еще под душем постоять, времени было только около восьми; но под ТАКИМ – что за удовольствие? Будь проклято это тупое, никчемное государство!!..

18-17
Опять какая-то сраная комиссия приперлась после ужина и лазила тут по камерам, хотя ждали ее еще с обеда. Ко мне, к счастью, ее не повели. А на ужин опять была перловка со слизью.

20.7.17., 18-10
Не было ни гроша, да вдруг алтын!.. :))) Но это – не провидение, конечно, не забота обо мне доброго боженьки, в которого я не верю. Это просто случайность, точнее, цепь случайностей, как и вся наша жизнь, вся история – тоже всего лишь цепь случайностей…
Сегодня, как ни странно, второе на обед и ужин оказались съедобны; на первое – «уха», на завтрак какая-то говнокаша. Тем не менее, после отбоя ужинать нечем, кроме очередной рыбной котлетки (второй день подряд ее дают, класс!). Макароны плюс эта котлетка – вот был ужин. Майонез вчера кончился, едва ли там даже на один бутерброд наскребется. Поел макароны, жду очкастого старого баландера, едущего назад со сбором тарелок, – спросить, не осталось ли у него чего, хоть макарон (на котлеты не рассчитываю, понятно). Хотя, честно сказать, нелегко мне переломить себя, заставить у них что-то спрашивать, тем паче – просить, да еще – зная, что 99% откажут…
И вдруг открывается дверь – и вертухай говорит: пошли, мол, бандероль получать! А я как раз позавчера в ответ на сообщение матери в последнем письме, что Феликс еще 4-го июля выслал мне бандероль (колбасу), ответил, что бандероли до сих пор нет – видимо, отправили назад, как обычно.
И вот – вот она, бандероль! И в ней – я просил четыре, но мать написала, что влезли только три батона колбасы. Но – это не маленькие батоны, которые как раз хорошо идут на один раз, а большие – такие, которые я даже в хорошие времена (получив посылку 21 апреля, точнее, передачу), делил на два раза. То бишь, при нынешней голодухе, когда не будет три недели в августе магазина, – можно будет их и на четыре части делить, на 12 ней (то бишь, ужинов после отбоя) хватит мне этого счастья!
Правда, не факт, что оно долежит до августа. Завтра пятница – и, хоть мне и даны заверения, что магазин работает, но если опять будет тишина, как в прошлые два раза, то придется есть ее уже завтра вечером.
Вернулся с колбасой в камеру, решил все же дождаться баландера (он еще не проезжал), спросить. Подъехал он, открылась «кормушка» – смотрю, все бачки набиты пустыми тарелками. Значит, макарон нет, это сразу ясно. Спросил его все же, не осталось ли чего, он вроде сказал «нет», предложил мне только кисель этот химический, который я вообще не пью. Я отказался, естественно. Он возится там у своей тележки в коридоре, а «кормушку» мою почему-то не закрывают. Не могу понять, в чем дело. И вдруг он мне на каске хлеба дает в «кормушку» еще одну рыбную котлету! Вот уж я не ожидал!.. :)) То бишь, вот у меня их уже две на ужин – на четыре бутерброда. И н/з в виде колбасы. Хоть что-то, немножко расслабиться, а то я оголодал тут уже настолько, что сил нет, – и нервничаю ведь всё время, найдется ли хоть что-то пожрать, или так и сидеть весь день на одной тарелке гречки, 18 часов (с ужина до обеда) вообще без всего…

21.7.17., 18-07
Итак, после долгих, мучительных изматывающих, полдня занявших ожиданий, стуков в дверь, переговоров с уродцем дневальным – магазин есть! Ура!!! :)) Хотя ничего особенного в нем на сей раз не оказалось: ни сливочного масла, ни вафель, ни сока… Дневальный этот еще, оказалось, припас для меня четыре последних упаковки хорошей варено-копченой колбасы по 220 р. (а была не так давно по 180), которую продавщица – для меня, видимо – убрала с прилавка в холодильник. А на прилавке осталась одна вареная, ее тоже взял три штуки.
На улице вовсю хлещет ливень, – давненько, кстати, не было тут дождей, уж с неделю-то точно. Вечер. Спокойствие. Большущая, толстая книга наконец дочитана, завтра ее можно будет отдать библиотекарю. Появился запас еды – сразу легче, спокойнее стало на душе. Интересно, за эти месяцы, оставшиеся до апелляции, будут ли еще мне навешивать ШИЗО? Скорее всего – да, неизбежно будут, хотя, казалось бы – зачем? Ведь дело-то уже сделано, тюремный режим мне оформлен. Осталось мне ровно 850 дней.

22.7.17., 11-10
Долговязый этот старый очкастый гондон баландер опять приволок обед без четверти 11. Всё раньше и раньше; хочет, сука, побыстрее отделаться и уйти. Говорить ему об этом – бесполезно. Хорошо еще, что обед оказался съедобным (в отличие от завтрака, который он привез без десяти минут шесть).
Тоска, скука, пустота… Тоска на душе ужасная, безысходная тоска. Сидеть, ждать библиотекаря (сегодня суббота, его день), если, как обычно, он придет в час или около того, – вот и всё, что осталось. Прошла жизнь, кончилась, и нет уже никаких планов, никаких надежд, ничего, ради чего стоило бы хотеть выжить и жить. Тоска и пустота… написал утром обо всем этом письмо Горильской, но не знаю – отправлять ли его, надо ли это ей; ответить ведь ни о чем таком она всё равно не ответит, уже знаю по опыту. Всё – ни к чему, ни о чем; полнейшая внутренняя опустошенность. Кроме всякого дерьма, кроме ужасов АДА, крытки, – ничего мне уже не предстоит, ни в ближайшем будущем, ни в более отдаленном, после (если) освобождения, – вот это я знаю точно. И нет во всем этом непроглядном мраке ни одной светлой точки, ни одного, даже самого маленького, лучика света, никакой надежды… :(((
Опять приехала какая-то «серость» (начальство), теперь уже моего соседа-стукача о ней персонально предупреждают вертухаи. «Заходят!» – один сказал около моей двери только что.

11-43
То, что мое длинное письмо к Мане (в которое столько души, боли, слез было вложено) не попало к ней, потому что вовремя не попало к Феликсу, – это ведь еще одно доказательство того, что я неудачник. Не стоило его и писать; ведь как я не хотел, сколько месяцев боролся с собой!.. Думаю (точнее, предчувствую), что к Мане оно так и не попадет уже никогда.

16-35
Не пришел библиотекарь. Не знаю, почему. М.б., завтра. Вертухай сказал кому-то про что-то в коридоре – мол, «в воскресенье» – но я не знаю, про что.
Впрочем книг у меня еще полно. Пробовал читать – не могу, так тошно, что ничего не лезет в голову. Бесконечный, пустой, тягучий, мучительно тоскливый день…

17-45
На ужин – «уха» из кильки! Это хоть можно есть… Наконец-то завезли эту кильку в томате, – больше года, по-моему, ее не было. Но вообще-то, конечно – что это за ужин такой: пустое хлёбово (и того – полтарелки, даже не целая), в котором плавает редкое пшено, еще более редкая картошка и зеленый (!) лук, а килька эта – попалась одна-единственная крохотная рыбёшка?!.

23.7.17., 15-25
Очень удачно повели утром в баню – ПЕРВЫМ, без четверти семь! Так что всё сделал в кои-то веки не торопясь (побрился и постирал вещи). Когда шел по коридору в каптерку – увидел, что не некоторые двери по левой стороне (т.е. где я) наклеили скотчем печатные листы с обозначениями: «ПКТ» и «ЕПКТ» – и краской написали, сколько квадратных метров в каждой камере. Ну да, готовились к одной из недавних комиссий! Квадратных метров у меня в камере оказалось всего лишь два (т.е., как я понимаю, это положенное пространство на ОДНОГО, хотя камера-то – двухместная), а никаких букв мне на дверь не приклеили. И на пластмассовой табличке на двери тоже ничего не обозначено. О том, что ПКТ мое, с 2015 еще оставшееся, уже должно было кончиться, максимум 20-го числа, мне никто не говорит ни слова, на двери ничего не пишут, но в баню водят пока по ПКТ-шному графику (среда-воскресенье). Так-то мне наплевать, конечно, по какой категории я у них сижу в камере; деваться-то мне всё равно некуда , не к уголовникам же рваться…

16-50
Е..нутый этот гондон-баландер ставит всё новые рекорды: привез сейчас ужин в 35 минут пятого!! Совсем рехнулся, скот, в своем стремлении поскорее отделаться и свалить! В Буреполоме хоть только по воскресеньям ужин был на час раньше, а тут – и каждый день, и больше, чем на час. На ужин, правда – наконец-то! – картошка. Сверху ее поливают той же самой килькой в томате (на первое в обед сегодня опять была «уха» из нее же), а в самое картошке еще и торчит какая-то требуха, не то куриная, не то хрен поймешь какая. Идиоты, не мешали бы уж одно с другим! И картошка, не пойму, по-моему свежая, хоть и нарезана, как обычно режут сушеную – мелкими продолговатыми кусочками.

25.7.17., 5-40
Три письма принесли вчера после обеда – от матери, Землинского и Григорьянца (быстро стали приходить его письма, и отвечать он стал быстро). Мать описывает ужасы своей жизни в письме, – я и вчера весь день, как прочел, и всё утро, как проснулся, под впечатлением этого рассказа. В какой-то из дней недавно у нее утром закончилась вода в комнате, а идти на кухню она боялась – как бы не начался приступ (не сердечный, а легочный, какие стали у нее часты в последнее время, – последствие ее легкомысленного отказа от лечения у пульмонолога еще в 2015 году). И вот она без пищи и воды сидела в своей комнате с утра и до шести вечера, пока кто-то (причем с опозданием на пару часов против назначенного) не пришел к ней… Кошмар какой-то… И при этом она упорно отказывается и слушать про больницу, мол, хочу умереть дома, а не на больничной койке; а я отсюда ровно ничем не могу ей помочь… В шоке от всего этого, не знаю, что делать, как быть… Про приезд Ромы 18-го мать в письме пишет (хотя и упоминает его приезд вместе с психологом, который в итоге не приехал), а вот про приезд Феликса 28-го, ею же тоже раньше анонсированный – не упоминает ни словом. А мне – чего еще осталось тут ждать, чем мерить всю еще оставшуюся мне тут «жизнь»? Приездами Феликса, Глеба с Ромой, м.б., когда-нибудь – и Веры… Так или иначе, очень жду Феликса в эту пятницу, 28-го, но – увы, нет никакой уверенности ни что он соберется приехать, ни – что его пустят ко мне…
За шесть дней – всего три письма… Шесть дней – это мало, конечно, но и писем, как я и боялся, стало очень мало. Землинский пишет, что 11-го и на «Гранях», и на «Каспарове. ру» прошло сообщение об итогах «суда» по переводу меня в крытую. Конечно, теперь все будут бояться, что их письма меня уже не застанут, и ждать появления уже нового моего адреса…
Началась 121-я неделя до конца. Ровно 846 дней мне осталось. Доживу ли я до воли?..

26.7.17., 6-00
Гондон баландер привез завтрак (говнокашу) без четверти шесть. В шесть ровно я как раз уже позавтракал (мини-рулетиками из магазина). Остаются долгих, пустых три часа до шмона, минут 30-40 из которых (а когда и час!) раньше, при других баландерах, были заняты ожиданием завтрака. Правда, за эти три часа могут (и дай бог, чтобы пораньше, до шмона) погнать в баню.
Каждое утро, лежа на нарах в ожидании подъема, я думаю о том, что можно было бы записать в дневник, но обычно не записываю эти мысли, – иначе они одни и заняли бы весь дневник целиком, для событий в нем просто не осталось бы места. О том, как эти мрази, это проклятое государство, закатали меня на семь лет ни за что за мифическое «оправдание терроризма» (поделом вам, мрази, пусть вас взрывают как можно больше, сильнее и чащею все ваши метро, поезда, вокзалы, любой транспорт и вообще все, что угодно, так вам и надо!!!); о том, как проклятое, свинское, ублюдочное это государство сломало мне жизнь, искалечило, исковеркало – и с каким наслаждением я бомбил бы его за это ядерными бомбами, по одной на каждый их областной город на каждый ж/д узел, как счастлив был бы я, оставив за все мои страдания этих уже десяти лет неволи ядерную пустыню на месте этой проклятой страны; как теперь вот еще предстоит ехать на крытую тюрьму, какой это ужас – этап, с какими мразями будут сажать в камеры пересылок, будет ли там ночью гаситься свет, какой будет хлеб (не хуже бы еще, чем здесь!), как я буду (смогу ли?) там спать; какой АД будет на крытой тюрьме, – ледяные карцера, само собой, а еще ведь наверняка и битье в обычном, так сказать, камерном режиме; и требования опять всё те же – дежурить, расписываться за дежурство (и не подумаю, пусть хоть убьют!), заправлять постель «по установленному образцу» и днем даже не садиться на нее, если днем не будут, как здесь, отбирать матрас и пристегивать нары к стене; и могут же еще докапываться к внешнему виду, к моим усам, к тому, что не брит каждый день… Словом, всего не угадаешь, но уже ясно, что ничего хорошего меня там не ждет, как и вообще – нигде и никогда уже… С мыслью, что жизнь прошла, просыпаюсь утром и жду подъема, с ней же засыпаю вечером, особенно если ужин был ничтожный, вроде бутербродов с майонезом; с ним же, с этим убеждением, живу день, жду завтрака, обеда, ужина, отбоя, бани, писем, этапа, рубежа в 800 дней (сейчас осталось 845) и в 100 недель… Но разве это можно назвать жизнью?
Жизнь ушла, как вода в песок, и результатов от нее – ноль, и надо как-то доживать… :(

11-08
О…вший этот баландер привез обед 37 где-то минут 11-го (!!). Всё раньше и раньше… Слава богу, обед этот хоть оказался съедобным, и даже сам он на обратном пути предложил мне еще одну тарелку картошки, бывшей на второе. Что ж, и на том спасибо.

18-20
В баню так и не повели за весь день. То ли опять забыли (что уже не раз бывало), то ли – я у них уже не числюсь за ПКТ, т.е. баня по другим дням. Второе кажется мне вероятнее, – в самом деле, не может же это ПКТ 2015 года тянуться бесконечно. М.б., поведут завтра? – в четверг моются обычно б/с-ники, а мой непонятный статус, м.б., только на эти дни – понедельник и четверг, когда моется б/с, и можно оставить? Спрашивать у этой нечисти, естественно, я ничего не спрашиваю – противно до смерти, особенно у мрази Стекольщика, который как раз сегодня дежурит.
Ужин, против теперешнего обыкновения, запоздал почти на час, – без четверти шесть его привезли. Баландер сейчас, забирая тарелки, сообщил, что, оказывается, в бане сидят 15 человек, – ждут «крестин»! То эти мрази «крестили» еще до обеда, то опять надумали после ужина… Не пришли бы еще ко мне с очередным ШИЗО, – как раз сегодня я подумал, что давненько что-то его уже не было, больше месяца опять…
Тошно до такой степени, – не объяснить даже. Вся моя жизнь – псу под хвост!.. :(((

27.7.17., 14-05
Ни в какую баню не повели, конечно, и сегодня. Не знаю, что всё это значит. Видимо, наплевательское отношение к своим обязанностям Стекольщика (вчерашней смены). Всё по тому же образцу, что и вчера: на обед – опять картошка; опять вторая ее порция от очкастого баландера. Время сидения на одной тарелке гречки в день, видимо, хоть ненадолго, но прошло. На завтрак была пшенка на молоке – офигенное событие!! Сколько ее не было? Месяц? Больше? Пятый или шестой съедобный завтрак за весь июль. Завтра ожидаются два грандиозных дела: приезд Феликса и магазин. Какое из них имеет больше шансов сбыться? Пожалуй, все-таки магазин. Феликс-то не только может не приехать – его могут еще и не пустить, как уже было два раза. Уж о том, чтобы они приехали вместе с Верой, я и не мечтаю; тем паче, по опыту 21 апреля сего года, это надо было бы намечать не на пятницу.

17-35
Едучи назад после ужина и собирая тарелки, старый этот баландер САМ, без всяких моих просьб, выскреб мне из бачка остатки – целая тарелка (!) набралась шикарной кильки в томате, да еще сдобренной луком! Нельзя даже выразить, какое грандиозное это для меня событие, какой праздник!! – после сидения на тарелке гречки или супа в день, после сечки, геркулеса и перловки, которых, слава богу, последние дни уже не дают! И я всё представляю, как дико будет этот мой восторг выглядеть в глазах тех, кто когда-нибудь, даст бог, будет читать этот мой дневник на воле. Дико, нелепо, смешно, низко, – как будто я живу только позывами и радостями брюха, ничего важнее в мире для меня нет. Но – уважаемые критики, поголодайте с моё, посидите с моё лет десять ни за что, почти два года в одиночной камере, в каменном мешке, – тогда, быть может, вы на всё это взглянете по-иному… Да и мне самому, наверное, будет смешно перечитывать, воскрешать в памяти все свои восторги по поводу картошки и кильки (тарелка того, тарелка этого как раз сегодня на ужин после отбоя), когда я буду этот дневник набивать. Не то что за подачки мне я счел бы этого уголовника-баландера нормальным (и вообще) человеком, равным мне, или простил бы ему эти обеды в 10-40, на полтора часа раньше, чем надо… Но всё же за эту подкормку, особенно по ЕГО инициативе (он уже усвоил, что мне нужно, что нет, а просить всегда так невыносимо противно!) я ему искренне благодарен. Тревожусь только, не начала бы портиться плесневеть, полукопченная колбаса, которую благодаря этой подкормке я второй день уже оставляю про запас, на черный день. Тем паче, что завтра в магазине рассчитываю все-таки купить и еще колбасы.

28.7.17., 5-42
Почти не спал эту ночь. Сперва – потому, что в ужин объелся этим счастьем (килькой, смешанной с картошкой), а потом, когда давление в брюхе все же упало – видимо, за это время я уже успел внушить себе мысль, что в эту ночь так и не засну. Да плюс – еще с вечера начал вдруг меня бить озноб, какой бывает при температуре; когда я лег, он только усилился. Лежал и вспоминал, что в Буреполоме в 2008 г. со мной было то же самое – среди летней жары вдруг непонятно с чего температура по вечерам… Короче, после 11-ти я все же, видимо, заснул, но просыпался очень часто и после каждого просыпания и вставания засыпал опять очень ненадолго.
Температуры с утра, слава богу, нет, самочувствие вроде нормальное. Отдал заявление на магазин. Теперь, до двух дня как минимум, единственная надежда – что приедет всё же сегодня Феликс, что его пустят; к сожалению, по прежнему опыту – вряд ли он попадет сюда ко мне раньше двух (когда кончается мусорской обед), а в пять уже погонят отсюда, т.к. пятница – короткий день, а он ездит почему-то только по пятницам. Жду и надеюсь.

16-38
То ли не пустили Феликса, то ли не смог приехать… :(( Вот так, – готовишься-готовишься, ждешь-ждешь, записываешь вопросы, что тогда, в марте, что сейчас, – и вот… Действительно, как поленом по лицу! Столько всего хотел я у него узнать… Эх, суки!..
Магазин был. Но почти пустой, увы. Понятно, перед отпуском они не заказывают товар, завоза нет. Одна, правда, случилась маленькая победа, очень меня (в моей грусти по Феликсу) порадовавшая: все-таки вместо 2500, как тогда, в мае (остаток от лимита в 5000 р.), подписали 3500 р.! Подействовали-таки, значит, жалобы! 1000 р., за февраль, значит, согласно третьей части 88-й статьи их УИКа удалось мне тут истратить! Наконец-то, – и, как назло, именно тогда, когда нечего брать! Набрал семь больших пакетов какого-то печенья, десять батончиков «Марс», конфет, десять банок владимирских (!) шпрот, – это вместо латвийских и эстонских теперь их делают сами, на Владимирщине! :)) Впрочем, это не первый уж год, в 2014 я их тут уже брал, – к счастью, теперь наконец-то эти владимирские лапотники научились делать банки с кольцом на крышке, чтобы открывать их без открывалки. Что ж, теперь следующий магазин только 25-го (!) августа, можно будет сразу на все 5000 р. отовариться. А до тех пор – три упаковки п/к колбасы еще осталось с того магазина (благодаря столовской рыбе и картошке), три больших батона с/к, присланных Феликсом, придется делить каждый на четыре части, плюс десять банок шпрот – и все равно три дня у меня пролетают, ужинов до 24 августа мне не хватит. Остается надеяться, что еще будет на обед или ужин картошка, а м.б, и килька (да ведь и гречки можно попросить добавки, она тоже идет в качестве ужина), и что баландера за этот предстоящий месяц не поменяют.
Вот такой облом сегодня!.. Тоска дикая, ужасная, невыносимая. Осталось мне 843 дня.

29.7.17., 5-32
Как отвратительно всё… Писать особо не о чем, но – как же отвратительно у меня на душе!.. Сама эта мысль – что человека, специально приехавшего ко мне, могут просто не пустить, и ничего нельзя с этим сделать, и ничего нельзя даже узнать, – она буквально убивает, от этой мысли не хочется жить, такая охватывает безнадега … Ничего нельзя сделать. Я неудачник, я давно это понял – и вот они, подтверждения на каждом шагу. А разве судьба моего длинного письма к Мане – не подтверждение этого же? Я был уверен, что он успеет получить его до 10 июля и отвезти в Киев. Но нет – вмешалась опять судьба, мое вечное невезение – и вот теперь я даже не знаю (а вчера как раз думал спросить у Феликса) судьбу этого письма, не знаю, понимает ли Феликс, что с ним надо делать – да и вообще, получил ли он в конце концов его, или нет! Будь проклята такая судьба и вся моя дурацкая жизнь!..
Теперь остается только ждать, приедут ли Глеб и Рома (или хоть один Рома) 31-го или хоть 1-го, – после обжалования моих ШИЗО еще за январь-март в Чусовском «суде» 31-го июля. Надежда на это, честно говоря, слабенькая, после всего уже произошедшего (всех обломов) – верится в это не очень. Невезение мое, как я знаю еще с юности, носит тотальный характер…
Принесли вчера – сразу после магазина – и газеты, три штуки. Принесшая их мразь – что-то вроде зам. или зав. воспитательным отделом – вдруг (впервые за всё время здесь) вздумала интересоваться, сколько у меня есть при себе книг, в том числе и в баулах. Заглянула через «кормушку» в камеру, увидела библиотечные книги, спросила и про них. Видимо, решили мне еще ужесточить и возможности держать тут книги, прижать и в этом. Слава богу, что свои личные книги я все, до последней, давно уже отдал ребятам, у меня тут их не осталось.
А в газете – сплошной юбилей старой карги «правозащитницы» Людмилы Алексеевой – 90 лет! Обсуждается какой-то якобы фейковый ролик на три секунды, появившийся в интернете, где пришедшему к ней Путину (!) она, эта старая мымра, целует руки. Она сама утверждает, что это фейк, Однако самый факт, что поздравлять ее приходил Путин – и она не побрезговала, приняла его! – похоже, никого не смущает. Как никого, кроме Новодворской, не смутил и букет цветов, принятый этой старой мымрой от Путина еще десять лет назад, в 2007-м, в президиуме Гражданского конгресса. И всё прочее, что десять лет она делала – принимала знаки внимания от Путина и его администрации (например, с приема в Кремле в декабре 2013 г. по поводу Дня прав человека (!) доехала на машине Володина в Сахарницу, чтобы продолжить отмечание там). Говоря грубым уголовным жаргоном, она просто старая путинская х…соска – и по-другому тут просто не скажешь! Старая мразь, по недоразумению до сих пор именуемая «правозащитницей» и позорящая это высокое звание!..
Прервали на завтрак, пока писал – и вот опять мини-сенсация! Кроме говнокаши, наконец-то впервые за месяц или больше дали ЧАЙ! Забывал написать, что все последние недели поили три раза в день этим розовым химическим «киселем», который я неизменно выливал; а в последние несколько дней стали давать весь день темный отвар типа «компот», раньше дававшийся, ясное дело, лишь на обед. Это я кое-как заставляю себя выпивать, и – о чудо! – в это варево наконец-то стали класть побольше сахара, вкус стал поприличнее! Теперь вот вернулся наконец чай. Хорошо бы еще вернуть наконец и белый хлеб, хотя бы на обед, – всё это время постоянно дают чернягу. Будь всё проклято, вся эта жизнь!.. Осталось мне 842 дня.

16-56
Господи, какая тоска на душе! Когда же это всё кончится?!. Е…нутый этот баландер привез ужин аж в 25 или 27 минут пятого! Я же говорю, скоро он в три часа дня будет его привозить! (Зато в пять, вот сейчас, когда только начинать «кормить» должен, – он уже закончил, ушел на барак.) Всё время одно и то же, одно и то же. Опять тарелка картошки (с каким-то подобием мяса даже) дополнительно после обеда; опять чуть меньше полтарелки кильки в томате сейчас на ужин; опять я всё это смешаю и съем после отбоя, и опять беспокоюсь, не испортились бы те две упаковки ларьковской колбасы, что у меня еще остались с 21-го (и чей срок годности 25-го, что ли, уже прошел, но обычно такая колбаса не портится после этого еще довольно долго).
Но какая же тоска на душе, господи! После жуткого здесь голода июня и первой половины июля, после сечки и перловки – вот наступил относительно сытый период, даже с добавками баланды, чего у меня за два срока никогда не было. И сразу, как только перестаешь тупо думать про брюхо, слегка хотя бы приходишь в себя – начинает мучить эта тоска, эта бессмыслица бытия, невозможность ничего изменить. Ублюдок этот – местный дневальный – вторую пятницу подряд обещал мне вчера «всё написать» (и положить в матрас, естественно), но – ничего, конечно, не написал, а на мои сегодняшние призывы к нему через дверь (утром и вот сейчас, только что) – упорно не подходит. Ни узнать про вчерашнее отсутствие Феликса, ни про возможный приезд ребят в понедельник-вторник – ничего я не могу. Читаю газеты – и только тошнее от того, что на воле идет жизнь, проходят чередой события, появляются на сцене новые персонажи, вот уже в политическую жизнь вошло поколение, родившееся тогда, когда я уже давно был весь в ней, с головой… а я всё сижу тут, кисну, и никому не интересен, и никто даже не упоминает обо мне. Вышел в тираж раньше срока, когда и сил еще не так мало, и желаний… а вот возможностей уже нет. Как, представляю, тошно мне будет в Киеве весной 2020 года, если в конце 2019-го я всё же смогу выбраться туда, до весны хоть как-то устроиться, хоть немного оклематься… Тошно именно от того, что когда брюхо сыто и тело в тепле – обостряется душевная жажда, потребность в успехе, в самореализации, в признании, в смысле жизни (которого нет), хоть в каком-то подобии смысла… :(

30.7.17., 5-40
Наконец-то вчера вечером – хоть какие-то вести от этого местного демона дневального. Причем – мою записку, лежавшую там же, он вообще не заметил и, соответственно, моих просьб (связаться с Ромой и Феликсом) не выполнил. Видимо, вчера (или позавчера?) он говорил с матерью, т.к. пишет, что якобы Феликс только 28-го приехал из Киева. Естественно, выдумать сам про Киев он не мог. И пишет, что Феликс вроде как может приехать 31-го, – будет особенно прелестно, если это совпадет с приездом ребят из Екб! Про которых он, кстати, ничего не пишет. Но из его упоминаний, что к матери заходила Света, которая обещает при первой возможности приехать ко мне, и что, по словам матери, у меня часто боли голова, – ясно, что с матерью моей он все-таки говорил.
И еще пишет, что, мол, он попытается узнать, куда меня отправят, и что, по его мнению, скорее всего это будут Харпы. Не знаю уж, как он может это здесь узнать, – ведь, согласно их УИКу, на крытые тюрьмы распределяет Москва, так что даже здешнее начальство вряд ли будет это знать. А Харпы – вот уж АД так АД, действительно! – но я никогда не слышал, чтобы там была крытая тюрьма. Там знаменитая «Полярная сова», зона для п/ж, – но, впрочем, всё меняется каждый день, м.б., теперь там и тюрьма. Не помню даже точно, где эти Харпы, где-то на Севере, – Ямало-Ненецкий округ, кажется; даже область, в которой этот округ, не помню. В общем, не дай бог! – и я очень надеюсь, что ни на какие Харпы я все же не попаду (хотя этот источник информации и пишет мне, что, мол, «там не плохо, просто всё по режиму» и что он там провел не один год, – но, думаю, всё же не на крытой тюрьме. Рома-то всё надеется, что меня во Владимирский централ отправят, куда им с Глебом будет удобно ездить ко мне через Москву…
Сейчас – воскресенье – опять жду баню, опять непонятно, будет она или нет. Перед подъемом сейчас было слышно, как молоденький вертухай, приходящий на подъемы именно в эту (колобковскую) смену, спрашивает у старших: мол, забирать у него матрас, у него же не б/м? И после этого сразу отпирает мою дверь. Я-то сперва думал, м.б., он о ком-то в «двойке» говорит, – но нет, обо мне. То бишь, статус мой тут изменился, когда было ПКТ – он не спрашивал, забирать матрас или нет. Изменился статус – значит, изменился и банный день; но за всю прошедшую неделю, с прошлого воскресенья, в баню не водили ни разу, и не говорят, суки, ничего. В какой-то из дней стучали по коридору каблучки (в четверг, что ли?) – значит, приходила эта психолог, мадам Петухова (а м.б., какая-нибудь другая), но меня выдернуть не изволила, я бы хоть у нее мог что-то спросить. Не говорят ничего, суки, а мне смертельно противно у них вообще что-то спрашивать (тем паче, сегодня в 11 заступит мразь Стекольщик).

15-37
Ни в какую баню, конечно, не ведут – и, видимо, уже не поведут. Водить вообще начали только после шмона, но сейчас уже довольно давно опять не водят, – видимо, весь ПК помылся. А я, значит, уже не ПКТ… Надо бы постучать, спросить, но мне омерзительна даже сама мысль об этом, а не то что их хамские безразличные голоса за дверью, их вечные крики издали: «КТО???!», «КАКАЯ???!» – так они выясняют, какая камера их зовет. Черт с ней, с баней, не уголь я здесь разгружаю, не так уж сильно испачкался за неделю, потерплю! Еще будет некуда деваться от этих бань на этапах, добровольно-принудительных, когда торопят – и негде потом сушить полотенца…

31.7.17., 6-05
Поразительно, но в баню вчера всё же повели! Мразь Стекольщик явился лично без пяти минут семь, примерно. Значит, я всё еще числюсь за ПКТ, с 2015 года оставшимся, хотя оно закончилось самое позднее 20-го июля. И – теперь я не сомневаюсь, что в среду эта же смена обо мне просто забыла, потому и не повела в баню. Они и вчера явно забыли, у них еще днем все помылись, дверь бани перестала бухать, – но около семи вечера каким-то чудом они обо мне всё же вспомнили. Вот и вся разгадка моих переживаний о бане.
В отбой вчера – еще порция новостей из того же нелегального источника, что и накануне. Мать, оказывается, звонила ему дважды – позавчера и вчера, – и вчера сообщила, что Феликс уже точно приедет 4-го августа (опять пятница!), она ему уже выделила на это деньги. Что ж, очень хорошо, ждем-с! :) А вот Роме он не дозвонился – пишет, что тот не брал трубку. Очень жаль, что не удалось узнать, приедут ли ребята сегодня или хотя бы завтра. Мне теперь кажется – вряд ли.
Еще важное, что сообщает этот агент :) что, мол, меня увезут отсюда только дней за пять до этапа! Это очень важно, т.к. от этого сильно зависит вопрос, просить ли в октябре везти мне сюда очередную передачу, успею ли я до этапа ее съесть, т.к. физически не в силах буду увезти ее с собой. Мразь Чертанов объяснял Роме в июле так, что после апелляции меня вывезут на СИЗО-1 в Пермь – там ждать распределения на тюрьму (приходящего из Москвы, т.е. – не меньше месяца ожидания). А этот пишет, что вроде как этот месяц ожидания я проведу ЗДЕСЬ, а в Пермь меня вывезут, уже когда распределение из Москвы будет получено. Это очень хорошо, просто отлично – если б только на эти сведения можно было бы на 100% положиться! Но я все-таки очень боюсь попасть впросак, доверившись такому источнику полностью. Хотя – он поразил меня тем, что тем сроком сам провел два года на крытой в Харпах! Глядя на него, такого примерного, усердно выполняющего тут весь «режим», в это невозможно поверить, – впрочем, как и глядя на мои ПКТ, ЕПКТ и крытый режим сейчас, едва ли поверишь, что тем сроком я был на облегченном режиме… Статья у него оказалась 327-я – по-моему, это подделка документов. Интеллигентный уголовник, короче, который со мной говорит и пишет вполне прилично, а с некоторыми здешними сидельцами, стараясь, должно быть, выглядеть внушительнее, разговаривает сплошным матом… И еще он написал – на мой вопрос – что до Харпов их везли трое суток этапом, нигде не выгружая. Это тоже отличная новость!
Сегодня «суд» по обжалованию моих ШИЗО в 10-30, но я на него (на ВКС) не пойду.

Дальше

На главную страницу