ФЕВРАЛЬ 2015
1.2.15., утро (12-й час, после проверки)
Воскресенье. Февраль. Ничего не происходит все последние дни, – ни хорошего, ни плохого. Но предчувствие говорит, что, м.б., уже завтра явится мразь Вешкин с результатами психэкспертизы. А там уж – знакомство с делом, закрытие его и «суд»…
Как же это всё-таки так вышло, что жизнь прошла – а я упустил ее, так и не добился ничего, потратил зря все эти годы? Хотя альтернативы у меня не было, я ничем не пожертвовал, а все-таки – зря… :((( Кто я теперь? Зэк. «Радикальный публицист» на сайте «Грани», который чуть ли не единственный пишет обо мне – но это все равно ни на что не влияет, ни на мою судьбу, ни на общественное мнение обо мне, ибо сайт «Грани» официально заблокирован и его читает сейчас очень мало народу, да и раньше, до заблокирования, тягаться аудиторией с телевидением он всё равно не мог. Всё было зря, раз окончилось ничем, и ничего уже не изменишь, хоть башку об стену разбей, – ничего нельзя сделать. Те, кто мог бы мне чем-то помочь – не хотят, а те, кто хотел бы – не могут. А всё, что мог делать я один, я уже делал – но это очень мало, увы. Как же это всё-таки так вышло? Ищу ответ на этот вопрос уже сколько лет, с 2011 как минимум – и всё не могу его найти… Да, ребята, вот и жизнь прошла, представляете?!?! Прошла… И на душе пустота, и будущее мрачно и смутно, и никаких перспектив, ни личных, ни общественных, ни профессиональных, ни политических, – ни-ка-ких!!!
Боже, это просто не описать словами, насколько омерзительно это ощущение: я просто невероятно, чудовищно глупею, общаясь с соседушкой-уголовничком, навязанным мне сюда в качестве сокамерника потому лишь, что начальство, видите ли, боится оставлять меня в камере одного. Это существо из тех, кого людьми я никогда не считал, – животное, недочеловек классического образца, абсолютно невежественный и живущий лишь эмоциями, а не разумом, не умеющий владеть своими чувствами и держать себя в узде, – причем о подобных ситуациях из своей жизни на воле и в лагере он ежедневно рассказывает мне сам, тут-то он со мной (пока!) ведет себя вполне спокойно. И вообще – как полный идиот, каковым и является, рассказывает о себе кучу такого, чего умный человек никогда бы о себе говорить не стал, дабы не позориться. М.б., конечно, часть своих похождений он и выдумывает, русским это бахвальство очень свойственно, – но тогда опять же, по его идиотизму, выдумки эти клонятся не к пользе его, а совсем наоборот. Я стал анализировать: по всем его рассказам, наколкам, судимостям по 162-й, и т.д. и т.п. – ясно, что это просто агрессивный отморозок, стоящий вне культуры, бросающийся на людей по поводу и без повода, а уж когда он хочет отнять у них их добро – так обязательно! И, по-видимому, хотя на меня он (пока!) не бросается – я в разговоре с ним невольно, инстинктивно беру тон классического интеллигента, на которого напала такая вот классическая уличная шпана, – сверхпредупредительный тон, ставящий целью – только не разозлить агрессора еще больше, только бы любой ценой успеть удержать его руку, уже занесенную для удара! Жалкое положение, конечно, – напоминает судьбу политических в сталинских лагерях 30-х годов, где господствовали блатные, Солженицын очень ярко это описывает. Конечно, тут всё это не буквально, агрессии ко мне оно не проявляет – но я всё равно о ней ни на секунду, пока оно тут, в камере, не могу забыть – и потому-то, должно быть, и говорю с ним так… ну не то что подобострастно, но стараясь не спорить и не злить, не раздражать, демонстрировать понятливость (хотя мне абсолютно не нужны все эти его бесконечные рассказы о его семье, прошлой жизни, детстве, лагерях и т.д. и т.п.) – и оттого и делаюсь так противен сам себе, говоря с ним, и такое от этих бесед ощущение, что я глупею, находясь даже вынужденно в подобной компании… :(((
А жизнь-то прошла, черт ее побери!.. Да, прошла, и поезд мой ушел, и его уже не догнать… :(
2.2.15., вечер (после ужина)
Интуиция обманула меня, черт бы ее побрал. Мразь Вешкин приперся сегодня с утра – и сообщил, что хотел приехать еще 30-го января, в пятницу, когда я с утра тоже его ждал, – но, как я понял, было слишком много народу. Привез он, как я и думал, заключение психэкспертизы, – признан я здоровым, слава богу! Постановление о создании группы (!) следователей по моему делу, – и это в момент официального закрытия следствия!.. Еще раз перепредъявил мне то же самое обвинение, но с уточненными формулировками, – в частности, по итогам шмона у меня в камере 10.6.2014 придумал, что я якобы передал некую «тетрадь» с инкриминируемым текстом. :))) Ну и всё – послезавтра уже начинается знакомство с делом, а где-то в марте – «суд».
Узнал от Сидоркиной, что ФСБ арестовала в Вязьме женщину, мать семерых детей – Светлану Давыдову – за то, что в апреле 2014 она позвонила из дома в украинское посольство и сообщила, что ГРУ-шная часть рядом с ее домом опустела, а по разговорам солдат оттуда – их всех в штатском через Москву отправляют в «командировку», т.е. – в Украину. Предъявили Давыдовой ст. 275 – государственная измена, от 12 до 20 лет.
Пришло перед ужином письмо от Мани. Лучше бы она его не писала… Столько я ждал, больше месяца… На мои вопросы в прошлом письме, как всегда, никакого ответа, зато пишет, что теперь она живет с Геной Логвиненко. Вот тебе и мистическая связь… :(((
Сучье чмо в камере пожирает мой майонез так же активно, как и предыдущее (да как бы еще и предыдущее не надумали, привезя с «Матроски», сунуть ОПЯТЬ сюда!). А беру сегодня к кофе послеобеденному пачку сгущенки, начатую вчера, – и там вместо полпачки совсем чуть-чуть! Всё повторяется!.. :((( Стоит эту живность оставить одну в камере, или спать лечь, – как они начинают сгущенку воровать…
3.2.15., 12-й час утра (после проверки)
Плохо спал эту ночь, всё просыпался. Наверное, из-за этого известия, – хотя и было время привыкнуть, что всё кончено, это уже не новость, – но всё равно… М-да, жизнь полна сюрпризов, никто не может знать ее наперед, – как писала мне в «Медведково» Лена Маглеванная, – да только сюрпризы все, как на подбор, мрачные, грустные. Маня, «третье дело», этап в Москву… М-да, кончена жизнь, и хочется подвести итоги – а итогов-то нет!.. Ни семьи, ни карьеры, ни денег, ни книг, ни здоровья, ни возможностей, ни перспектив… Все сюрпризы не просто грустные – по сути это сюрпризы-проблемы. Помню, как подспудно именно мысль о Мане удерживала меня тогда, 10 июля 2013, когда я весь день сидел один в камере, от суицида, – мысль о том, что вот есть теперь у меня Маня, моя вторая половинка, она меня любит и возможно еще какое-то для меня будущее, – с ней… Она, как потом выяснилось, именно в то утро, 10 июля, повесила громадный баннер за мое освобождение на Казанском соборе – и мне это показалось мистическим совпадением, проявлением нашей мистической связи, хоть ни в какую мистику я и не верю, – что именно о ней я думал в то утро, а она вешала этот баннер обо мне. Ясно тогда было, что это всё не случайно, не просто так, я долго жил с этой мыслью. И вот – итог, финал, разрешение этой интриги. Вот оно – загадочное, таинственное, манящее, покрытое дымкой будущее, ставшее наконец настоящим. И не только с Маней так и с тем июльским утром 2013 г. – так у меня во всем. Мне 41-й год – и вот оно, то неясное, таинственное, загадочное, манящее будущее моих школьных лет, 84-го, 85-го, 86-го годов… Оно стало наконец настоящим – хмурым, серым, абсолютно безнадежным и беспросветным. Тюрьма, лагерь, первый, второй, третий срок… Абсолютная пустота, отсутствие всяких перспектив. Жизнь, кончившаяся в 37 лет… А в любви, вопреки известной песне из «Белого солнца пустыни», не повезло мне так же, как и во всем остальном, вот что поразительнее и забавнее всего. Обманула песенка-то… :)))
5.2.15., 11-й час утра (после проверки)
И опять чутьё не обмануло меня: мразь Вешкин и впрямь решил приходить каждый день! Был вчера с утра, меня выдернули из камеры в девять часов, – и сегодня обещал быть в два часа дня…
Читать это дело омерзительно. Они допросили кучу свидетелей – опера «пятерок» на «Медведково», чтобы проучить характеристику на меня (фамилия опера оказалась Силивонец), каких-то церковных деятелей, которые радостно доносили на Мишу А. – в связи с той историей, когда за содержимое его блога его выперли из аппарата патриархии, где он работал, и еще фиг знает кого. Явственно копали под него – чтобы посадить в том числе и за его блог, за его взгляды. Слава богу, что это им не удалось. Вешкин, мразь, под соусом того, что он, мол, даст-таки матери свиданку, надумал вдруг «без протокола», наедине, спрашивать меня, как там всё было на самом деле – с Бородиным и пр. То, что мать не дала-таки на Бородина показаний, обломала планы мрази Вешкина – его, видимо, страшно злит, он всячески пытается восполнить этот пробел в своем следствии – и это же, в припадке откровенности, назвал истинной причиной того, почему он не дает матери свиданку. Понимает, видимо, мразь, что всё его обвинение в ПУБЛИЧНЫХ «призывах» против меня, сидевшего в СИЗО, – это бред и туфта, и, возможно, опасается, что даже в таком «суде», какие только и есть в этой стране, подобное обвинение может не прокатить (хотя оно прокатит, конечно).
Попала, наконец-то, ко мне и книжка моих писем, сделанная Шестковым, «минус первый» сигнальный вариант. Еле пронес его – сперва хотели отобрать на выходе со следственного корпуса, точнее, «мусор» уже отнял, положил куда-то – но я схватил снова и высказал жесткое намерение больше не отдавать. Привели на корпус – а тут в «нулях» Каретникова, вот уж не ожидал! И с ней – вместо Сорокина – какой-то неизвестный мне хмырь, хамски со мной разговаривавший и потом, на мой вопрос, сказавший, что он представитель Красного Креста. Завели нас в шмоналку, поговорили мы там – в присутствии кучи начальничков – и они опять пошли со мной к «нулям», желая обойти их все. И – рыжее чмо, дежуривший вчера тут «мусор», начинает перед входом в камеру меня шмонать, находит в кармане книжку – и отдает ее ДПНСИ, сопровождавшему Каретникову! И тот начинает ее листать – мол, мы проверим, откуда она, посмотрим видеоархив (камеры в кабинете, где я читал дело), и т.д., и т.п. Короче, забрал и унес, сука, причем прямо на глазах у Каретниковой. Был я весьма ощутимо расстроен этим, – не успел всю прочесть, пока сидел на следственном, ждал вывода «домой», только просмотрел, ну и несколько всего лишь писем прочел.
Но заботливая Каретникова и для моего соседа, язвенника, пробила уже визит к врачу, которого не допросишься. Он пошел, а когда вернулся – несет мне эту книгу!! Вот уж было мне радости!.. :))) Оказалось, ее где-то здесь и положили, около «нулей», не стали забирать, смотреть видеоархив и т.д. Думаю, это влияние Каретниковой на здешних «мусоров» – ну что ж, спасибо ей за это!
Книжка мне больше всего понравилась своей полиграфией, качество коей очень высоко. Письма к десяти адресатам, включая самого Шесткова, набитые, увы, с кучей опечаток, незакрытых скобок и т.п.Стихи, пара статей, в том числе некролог Новодворской, последнее слово на прошлом «суде», в апреле 2014, кусок из «Буреполомского дневника» – почему-то просто взят кусок за декабрь 2010 г., ничего не выбрано поинтереснее, просто один месяц целиком. И – четыре небольших текста обо мне, в том числе – Ковача из Челябинска, вот уж кто знает меня меньше всех, но – рассылку-то он читает, вот и вызвался написать; ну да, правильно, писать надо побольше и обо всем, чтобы фамилия упоминалась как можно чаще и шире… :)))
6.2.15., день (после обеда)
Как ни удивительно это, – не пришла эта мразь Вешкин, ни вчера не пришла, ни сегодня (а завтра – уже суббота)! Долго, мучительно ждал я его вчера после обеда, нервничал, тосковал, переживал – о том, что жизнь прошла и впереди ничего нет, как всегда. Очень тяжела эта мысль, если в нее вдуматься как следует. Пришли зато вчера журналы и газеты от Лены М. – и от нее же письмо, и еще от Маглеванной, и она же письмо Шесткова мне переправила. Одно я не понял: Шестков пишет, что уже разослал книжку свою (мою) и по крупнейшим библиотекам мира, и Буковскому, и т.д. – а между тем, книга еще не до конца скомпонована, мою автобиографию он пока так и не получил, вставил туда еще свой текст обо мне – которого нет в моем экземпляре; а обращение мое к читателям поставил, оказывается, в конец, т.к. книжка уже была сверстана. Тоска, отчаяние, сознание полной пустоты и бесперспективности жизни, да еще и опасность, что переведут куда-нибудь (вчера наших соседей из 02 поменяли на двух других). И сквозь это всё, вопреки и на фоне – я читаю присланную прессу, вычитываю опечатки из книжки – и радуюсь в душе, что теперь еще и два выходных пройдут уж точно без мрази Вешкина…
11.2.15., 7-й час утра (до завтрака)
Позавчера, 9-го, перевели-таки нас вдвоем из 01… в 02! А тех, кто был в 02, – в 01…
Услышав «собирайтесь с вещами», перенервничал я, конечно, страшно, как и всегда. Стал требовать опера, принявшего это решение, – иначе, мол, не пойду никуда, да и всё. Быстренько вывели к оперу. Он сообщил, что сейчас нас в 02, а вообще – да, собирается недели через две-три «поднять» меня в общую «хату» – и долго, упорно выпытывал, почему я в нее не хочу. Я не стал вдаваться в подробности, но сказал, что требую, чтобы держали меня одного. Он сообщил, что есть какая-то одиночная камера на том корпусе, где карцера, – м.б., поговорив с начальством, посадит меня туда. Но – вчера приходила библиотекарша, принесла книги, я спросил ее, носит ли она их в ту «хату» – она сказала, что не носит и что вообще камера очень плохая, мне туда не надо ни в коем случае. Мол, там очень жарко, в карцерах все время орут, и т.д. Бог с ним, что орут, но я стал вдруг сомневаться: а магазин и почту туда носят, или тоже нет? Без этого я совсем не смогу тут прожить, хотя и без книг, конечно, тяжко. Теперь вот абсолютно не знаю, что делать, – ни туда, ни в общую камеру не хочу категорически. Остается только просить Каретникову опять зайти и помочь как-то решить этот вопрос, – хотя она, конечно, тоже не горит желанием мне помогать…
Вчера на полчаса всего привели меня к Сидоркиной, адвокату, уже в пять минут шестого, под конец дня. Она сказала, что ее вызывали в ФСБ, песочили, что я медленно знакомлюсь с делом, а также что она пронесла мне книжку (Шесткова) – и теперь у нее на входе в тюрьму отобрали даже сумку, оставили лишь очки, бумагу и ручку, – она говорит, что вот так пускают адвокатов в «Лефортово». Начали выгонять, когда кончилось время, – и «мусору», который командовал мне выходить, я как-то слишком резко ответил, не выдержали нервы, натянутые всё последнее время как канаты (из-за этих переездов и пр.). Он созвал всю свою кодлу в камуфляже, и они, вдоволь наглумившись надо мной, заставили-таки в одном из пустых следственных кабинетов раздеться до трусов, – типа, усиленный шмон, их, ублюдков, традиционное и излюбленное наказание. Да еще эта мразь, с которой все началось, пообещала и рапорт на меня написать – могут за эту ерунду еще и в карцер закрыть теперь, с них станется. Но – тогда я тотчас объявлю сухую голодовку, я уже решил. Сперва раздеваться я не хотел, – ублюдок в камуфляже сказал на это, что, мол, пока не разденешься, в камеру не пойдешь. А когда я изъявил готовность заночевать прямо в этом кабинете, – он заявил, что меня разденут силой, если я не хочу сам. :)))
Вместо Вешкина вчера приходила другая мразь – его напарник по «следственной группе», я переписал часть протоколов в тетрадь. Допросили они в лагере и сучонка-быдлячонка Гусева, того самого, кто в «Медведкове» сидел со мной вдвоем в Новый год, да и потом тоже. Это существо, алкаш и наркоман с явной задержкой развития, ничтоже сумняшеся заявило следаку, что, мол, у меня «неадекватная психика», я, мол, постоянно «оправдывал терроризм»; а главное – что меня взбесило больше всего – что он, мол, видел (!) у меня «выдержки» из той «статьи», что мне сейчас инкриминируется!.. Хотя он бы не смог их увидеть, даже если бы в мое отсутствие лазил в мою сумку, – так много бумаг там было, не говоря уже – увидеть, ЧТО я пишу. Плюс – эта мразь сообщила, что, мол, уходя к адвокату, я брал с собой свои записи, а возвращался уже без них, – как будто это чмо в карманы ко мне заглядывало!.. В общем, типичное это животное, алкаш, наркоман, даун, по приказу любого начальства выдающий любую брехню, которую от него потребуют. Типичный русский, короче.
Но и далеко не типичный Герасимов тоже наплел там порядочно, – не знаю уж, с какого перепугу чекистам вздумалось допросить и его. Никого не сдал, правда, – но скорее потому, что не знал ничего существенного, стоял сам далеко в стороне от всех процессов, связанных со мной, живет в СПб, общался со мной только письмами, и то редко. Тем не менее, наговорил и порассказывал им много такого, о чем они и не спрашивали.
Существо в камере, переведенное из 01 вместе со мной, продолжает, пока меня выводят, таскать мою жратву. Конфеты, в частности, – как ни приду, пакетик с конфетами уже почти пустой. Из сумки вчера сперло банки две тушенки, не меньше (для переезда я всю жратву набил в сумку, а в 02 шкафчик для еды оказался такой крохотный – нечего и думать разместить все мои припасы в нем, и я оставил их в сумке под шконкой, тушенку в том числе). Мразь эта лазит и в сумку, очевидно; а уж случайно доставшуюся ему мою лапшу и рулеты (я, не зная, куда переводят, сперва хотел их оставить – и он, разумеется, тотчас подхватил) жрет с удовольствием – от семи пачек лапши вчера осталось только пять…
В общем, тупик, куда ни кинь – везде клин. Черная полоса, тянущаяся с 2004 года… (А то и вообще с 1981, с 1-го класса.) Что делать, куда деваться – неизвестно… :((( Хочу умереть, ни никак не могу…
12.2.15., день (после обеда)
Мразь Вешкин и его напарник по «следственной группе» ходят каждый день, всё торопят мое «знакомство с делом». Вчера мразь Вешкин притащил «вещественные доказательства» – изъятые у меня опером Силивонцем 10.6.14 в «Медведкове» блокнот и тетрадь со стихами, плюс – медведковский дневник, изъятый в тот же день на обыске дома. Была Сидоркина, которой я еще в прошлую встречу с ней наедине говорил – без всякой надежды – не попытается ли она как-нибудь выцарапать этот дневник у ФСБ. Она тут и спросила у мрази Вешкина, уничтожат ли его после «суда» – и он, сама любезность, предложил ей: пусть тот ее помощник, что приезжал фотографировать дело, приедет перефотографирует и дневник. Очень круто, радостно и неожиданно – если дневник за более чем год вернется ко мне когда-нибудь (если доживу до освобождения) хотя бы в виде фотографий его страниц… Плюс – пообещал дать сразу две свиданки матери (чтобы их забрал у него тот же помощник, – и сегодня мразь Вешкин сообщил, что два разрешения он вчера помощнику Сидоркиной выдал; теоретически – уже сегодня, совсем скоро, могут и выдернуть меня на свиданку). Сидоркина же – еще когда заезжала ко мне на полчаса позавчера вечером – придумала, чтобы я знакомился с делом по 50 страниц в день – и за это расписывался, т.к. раньше я, разумеется, этого не делал. Цифра 50 мрази Вешкину очень не понравилась, он хотел до 20-го февраля ознакомление закончить, а то, мол, ему придется везти меня в «суд» и брать под стражу, – но я вовсе не обещал ему читать в день больше 50-ти, как он упрашивал, а лишь сказал «посмотрим». Всё равно, в самом лучшем случае дольше конца февраля протянуть это «знакомство с делом» не получится.
Другая оглушительная новость вчера – на вопрос Сидоркиной, какой «суд» будет меня «судить» (она, как и я, предполагала, что Бабушкинский, т.к. «Медведково» территориально относится к нему) – мразь Вешкин ответил: «Военный»! И впрямь –Сидоркина тотчас вспомнила, что, оказывается (я не знал), прошлым летом ОНИ приняли закон, которым все 205-е статьи передаются из гражданских «судов» в военные, и этот закон вступает в силу с 1 января 2015 г. То-то мне Майсурян писал, что Романова, мол, будут «судить» или в Москве, или в Ростове, несмотря на то, что «преступление» он совершил в Нижнем и сам оттуда, а я не мог понять, почему… В общем, еще один яркий штрих в картину безумия этой страны. В историю болезни, точнее говоря. «И вся история страны – история болезни» (Высоцкий). Что ж, хорошего ничего я и не ждал никогда ни от каких их «судов», хоть военных, хоть гражданских (в стране, где нет граждан, а есть лишь одни рабы…). Просто еще более повышается вероятность, что дадут мне все пять лет, максимум по 205.2 ч.1 – и сидеть мне аж до мая 2024 г. – если, конечно, я доживу…
13.2.15., день (после обеда)
Мразь Вешкин сегодня при мне звонил из следственного кабинета матери и Сидоркиной, – озаботился, видите ли, когда мать приедет ко мне на свиданку. Как я и предполагал, она ему ответила, что приедет в понедельник, 16-го. Под это дело мразь Вешкин – ну прямо ну прямо сама доброта и любезность! – даже согласился на мое предложение – чтобы в понедельник он не приезжал вовсе, а свиданка была бы у меня с утра, а не после обеда, как он сперва предлагал. Прочли первый том.
Сейчас, совсем недавно, из 01-й сборки опять одного (молодого) «заказали» и увели куда-то с вещами. Я страшно нервничаю по поводу предстоящего вскоре неизбежно и мне переезда – неведомо куда…
15.2.15., 11-й час утра (после проверки)
Воскресенье. Никаких новостей пока (состоится ли завтра свиданка с матерью, – первая с октября 2014 г.?). Только – как и всегда – дикая тоска, невыносимая, мучительная, злая. Жизнь кончена, она лежит в руинах, будущего нет, впереди – пустота… Невыносима эта мысль – что жил зря, так ничего и не нажил, никем не стал, а теперь уже нет надежды наверстать упущенное; единственная перспектива то ли на семь, то ли на девять лет – тюрьма, лагерь, неволя… За что, за что мне это?!?! Где я совершил ошибку, в чем провинился, за что обречен мучиться всю жизнь?.. Нет ответа, и выхода тоже нет, одни лишь эти бесконечные мытарства, а за ними – смерть, и никакой награды за всё пережитое, никакой надежды. И Маня вот тоже – обманула!.. Пустая, никчемная, неудавшаяся жизнь, которая мне не нужна, тяжела и невыносима – но у меня нет даже мужества прекратить ее, прервать эту цепь мучений… Пустое, бессмысленное, жалкое существование; до самого конца суждено мне сидеть у разбитого корыта. Жаль, что зря жил, а еще больше жаль, что сейчас уже не дано мне ничего исправить, как ни старайся…
16.2.15., 13-03
Была свиданка, да. С десяти утра, два часа. Главные новости: уехали в Украину Крюков, выпущенный два месяца назад из тюрьмы «до суда» после шести месяцев отсидки, и Шехтман, которого, оказывается, опять похищали из дома, заявляли ему, что он в розыске (?!), инкриминировали ему уже «государственную измену» (?1?!) – и отпустили опять, из «суда», но, насколько это уразумела мать, не под подписку уже, а под домашний арест. Браслет, видимо, не успели ему надеть, или как уж удалось ему ускользнуть, не совсем понятно. Короче, оба они сейчас хотя бы в относительной безопасности. И то, что я могу интерпретировать эту ситуацию лестным для себя образом: мол, их выпускают – значит, не боятся, не считают опасными, а меня держат и наматывают всё новые срока – значит, боятся и считают опасным, – ничуть меня не утешает. Они – хоть и не дома, но всё же на воле, в человеческих условиях, у них есть какие-никакие, но всё же перспективы в жизни. У меня же нет ничего, кроме тюрьмы и лагеря – и в качестве настоящего, и в качестве будущего, и ничего другого, никаких перспектив. Жизнь кончена, осталось пустое доживание…
Сидоркина, по словам матери, придет ко мне только в четверг, хотя обещала – завтра, во вторник. :((( Ну вот… :((( Придется мне завтра бодаться с мразью Вешкиным одному, – он будет долбить, чтобы я прочел побольше, раз он любезно согласился сегодня не приезжать вообще. С Каретниковой мать говорила вчера – она говорит, что ремонт «нулей» вроде как не должны начинать до конца квартала (т.е. до конца марта?).Но сама она – сука, появится только на следующей неделе!! :(( Тогда как она позарез нужна мне сегодня , т.к. переселение меня куда-то из «нулей» может быть не связано ни с каким ремонтом – и может случиться хоть сегодня (тьфу-тьфу-тьфу, не дай бог!..).
19.2.15., 17-04 (до ужина)
Наконец-то вспомнили о моем сокамерничке – вывезли его сегодня в 15 часов «по сезону», а то он всё переживал, что его следачка о нем забыла, второй месяц не появляется, не закрывает дело. Повезли, должно быть, в «суд», на продление ареста. Перед самым выездом получил он и магазин, вместе со мной, а дня три назад – передачу; родственнички наконец вспомнили о нем – и он тоже стал с удовольствием лопать не только колбасу как я, но и домашнее, не покупное сало…
Мразь Вешкин ходит каждый день, носит второй том дела. Вчера я закончил в 12-40, он отметил это время в графике ознакомления с делом, – и только в 16-15 зашел наконец в камеру. Всё это время провел на ногах – стоял и ходил туда-сюда – в отстойнике у выхода со следственного корпуса. Думал, что мрази-«мусора», работающие там и чувствующие мою к ним (ко всем, не только к этим) ненависть, специально решили меня там продержать подольше, – я ведь говорил одному из них в ответ на его утренние поторапливания при выходе из камеры: мне спешить некуда, у меня сроку впереди еще много… Что ж, много – жди на ногах, в отстойнике! Что было делать? Не просить же их отвести быстрее «домой», не умолять же, не унижаться же перед ними, мразями… Ждал. Ноги уже болели, сломанная правая – деревянная, как всегда; и особенно ясно понял я тогда, и об этом только и думал там, что судьба моя – страдать, «мучиться зазря», как пишет Латынина, причем – понимая, что это именно «зазря»… Да, такая вот судьба – мучиться, страдать, терпеть столько, сколько получится, а там уж… Стоять на опухших, больных и болящих ногах столько, сколько они будут меня держать… Я думал – продержат до шести вечера, когда кончается там, на «следствии», вся работа, но вот – вывели всё же раньше…
Вот такая вот судьба – страдать, бессмысленно и безнадежно страдать, мучиться, без всякой, даже малейшей надежды на вознаграждение… Я очень хорошо понимаю это – только вот сделать ничего не могу… Вчера пришло очередное письмо от Корба, где он в п.1 – «О поддержке» – у него всё письмо, как и всегда, по пунктам, и каждый пункт с заголовком – пишет, что поддержки мне в связи с предстоящим вскоре новым судилищем нет никакой, все его предложения на эту тему в рассылках встречены молчанием, у всех апатия… Ничего, короче, никакой кампании в защиту – впрочем, я понял это уже очень давно, еще перед тем «судом»… Затем – в пункте «О депрессии», кажется – он сообщает мне, что мое ощущение полной бессмысленности и никчемности моей жизни вызвано… моим бездельем, и предлагает мне писать тут побольше, пробовать себя в разных жанрах, включая пьесы :) , учиться рисовать :))))) , учить языки и т.д. Все эти советы и откровение о моем безделье как причине Корб предваряет фразой типа «Можешь на меня обижаться…».
Пришла сегодня и Сидоркина, адвокат. Мразь Вешкин, закончив со мной пораньше, любезно вызвался подвезти ее на своей машине в Красногорск, где в 14 ч. у нее было какое-то дело в местном «суде». Мне же поставил условие: если завтра я дочитаю второй том (больше 100 стр. еще), то он позволит матери моей прийти во вторник на свиданку с утра, т.е. – не будет с утра приезжать сам, чтобы не совпасть с ней. Приедет ли он во вторник после обеда, или же не приедет вообще, как в прошлый понедельник – я так и не понял (но скорее второе). Дочитаю ли я завтра, будет ли у меня такое желание – я пока не знаю и сам. Понедельник следующий – будет 23-е февраля, их великий праздничек «зачистника отечества». Впрочем, самое неприятное, что может быть, – это что матери придется ждать меня на свиданку с полдесятого утра часов до двух дня, только лишь…
22.2.15., утро (до завтрака)
Первая годовщина украинской Революции. Великий день. Я поздравляю с ним себя и всех достойных людей в этом мире. Пожалуй, это единственная дата, которую можно будет отмечать как настоящий праздник – наряду с 8-м декабря…
Позавчера вместо мрази Вешкина приходил знакомить меня с делом мразь Баранов – опер центра «Э», тот самый, что приходил 10 июня прошлого года вместе с мразью Вешкиным шмонать квартиру матери. После того, как я закончил читать, этот дурачок попытался еще вдруг подъехать ко мне на кривой козе – «без протокола» выспросить что-то такое про Мишу Агафонова. Я даже разговаривать с ним не стал; тогда он попытался спрашивать что-то такое «идеологическое» – про акцию Веры на Лубянке с флагами Ичкерии, Украины и Молдовы (мол, как они совмещаются), про евреев и «Правый сектор» (с подачи путинской лживой пропаганды по ТВ, которую они сами сочиняют – и сами же ей верят; я сказал ему, что считаю себя членом «Правого сектора»), почему я так отношусь к русским (как заслужили, так и отношусь), и т.д. Самое же поразительное было дальше. В 12 уже закончили, в камеру меня отвели довольно быстро, поел, попил кофе, сижу читаю. Вдруг – опять заказывают «налегке», уже четвертый час времени! Иду в полном недоумении, кто бы это мог быть. М.б., думаю, Рома Качанов таки приехал – и зашел ко мне?.. Прихожу – и обалдеваю: опять сидит за столом эта мразь Баранов! Оказалось… главное – что я не выполнил «договоренность» с мразью Вешкиным, т.е. его односторонний (я-то ничего не обещал) «наказ» мне: дочитать в тот день, 20-го, второй том дела, оставил около 50-ти страниц на следующий раз. Мразь Баранов, выйдя от меня, позвонил мрази Вешкину, доложил о результатах – и тот велел ему идти ко мне снова и, типа, заставить дочитать!! :))) И мразь Баранов еще мне же и пожаловался: мол, ему пришлось снова целую очередь высидеть!..
Ну а так, в целом – на душе тоска, тоска и тоска… Даже такое радостное событие, как повторное, неожиданное обретение заново моего медведковского дневника – промелькнуло лишь маленьким светлым пятнышком и быстро пропало, забылось, перестало радовать. Тоска местного, локального масштаба: ожидание неизбежного переселения в другую камеру, мучительного этого опять таскания по централу со всеми вещами, с баулами и матрасом; и тоска глобальная: почему же так нелепо всё вышло, почему не удалась, не сложилась моя жизнь – и теперь впереди у меня только лагеря, лагеря, лагеря – на долгие годы?.. Ну пусть не пять лет добавят, пусть «всего» три, три с половиной, – значит, до 22-го года… 48, а то и все 50 будет мне, если доживу и выйду, если потом не намотают еще за что-нибудь… Ну да, 50 – это, конечно, еще не поздно для политической карьеры, но только ведь ее не будет, я же знаю!.. :))) Карьера никакая мне не светит, ни в каком возрасте и ни после каких сроков. А для обычной жизни, в том числе личной – увы, будет поздно, да, собственно, поздно уже и сейчас, хоть завтра меня выпусти. Жизнь прошла, поезд мой ушел – и теперь мне поздно всё, к сожалению… :(((
Еще одно тому свидетельство: шел позавчера первый раз со следствия в камеру – и увидел того самого чеченца, который еще не так давно, услышав мою фамилию, жал мне руку и говорил, что читал меня на КЦ. Я сразу его узнал – и он, ясное дело, не мог меня не узнать, тем паче, я с палкой. Да и этот мразоид конвойный, пока шли, фамилию мою называл то и дело, всё торопил меня и других (мол, «даже Стомахин быстрее тебя идет!»). Чеченец не мог не слышать. И что же? Не подумал даже поздороваться, как будто не видел меня… :)) :(( Не дорого, как выяснилось, стоит их признание и «любовь»…
14-00
А украинская революция таки увязла, забуксовала – не в войне с москалями даже, а вот в этих гнусных «минских соглашениях», повешенных Украине как гири на ноги. Вместо того, чтобы срочно, любой ценой, взять Луганск и Донецк, – перемирие, отвод тяжелых вооружений… :(
Тем сроком у меня была все-таки надежда, что все тогдашние мои страдания – не зря, что они отольются в некий мой «моральный капитал», благодаря которому я наконец-то займу подобающее место среди коллег, в своем кругу, в сообществе. Но – этого не произошло, и теперь такой надежды у меня уже нет. Теперь я знаю, что все мои мучения – напрасны, впереди нет ничего хорошего, поезд мой ушел, все двери закрыты. Жизнь прошла…
Завтрашний «день зачистника отечества» уместнее всего было бы переименовать в День Оккупанта.
25.2.15., утро (после завтрака)
Утром вчера была свиданка с матерью, после обеда (когда я и не ждал) – приперся мразоид-следователь из ФСБ, зам. мрази Вешкина по «группе следователей», притащил мне уже третий том дела. Из него я узнал, в частности, что телефон Миши Агафонова эти мрази прослушивали какое-то время еще с конца 2013 г., хотя никакого «третьего дела» еще в помине не было, – а разрешающее эту прослушку постановление «судьи» Мосгор«суда» датировано летом 2014. У ублюдка-«мусора», водящего тут «на следствие» и «со следствия» всю дорогу туда и обратно моя фамилия буквально не сходила с языка, особенно на обратном пути, после того, как он вымариновал меня, как обычно, больше часа в запертом кабинете. Уж он мою фамилию и пел, и говорил все время другим зэкам: мол, не торопитесь, ждем Стомахина, и «о жизни» поговорить со мной пытался, как только развел всех остальных и остался со мной наедине (на «копейках» еще, прямо сразу же). Ничего этого ему не удалось :) – говорить я с ним не стал, как и все они, он вызывает у меня глубочайшее отвращение; единственное, чего бы я хотел – это лично, своими руками, пристрелить его, а еще лучше – засунуть собственноручно в печь крематория живьем…
Сокамерничек же мой, по его рассказам, на вчерашней проверке крупно поругался тут, чуть не до драки, с местной врачихой, которая не хотела брать у него заявление (а накануне вечером дежурный «мусор» тоже это заявление ему отдал, – мол, с утра на проверке отдашь ей самой) и вообще лечить, – мол, как она заявила, «тебе тут никто ничего не обязан», или как-то так. Концлагерная медицина, мрази, которые держат здесь насильно – и при этом уверены, что зэкам они ничего не обязаны… По-прежнему я мучительно ощущаю, что глупею от общения с этим существом в камере (а оно грузит меня бесконечными историями из своей жизни постоянно, каждый вечер), так что его мне тоже не жалко…
И вот – сейчас, как наступит девять утра, опять мне переться «на следствие», читать дело. Правда, обещала прийти Сидоркина. По-прежнему, как и каждое утро здесь, у меня невыносимая тоска. По-прежнему нет никаких перспектив, кроме еще долгих лет лагерей, и по-прежнему я ясно понимаю, что жизнь моя кончена…
26.2.15., утро (после завтрака)
Сидоркину вчера мы ждали аж до 12-ти часов, что-то очень долго она ехала; я, прочитав свои 50 страниц, хотел уже было уйти. Зато и проговорили мы с ней после ухода мрази Вешкина больше двух часов – она всё задавала мне вопросы какого-то общего характера, про то, что и почему я писал, так что в ответ я излагал ей свою позицию о том, что народничество в России мертво окончательно (в ответ на ее фразу о том, что, мол, надо идти просвещать народ) и что интеллигенция должна организоваться против него – согласно старому лозунгу Новодворской «Пойдем против народа, мы ему ничем не обязаны». Ни о чем конкретном – например, как попытаться организовать все же какую-то общественную кампанию по мне в преддверии третьего процесса, с кем об этом поговорить и т.д. – речь почти что не шла, разве что так, случайно, мимоходом я упоминал что-то такое, пытаясь навести на это разговор. Но что никакой кампании нет и не будет, это уже абсолютно ясно. Потом еще, как всегда, больше часа продержали меня эти мрази «мусора» в пустом кабинете прежде, чем вести на корпус, – в результате я попал в камеру уже в пятом часу и едва успел съесть холодный обед и помыть посуду, как привезли ужин…
Сегодня, вот сейчас, через час где-то (радио молчит времени я не знаю), мне предстоит идти туда опять. Походы эти каждое утро невыносимы, но я не стараюсь быстрее с ними покончить, потому что вскоре за ними начнется нечто гораздо более невыносимое: поездки в «суд» на проклятом трясучем автозаке, с возвращением «домой» уже после отбоя…
28.2.15., утро (после завтрака)
Даже эта чудовищная боль, отчаяние и тоска, мучающие меня вот уже второй срок каждое утро – как-то притупились последнее время. На сильные переживания уже просто не осталось душевных сил. Всё там – в душе – мертво, всё перегорело. Я знаю, что я на том свете, в загробном мире, что выхода из него нет; что я не освобожусь раньше 50 лет, скорее всего, а тогда – собственно, незачем уже и освобождаться. Всё тогда уже будет поздно… Знаю, что жизнь прошла, окончательно и бесповоротно, и впереди – только мытарства, боль, отчаяние и – разочарования вскоре после возникновения любой самой хиленькой надежды на что-то хорошее (как вот было с шестковской книжкой)…
Радио не работает уже третий день, – сломалось где-то, «обрыв линии», как сказал еще позавчера на мой вопрос баландер. Мучительно это – сидеть без времени, спрашивать его на вечерней проверке у «мусоров», определять наступление отбоя по «дорожным» стукам в стены. Магазин, который мать заказывала 24-го, во вторник, сразу после свиданки, – так и не принесли! Сегодня уже суббота, в понедельник она уже поедет сюда заказывать новый, – и только в понедельник теперь, дай бог, принесут тот!.. Хорошо, что были еще семь банок тушенки и сколько-то лапши б/п – вот на такие случаи хранимый н/з, пришлось опять прибегнуть к нему вчера – и еще два дня минимум, сегодня и завтра, жрать на ужин, перед сном, эту тушенку с лапшой, пока принесут магазин…
Сидоркина приезжала вчера к 12, как и обещала, но – пробыла на этот раз мало, всего до часу. Разговоры с ней стали для меня тут некой отдушиной среди всего этого ужаса. Как будто она посланец из мира живых в мой загробный мир – и, когда я рассказываю ей что-то о себе, отвечаю на ее вопросы, – возникает иллюзия, что я тоже – опять – живой, Правда, после ее ухода быстро гаснет. Каретникова, по ее словам, так и не пришла на истекшей неделе потому, что не нашла напарника, с кем идти сюда. Грустно; но куда хуже другое – что и визит ее, когда он состоится, тоже едва ли принесет желаемые результаты (хоть какие-то гарантии моего переселения в мало-мальски приемлемые условия, а не в общую камеру). Из «друзей» по рассылке и «КЗС» почти никто не пишет, зато пришло два письма от Майсуряна за два дня – но, увы, малосодержательных. Вера же (которая тоже не пишет), по словам матери на свиданке, считает, что меня повезут сидеть уже не в тот лагерь, из которого привезли.
От третьего тома дела мне осталось дочитать около 50 страниц в понедельник, 2-го марта. Потом – четвертый том, в котором, по словам Сидоркиной, меньше 250 страниц. В любом случае, первая мартовская неделя – конец знакомства с делом, а к концу марта уже начнется «суд»… :(((
Да, еще пару мелочей забыл. Починил наконец вчера молнию на старых джинсах, сдохшую еще в ПКТ, – о-о, это не мелочь, это великое событие!.. В этих исправленных штанах теперь я смело могу отправляться на любые этапы и в любые лагеря, ничего мне не страшно (грустно улыбающийся смайлик)… И – принесли наконец ответ из Кирова, на мое обращение к тамошнему «уполномоченному по правам человека», написанное еще в 206-й, в первые дни после приезда в Москву. Что ж – эксперимент с этим «уполномоченными» исчерпан, ничего другого я от них и не ждал. Сперва – пермская Марголина, просто переславшая жалобы матери и мою – в УФСИН и «прокурору по надзору»; теперь вот – Киров… Ответ пришел от зам. нач. местного УФСИНа, куда кировский «омбудсмен» уже раньше сообщал мне, что переслал мое обращение. И этот зам. нач. пишет, что, согласно статье такой-то «закона об обращениях граждан», мое обращение оставлено без ответа, а также – предупреждает меня о недопустимости «злоупотребления правом» в виде «писания оскорбления в адрес сотрудников УИС». :)))))) Не помню точно, – кажется, где-то ближе к концу обращения я один раз назвал кировских «мусоров» подонками. Таковы они и есть, – но их начальник в официальном ответе грозит мне за это «дисциплинарной или административной ответственностью»… (грустная улыбка).