ЯНВАРЬ 2017

1.1.17., 5-40
С сегодняшнего дня я – совсем без еды (до сих пор был только без завтраков). В тот, первый заход «перевода на тюремный режим», с 13 сентября до 17 октября, тоже было нечего есть, – и, м.б., этим дополнительно объяснялся ужас, непереносимый мрак моих ежеутренних, от просыпания до подъема, мыслей и видений. Существование впроголодь на одной баланде, видимо, вносит дополнительный ужас вообще во всё. В эту попытку – с 25 ноября по вчерашний день – еда была, а ужаса по утрам было как-то меньше. Хотя – м.б., я просто привык к этому ужасу, к этим страшным предчувствиям, отупел, впал в ступор… Отсутствие еды, невозможность ночью спать, глумление омерзительных уголовных животных в камере – всего этого я жду по умолчанию и на «кизеловском централе», если вывезут туда, и на самой крытой. Плюс на крытой еще – дубинки, битье, наручники, приковывание, ледяные карцера… Я никуда не могу деться от этих мыслей, от этого ужаса, он всегда со мной, и днем, и ночью, но в четыре утра – острее всего; а отсутствие еды, видимо, ослабляя мозги и весь организм в целом, усиливает его податливость действию этих страхов. Минимум до 13-го, как раз дня «суда», голодать; еще не факт, удастся ли что-то купить в ларьке 13-го, в том числе и из-за «суда» как раз. Если же удастся – и первым этапом увезут в Кизел, часть купленного придется тащить с собой… Надо бы, как я уже пробовал себе внушать, ждать не «суда» 13-го, а приезда ребят 12-го, тем паче, что так удачно сложилось: они приезжают накануне, а не назавтра после «суда», как раньше. Но – я не могу. :(( Думая с тоскливыми ужасом о предстоящем 13-го и, возможно, сразу после, в ближайшие дни, – я, увы, забываю о ребятах. Их приезд как радостное событие поглощается надвигающейся тьмой и ужасом. Ну увидимся последний раз, поговорим о том о сем, как обычно; ну, м.б., даже не последний, м.б., перед апелляцией они заедут в Кизел, – а потом я кану в эту беспросветную тьму, во мрак ада, в скрежет зубов, меня запроворят куда-нибудь в Минусинск, куда у них не будет ни времени, ни сил, ни здоровья лететь самолетом…
Я проклинаю этот наступивший 2017-й год, так же точно проклинаю, как проклинал и до этого всё вокруг, и годы, и дни, и тех, кто меня сюда засадил и держит здесь, всех этих ублюдков-вертухаев, приходящих поднимать в пять утра не дающих лечь весь день, и всю свою нелепую, неудавшуюся, никчемную жизнь!.. Одиночество… Тоска… Бессмыслица… Осталось 1051 день, 150 недель, но мысль о том, что ежедневно срок по чуть-чуть убавляется, остается всё меньше, – уже не радует, как еще недавно, не возбуждает надежд. Я не знаю, где взять сил всё это выдержать, особенно если и впрямь посадят вместе с уголовниками…

13-00
«Нужны ли мы нам?» Нет, я себе не нужен, я это знаю совершенно точно. Такой, какой есть – побежденный, униженный, стоптанный в дерьмо, скрученный в бараний рог и засунутый в эту камеру Системой, оказавшейся сильнее меня, одолевшей меня, – я себе не нужен! Никакой ценности нет в том, чтобы выжить здесь – и потом до самой смерти знать, что ты был побежден, что ты проиграл, оказался слабее – и ничего не смог противопоставить этой сломавшей и закатавшей тебя силе Системы… Как с этим жить и зачем? Как жить, когда противен до отвращения сам себе? И это не только здесь – это останется со мной и там, на воле, если я до нее доживу. Выжил, вышел… растоптанный, побежденный, униженный, втоптанный в дерьмо… Как жить без самоуважения, более того – без самой возможности себя уважать, как?!! Того, что я не покаялся и не отрекся – слишком мало, тем паче, что никто особо и не предлагал. Почему-то считается, что не отречься в такой ситуации – это, мол, уже героизм. На мой взгляд, этого совершенно недостаточно. Мало в душе сохранять свои убеждения в неприкосновенности, когда тебя поведут вешать или расстреливать. Попался, не смог ни одолеть их, ни убежать, молча терпишь навязанное тебе силой, сопротивляться которой у тебя нет сил, – значит, проиграл. Это уже поражение. И есть только один достойный выход из такой ситуации – самоубийство, как у древних японцев.

17-00
Библиотекарь то ли был, то ли нет, но ко мне, во всяком случае, не подошел. Я не стал стучать, спрашивать: противно даже слышать их голоса (тем паче – их хамские ответы). Апатия такая, что безразлично уже всё на свете: ведь жизнь прошла! Будущего нет… Невозможно жить без будущего, об этом еще Эренбург писал, но тем не менее… Не надеяться ни на что, чтобы потом не обламываться (как хорошо, что я с самого начала не очень-то верил посулам Горильской!). Не будет уже ничего хорошего, даже если я и освобожусь в конце 19-го.
Библиотекарь вот только что прищел, с меня начал. :) Хоть что-то хорошее. :) Если уже не ждешь, плюнув на всё и махнув рукой – хорошее порой еще случается, если ждешь – хрен!
Ну а так… Одиночество. Пустота. Бессмыслица… Я не знаю, как мне жить дальше и зачем.

2.1.17., 5-16
АД, АД, АД… Смерть, смерть, смерть… Но не мгновенная смерть, а долгая, медленная, мучительная, растянутая на все эти оставшиеся мне 150 недель. Я решительно предпочел бы мгновенную, но – от меня, увы, это не зависит. :( 13-го января опять идти на «суд» по морозу и снегу в тапочках, – трагедия, приправленная фарсом… Блатные мрази, видите ли, хватают даже чужие ботинки, даже связанные вместе шнурками (явно НЕ ИМИ связанные) – лишая их тем единственного для меня опознавательного признака, то есть развязывая. На этап должны какие-то ботинки выдать, без них и в столыпин не посадят, но не раньше. И – я оказался прав: как только кончилась нормальная еда – стали острее утренние предподъёмные мысли и ужасы. Спал где-то до начала третьего, что ли, – уже не помню; каждую ночь говорю себе, что надо запомнить это время, когда окончательно проснулся, – и каждое утро не помню его; память совсем ослабела… А косоглазый быдлотатарский ублюдок-вертухай, как всегда, опять поднял сегодня в десять минут шестого, – вчера эта блядская смена явилась на сутки раньше, чем я ее ожидал! Опять, значит, через двое суток на третьи будут являться, мрази!.. Сегодня, значит, придет белобрысый упырь, эта сука, не поведшая меня в баню позавчера… Мрази, как же я вас всех люто ненавижу!!! Убивал бы вас своими руками без малейшей жалости, если б мог! О, мне бы только добраться, дорваться до вас когда-нибудь!..
Вот и жизнь прошла… Я не хочу дальше жить, да и незачем, не для кого; но – умереть не хватает мужества. Так и болтаюсь вот уже сколько лет между жизнью и смертью, ни туда ни сюда…

13-00
Я почти угадал. Правда, вместо горохового «супа» был пшенный; но зато на второе – капуста с водой и куриными костями, как же иначе! Всё, «праздники» кончились!... :)
Я не ел больше 15 часов, с девяти вечера, после отбоя. На завтрак была совершенно отвратительная сечка. Я, правда, ожидал овсянки, но – какая разница… Эти интервалы по 15 часов голодания будут теперь повторяться постоянно, ибо на завтраки из съедобного осталась разве что пшенка (была вчера). Гречку теперь утром не дают, рис – давно уже, макароны – вообще не помню, когда ел здесь последний раз!..
Слушаю в коридоре голоса косоглазых, потом белобрысого. Думаю о том, что если б только были еще такие же люди, которые ИХ вот так же ненавидят и любят свободу, и была бы у нас своя территория, территория свободы, хотя бы совсем маленькая… Туда привозимых пленных ментов и пр. начальничков я бы одних кромсал бензопилой, связав и подвесив, а других – привязывал к двум машинам и снимал бы на камеру, как их разрывает живьем…

4.1.17., 5-37
Неужели они всё-таки вывезут меня на СИЗО??!! При одной этой мысли я цепенею от ужаса. Даже «крытка» кажется мне хотя бы в одном отношении явно лучше СИЗО: там в камерах «строгого режима», надеюсь, не должно быть телевизоров (и вообще розеток, как здесь). Телевизор, «проветривание» зимой, негашение света на ночь… всего этого ада не было, так или иначе, с 2014 года, я уже отвык от него, не дай бог снова!..
Дико, чудовищно медленно уходят дни… Вот сегодня – 1048 осталось. Это еще чудовищно много, увы… Надо бы радоваться, что с каждым днем всё меньше, а я – не могу…
Вот и прошла жизнь… Вот и прошла жизнь… Вот и прошла жизнь… Помню, с каким остервенением мать спасала меня от раннего (и неудачного, разумеется) брака, как яростно противодействовала любым моим поползновениям в этом направлении, как не хотела ничего и слышать, какие ядовитые насмешки у нее это вызывало… Спасла… :) Теперь предстоит одинокая старость (если буду жив, конечно). Хотя – и без ее противодействия до брака всё равно и так бы никогда не дошло…
Всех вот этих мелких мразей, «младших инспекторов», кто приходит по утрам отнимать матрас, сгонять с нар и поднимать их, заставляя 16 часов сидеть на табуретке, – я бы просто на клочья рвал бы живьем, кромсал бы на куски топором, бензопилой, уничтожал бы яростно, люто, без всякой пощады!.. А они-то, идиоты, думают, что раз они это делают по приказу начальства, в силу, так сказать, своих служебных обязанностей, должностных инструкций – то им ничего не грозит, они защищены от возмездия!.. :))) Нет, ребятушки, – шкуру с вас будем сдирать живьем!!!...

6-35
Год с лишним горели красные огоньки на видеокамере к меня тут, под потолком, с того самого дня в октябре 15-го, когда я пытался разбить ее. Как только я разбил наружное стекло – загорелись эти огоньки по кругу, вокруг главного «жерла», и горели все эти 450, или около того, дней. И вот сейчас вдруг поднимаю голову, – не горят! Погасли огоньки… То ли камера вышла из строя, то ли всё их видеонаблюдение вообще (не только у меня) временно отключили, – не знаю. Проверять неохота, других объяснений как-то не приходит в голову; но, исходя из худшего, предполагаю, что камера все же действует.
Среда. Послезавтра – опять битва: поведут ли в баню раньше полвосьмого вечера и, если поведут, окажется ли там тазик для стирки…

15-32
Мысли по кругу, по кругу, по кругу, одни и те же, одни и те же – весь день, стоит лишь на секунду оторваться от книжки… От ужаса перед ожидающим меня кизеловским централом, а дальше – пыточной «крыткой», я перехожу к мысли, что все-таки срок хоть медленно, но идет, остается всё меньше, – но тотчас же возражаю себе, что уж слишком, невыносимо медленно он идет; что вчера было 1049 дней, а сегодня еще только 1048, всего на один меньше, – да это не кончится никогда! И хоть бы поскорее ушла, пропала проклятая эта «тысяча», поскорей бы стало число трехзначным! – так нет, даже и до этого еще целых 48 дней, гораздо больше, чем до «суда» 13-го и возможного вывоза на СИЗО. И от мысли о мучительной медленности этих дней, о бесконечности этих ежедневных, тягучих 16 часов – я опять возвращаюсь к мысли о том, какой ад еще ждет впереди, пока не кончится срок. И так – по кругу, по кругу, без конца, весь день, каждый день, даже больше, чем по 16 часов, ибо впервые я вспоминаю об этом – ночью, еще и четырех утра нет, а последний раз – уже лежа на нарах вечером, после нищенского ужина, уже около десяти вечера, пока не сподоблюсь заснуть…

5.1.17., 5-35
Начались сильные боли по утрам в пояснице, уже довольно давно. И пока еще лежу, так что приходится поворачиваться на бок; и когда уже сгоняют с нар, – а я ведь, если не записываю ничего в дневник, стараюсь до шести утра быть на ногах, ходить по камере, не садиться (такой уж дурацкий зарок дал себе когда-то), так что с болями этими приходится мне особенно тяжело. Днем вроде их не чувствую (по крайней мере, пока).
После отбоя вчера заметил, что красные огоньки на камере загорелись, но еле-еле, совсем слабо, не то что раньше. Сейчас они опять исчезли полностью.
Одинаковые, бесконечные, пустые дни… Это так ужасно, так мучает это бессилие, невозможность что-то изменить, – ты сидишь в камере, дни идут, тянутся один за другим, колесики крутятся, часы тикают, а АД приближается… – что я схожу с ума при одной только мысли об этом – первой за день мысли, едва проснувшись. Хорошо еще, что спал до полчетвертого в сумме этой ночью (конечно, не раз просыпаясь, первый раз – пол-одиннадцатого!), видел какие-то бредовые сны… Но это бессилие, эта тягучая рутина бесконечных одинаковых 16-часовых дней настолько выматывает душу, настолько убивает морально, да и физически мучает, – я просто не в силах описать это словами! 1047 дней осталось… Да, вроде не так много уже, но – я еще успею нахлебаться того дерьма, в которое меня, видимо, окончательно засунет «суд» 13-го января. Чувство невыразимого отчаяния, безысходности, тоски и – ненависти ко всем этим мразям, погубившим мою жизнь, пустившим ее под откос. О, в этой стране невиноватых передо мной нет вообще!!! С каким наслаждением я сбросил ба на них ядерную бомбу!..

6.1.17., 14-40
Тот же самый белобрысый упырь, вопреки ожиданиям, погнал меня сегодня в баню с утра, около девяти, как раз перед шмоном. Так что всё время шмона я был там; слава богу, ко мне шмонобанда не зашла.
Посмотрел сейчас на камеру под потолком – опять засияли вовсю все огоньки по кругу! А еще час-два назад и не горело ничего. Значит, видимо, включили ее опять, суки. АД будет ровно через неделю, в следующую пятницу после обеда. Похоже, на этот раз мне всё-таки припаяют крытку. Хоть бы на СИЗО не вывезли, мрази!..

7.1.17., 5-35
Ужас, тоска, отчаяние – и абсолютное бессилие! Ничего, ровно ничего не властен я изменить в собственной судьбе… Всё запрограммировано заранее. «Суд», этапы, шмоны, набитые быдлом камеры, открытые на мороз окна… Ужас, отчаяние, тоска… Убивать, убивать, убивать их всех, мразей!!! – и в камуфляже, и в зэковских робах, в спортивных костюмах… Но я не могу никого из них убить без последствий для себя, не могу вообще ничего сделать, никак и ни на что повлиять. Я могу лишь с затаенным в душе ужасом думать об этом каждое утро, ожидая подъема… 1045 дней осталось этого ада, этого дерьма, шмонов, этапов, пересылок, уголовников с их «понятиями»… А потом – тоже ничего хорошего, потом – пустота… «Боже, как я поеду! Господи, как же я поеду, как поволоку баулы?!» – говорю я себе в ужасе, лежа утром на нарах, отрываясь днем от книжки. Дурацкая, нелепая, никчемная жизнь, жизнь в никуда… Мучения, о которых знаешь заранее, что они – зря, что никакой награды, никакой компенсации за них не будет, что все эти страдания, унижения, тоска – напрасно… Ни к каким звездам через эти тернии не поднимешься (именно ты, – у других-то, гаскаровых и дадиных, всё прекрасно получается), и освобождение из тюрьмы является грандиозным событием исключительно для самого освобождающегося, больше ни для кого… Предстоит АД, который заранее – зря, неизвестно зачем и для чего… Ничего нельзя изменить и некуда деваться… Но жить так я не хочу…

13-21
Копить ненависть. Копить ненависть. Копить ненависть. Что мне еще остается?..
Я хорошо помню этот завет Новодворской, – ее ответ на вопрос «Что делать?», заданный ей на каком-то дискуссионном клубе в конце, кажется, 2002 года (а м.б., и 2001-го). «Копить ненависть», – ответила она коротко и исчерпывающе.
Я люто, смертельно, бешено ненавижу и эту проклятую страну, и населяющее ее быдло, и их государство, и их Путина, и всех его чекистов, ментов, вертухаев, прокуроров и прочих «силовиков». Я ненавижу всё это упорной, систематической ненавистью, которая ищет себе выхода – и рано или поздно найдет его, если я доживу до воли. Я горжусь тем, что в каких-то из своих «экспертиз» и характеристик эти мрази называли меня «агрессивным». Я считаю себя в состоянии войны с этим государством с 1 января 2000 г., уже 17 лет, – и я буду вести эту войну, атаковать их так или иначе, словом или действием, пока я жив. Сдаваться я не собираюсь, а терять мне нечего…

8.1.17., 5-40
Последний день «праздников». Опять болит с утра поясница, просто нет сил. Косоглазые мрази подняли сегодня позже обычного для них, где-то в 5-22, что совершенно поразительно. И опять, и опять – ужас, паника, отчаяние в душе от предстоящего АДА. Кизеловское СИЗО, потом «крытка». Но, если не посадят одного, СИЗО еще хуже «крытки», – в той, я надеюсь, хотя бы нет телевизоров, да и сажают по два-три человека, а не по 12…
Да, для приговоренного к смерти каждый лишний день в ожидании казни – счастье: все-таки еще жив… Но для приговоренного к п/ж каждый новый день этой бессмысленной, не имеющей никакого смысла, никакого будущего жизни – ад, мученье… Я пока жив, но эта жизнь не имеет смысла, не имеет будущего, – и такая она не нужна мне! «Копить ненависть», – вспоминаю я завет Новодворской . Завет-то правильный, но – боже, сколько ее уже скоплено в моей душе!.. О, ненависти у меня сколько угодно, ею я богат, только ею одной я и живу, ее у меня хватило бы на сотню человек… И что же? Ей не дано реализоваться, найти себе выход, претворить слово в дело, – ни в тюрьме, ни на воле, ни в России, ни в эмиграции, если я туда попаду. (Наоборот, там-то я буду со всей своей ненавистью вообще никому не нужен.) О, как чудовищно я ненавижу этого мерзкого быдлотатарского ублюдка, пса, кусок говорящего дерьма, который открывает утром мою дверь – и стоит, ждет, когда я выкину матрас!.. Неся матрас к двери, я гляжу на него через решетку – и думаю об этой ненависти, о том, что вот эту мразь, этот сгусток биомассы я уничтожил бы с наслаждением своими руками, лично, – воткнул бы ему нож в шею, отрубил бы голову, руки, ноги, подвесил бы его на дыбе и бензопилой долго кромсал бы еще живого на кусочки… И что же? Ничего, ровно ничего я не могу В РЕАЛЕ сделать этой мрази, – только в мечтах, хотя он и вооружен всего лишь дубинкой… :((( И фамилии его не знаю, а если б и знал – что? Потом всё равно я уже не вернусь за ним сюда, как и за всеми мразями, чьи фамилии знаю: Безукладниковым, Чертановым, Пьянковым и пр… Ничего, ничего не дано мне сделать в жизни, и даже кровью врага омыть руки – увы, тоже не дано, и страдаю я абсолютно зря, мучаюсь понапрасну вот уже десятый год. Ничего нет и не будет… Опять разбирает желание писать письма, – давно не писал, аж с 30-го декабря! :) – матери, Горильской, Маглеванной, кому-то еще… Я воздерживаюсь пока от этого, от порчи бумаги, коей и так немного осталось. Думаю о том, что если бы были какие-нибудь хорошие новости, – например, Горильской удалось бы пробить хоть одну публикацию на Западе, или был бы наконец доделан и отдан в печать украинский сборник, – она вполне могла бы сообщить об этом письмом через Глеба, который с Ромой – и это всегда анонсируется ими заранее – должен приехать ко мне сюда 12-го января. Но – внутренний голос, чутье подсказывает мне, что никаких писем для меня у Глеба с собой не будет…

10.1.17., 5-33
Бесконечные, невыносимые, совершенно одинаковые дни. Сижу, читаю; доедаю последние запасы. Если в пятницу из-за проклятого «суда» не успею получить список из магазина и написать то, что мне нужно купить, – жрать будет совсем нечего…
Та самая ситуация, когда остро понимаешь необходимость суицида. При мысли о том, в какое дерьмо, в какой ад посадят и здесь на СИЗО, и на «крытке», какой жуткий предстоит этап (через всю Сибирь до Минусинска; в лучшем» случае – через Киров на Владимир) – ну уж нет, лучше умереть!!! Достаточно я уже этим сроком испытал на себе и общество уголовников, и бытовые условия общих камер! Ужас при этой мысли охватывает такой – непередаваемый, инстинктивный, неподвластный и не контролируемый разумом, – что только смерть кажется избавлением. Эх, если бы у меня только хватило мужества умереть!.. Но его не хватит опять, я знаю, как не было его и в 2013-м; к тому же ремень от сумки так и лежит в каптерке, в одной из сумок, я так и не сподобился захватить его в камеру…
Невыносимое, чудовищное отчаяние, ужас, смертная тоска… М .б., перед поездкой на «раскрутку» в конце 2014-го было и хуже, но – тогда я надеялся, что не повезут, что всё обойдется. А потом – этап мне объявили всего за сутки, что ли, и некогда было особо переживать. Нет, даже не за сутки, а в тот же день, кажись.
Биться, биться головой об стену, пока не разлетится вдребезги голова!.. Почему так нелепо сложилась моя жизнь? Дерьмо, кругом одно дерьмо, и впереди, и позади, а смысла нет совсем. Нет во всех этих моих мучениях смысла, абсолютно напрасны они. Где же мне взять сил, чтобы переносить их, всё новые и новые?.. 1042 дня еще в этом плену; а потом – пустота, невезение, невозможность выехать из страны, отказ в убежище в Украине и т.д. и т.п. В гарантии на сей счет (убежища) от MFF я, увы, не верю… Жизнь в никуда, совершенно в никуда, полная одних мучений и не обещающая ровно ничего хорошего. Так зачем же продолжать эти мучения, почему не прервать их вот прямо сейчас? Увы, не хватает духу, никак, трагически не хватает духу, хотя – нет уже никаких надежд, никаких иллюзий; я не нужен не только себе, но и никому вообще (кроме матери, но она не в счет). Последней крупной потерей такого рода была Маня, мысль о которой останавливала меня летом 2013-го. Но нет, и Маня обманула… А теперь вот – предстоит этап, уголовники, проветривания, ночной свет и там, телевизор, вечно занятые столы и туалеты… Всё то уже испытано, ничего нового и тем паче приятного не будет, – так зачем же мучиться дальше?! Не хватает мужества, увы. Ненавидеть эту проклятую страну, желать лютой смерти и ей, и всем, кто в ней, безо всяких исключений, – вот и всё, что я могу. Но зато уж и ненавижу я ее всласть, так, как, наверное, не способен ненавидеть никто, даже из ее жертв. Копить ненависть, мечтать о мести и готовить эту месть, – вот всё, что мне остается А доживу ли я до хоть какой-то возможности отомстить – далеко не факт, как не дожили многие из вышвырнутых отсюда в ходе первой гражданской, большинство из прошедших ГУЛАГ в 30-50-е… Ради чего же жить? Ради мести, которой так и не будет? Терпеть эти муки, каждое утро, до подъема еще, ощущать, как сжимается сердце в смертной тоске; каждый день по 20 раз, отрываясь вдруг от книжки, в панике повторять про себя: «Господи, как же я поеду?! Как поволоку баулы?!.»…
АД всё ближе, ближе, он опять надвигается вплотную. Всего лишь два полных дня – завтра и послезавтра – осталось до «суда», отсрочка закончилась. Боже, где же мне взять силы вынести все это??!! Где взять сил, чем укрепить свой дух?? ЧТО меня подбодрит перед лицом голода, невозможности спать, холода из открытых окон, постоянного присутствия вокруг быдла? Ничего… :((

6-51
«Я еще жив», – приходит мне на ум в какие-то хотя бы отчасти, хотя бы относительно «хорошие» здесь моменты. Когда стою под струей душа в бане, например; или когда «хорошо» поем (вчера в завтрак – ДВА черпака густой пшенки, о чудо, – полная с верхом тарелка плюс горячий (!) чай). Я еще жив – и, значит, чисто номинально какая-то борьба еще возможна с моей стороны, если мне удастся выбраться за границу; есть интернет – и какие-то усилия, пусть скромные, я всё же смогу в нем предпринимать…
Но какие – и, главное, зачем? Вести аккаунт в фейсбуке аж на 300 читателей? До второго ареста у меня их было 260 с чем-то, – значит, сейчас могу и 300 набрать… :))) Горильская – на вопрос по моей просьбе – говорит матери, что у нее в ФБ 5000 подписчиков, у Крюкова – 1000… Да и – чтО можно сделать, если нет ни команды (нет вообще, не говоря уж – в России), ни четкой перспективы? Хорошо было Лерочке с ее запретом на эмиграцию в ДС, – у нее была перспектива, хоть и ложная, был какой-то идеал. Мол, Новгородская вечевая – это (почему-то) тоже «мы», так что, мол, «нам» (москалям) есть куда возвращаться. Чушь полная, но для не особо исторически подкованных – канало. Лерочка любила Россию – не ту, в которой жила, конечно, но хотя бы какой-то свой (мифический, конечно) идеал «другой», свободной России, сделавшей «западный выбор» – и ей было за что бороться, было за что страдать, обрекая себя своим отказом от эмиграции в случае чего опять на пытки в психушках… Ей было за что страдать, а мне? Ни в какой «западный выбор» России, сплошь населенной диким, бессмысленным, варварским быдлом, я не верю. Как и в «возвращение» быдла в Новгород, начисто сожранный Московией уже пять веков назад. Возвращаться, увы, некуда. Надо идти вперед, задача задач – уничтожение дотла этой нынешней ядерно-цифровой ипостаси всё той же Московии, ибо ничего другого сделать с ней просто нельзя, никаким реформам она не поддается, а ее быдлонаселение абсолютно безнадежно. НО – кто будет ее уничтожать? Кто, какими силами и во имя чего? Во имя своего выживания и спасения, – ибо Московия изначально, генетически запрограммирована на то, чтобы сожрать весь мир? Но в это Запад не хочет верить, ему гораздо выгоднее, уютнее и проще торговать с этой Московией, отменив даже нынешние жалкие санкции, а о глобальном будущем, типа русских танков на Ла-Манше, – просто не думать. Авось, мол, пронесет. Запад – это единственная в мире сила, способная в пыль стереть, уничтожить эту ядерную Орду, ради спасения себя и отмщения за меня. Но Запад этого не хочет. Я – хочу, и очень хочу, но у меня нет сил. Уговаривать, убеждать этот проклятый беспечно-конформистский Запад, объяснять им их же пользу и безопасность – к этому, по сути, и сводится вся моя миссия, вся моя дальнейшая борьба, если я все-таки выживу и выберусь отсюда. Мстить одним, спасая других! Но – даже с моими 12-ю годами исключительно за слова в путинском ГУЛАГе, все равно не факт, что меня там кто-либо вообще станет слушать. А за автономные, неправительственные усилия против Московии – хоть то же хакерство взять, если б его удалось организовать, – могут, увы, посадить и там. Если уж они чеченцами и крымскими татарами пожертвовали… То бишь – я еще жив, я еще буду рыпаться, барахтаться, вести фейсбук, публиковать этот дневник…, – но я понимаю, что перспектив у меня всё равно никаких, особенно – совсем в одиночку, без команды. А значит – и смысла в моей жизни тоже нет никакого, как не было его и раньше, с самого моего рождения…
Писал в самом начале о двойной порции пшенки вчера, – хотел добавить в скобках, но забыл. Тьфу-тьфу, чтобы не сглазить, но – последние дни, кроме «ухи», не дают ничего совсем уж несъедобного, никаких вонючих сечек и овсянок. Рыбу я выкидываю, «уху» выливаю, но остальное – ем, даже капусту. Долго это счастье не продлится, конечно.

11.1.17., 5-35
Сюрприз: мразь курточник теперь не в смене белобрысого упыря, как раньше, а в какой-то другой, вновь назначенной и заступившей вчера вместо ожидавшихся мною косоглазых! И, разумеется, в отбой этот ублюдок, еще даже дверь не открыв, через «глазок» уже скомандовал мне «надеть куртку». Было страшное желание шарахнуть этой мрази по рылу, изо всех сил, так, чтобы он отлетел и шарахнулся башкой об стену… Этому чму абсолютно всё равно, что я и надеваю-то эту «куртку» по его приказу кое-как, только в один рукав, что она висит на мне явно «неположенным» образом, – нет, его интерес к этому кончается в тот же момент, как он видит, что я протягиваю руку и беру эту проклятую робу с крючка. Ему важно продемонстрировать и себе, и мне что он – власть надо мной, что вот он отдает приказание – а я вынужден его слушаться (собственно, я не вынужден, но иначе он долго промурыжит меня с матрасом), в этом – его единственная цель. Вот уж кого я с наслаждением привязал бы своими руками к двум автомобилям, чтобы разорвало пополам!.. Но сейчас, в подъем, он, открыв сразу дверь и решетку, не посмел мне и слова сказать ни про какую «куртку», – я с удовольствием вижу, что мои летние уроки не прошли даром!.. :)))
Продолжаются боли в пояснице по утрам. Остался 1041 день, и послезавтра – увы, уже АД. Кончилась и эта, «новогодняя» отсрочка, боюсь, что последняя. Ни о чем другом я не могу думать. Я совершенно мертвый внутри, всё выжжено беспредельным страданием, как писала Новодворская, и жгучей, лютой ненавистью ко всей этой мрази, в погонах и без. Я схожу с ума… Мысли крутятся по кругу, час за часом, день за днем, месяц за месяцем, – но выхода из тупика так и нет, а тупик этот – не только тюрьма и плен, но и вся моя жизнь. Время чудовищно быстро пролетает ночью, стоит только глаза закрыть, – и бесконечно, невыносимо тянется днем. О, насколько легче было бы мне, даже в этой обстановке тягостного ожидания грядущих ужасов, если б можно было лечь днем, расслабиться хоть на несколько минут, отрешиться от физических страданий и посмотреть на всё со стороны!.. Завтра должны приехать ребята, я жду их с нетерпением, но – ждать-то, собственно, нечего, едва ли они привезут хоть одно хорошее известие, так что все удовольствие и вся радость будет состоять лишь в личном общении с ними. Да, я жду их, как и всегда, но – предстоящая назавтра после их визита первая ступень спуска в АД настолько чудовищна, настолько выворачивает мне всю душу и наполняет ее таким ужасом, что, к сожалению, приезд ребят блекнет и теряется на этом фоне, думаю я день за днем, час за часом, всю эту новогоднюю отсрочку совсем не о нем…
Да, жизнь прошла, всё кончено. Лучше всего было бы умереть. Почему же, черт возьми, почему мне не дано даже это?!! Я обречен жить – и мучиться, живя неизвестно для чего… Вот уже 12 дней сегодня, как были последние письма (30-го декабря две новогодние открытки), а новых, разумеется, никто и не думает нести. Последний за тот год номер «The New Times» тоже не принесли, – всё, видимо, пропал и можно забыть… Одна надежда – что уже дошли все мои письма, два дня подряд писанные перед Новым годом, 28-го и 29-го декабря. Но тут - как всегда: на начавшейся рабочей неделе (сегодня уже среда) – ни писем, ни прессы, ни этого психолога-газовщика, жулика, говорящего со мной только через дверь в коридоре… А особенно странно, что не несут бумажку о переносе «суда» на 13-е января. В тот раз, когда его переносили в октябре, повторная бумажка была, я это помню точно.

7-00
Оцепенение – вот, наверное, самое точное слово для состояния, в котором я нахожусь. Всё внутри замерло от ужаса предчувствий, жизнь как будто остановилась…
И – рано обрадовался вчера: сейчас на завтрак опять какая-то говнокаша, хотя и белая, но явно не съедобная для меня. Верно подмечено, что стОит только чему-то обрадоваться, в чем-то увериться, тем паче высказать эту уверенность вслух… М.б., поэтому уверенность в максимальных ужасах ближайшего будущего дает мне хоть какой-то шанс на их смягчение…

15-30
Никого и ничего. Тишина… Состояние острого отчаяния – и нечем абсолютно утешиться, не к чему прилепиться душой. Пустота вокруг и пустота в душе, и смертная тоска… Завтра – ребята, а потом – всё, могила, кромешный мрак и небытие… На свой проклятый Кизел ведь могут вывезти уже в ночь на 17-е января, если будет этап. Ну, или через пару-тройку дней, на следующей уже неделе. Голод, телевизор, открытые окна, занятый стол, ночной галдеж…
Некуда деваться; я ношу это отчаяние с собой и в себе, как зубную боль…

19-00
А не снится ли мне всё это вообще? Я оглядываю порой эту камеру, в которой провел уже 156 месяцев, – и мне кажется, что я вижу ее во сне. Что всё это просто НЕ МОЖЕТ БЫТЬ наяву… Пытаюсь представить себе 20-й год, Киев (или куда уж там меня занесет), – как я буду вспоминать эти семь лет, которые наверняка будут казаться издали просто страшным сном. И только этот дневник, если он сохранится, – как подтверждение, что бывает и явь – страшнее любых снов… Всё кажется порой: вот сейчас я вздрогну – и проснусь у себя дома, в Москве, на диване, и всё это жуткое наваждение, эта камера, этот Пермский край, ЕПКТ, перевод на тюремный режим – рассеются как дым. Настолько чудовищна эта реальность (и настолько непоправимо, безвозвратно сломана в этой реальности моя жизнь), что просто невозможно поверить, даже просидев уже в этой камере 15 месяцев, а всего – больше половины срока…
Оцепенение. Тупик. Ступор. Путь на волю, на выход из всего этого дерьма через 1041 день – ведет, увы, через дерьмо самое глубокое и грязное, через этапы, тюремный режим, попадание опять к уголовникам и т.п. И даже утешительной мысли, что всё это не зря, что хоть сборник мой вышел в Киеве, хоть пишут обо мне где-то в европейской прессе, что всё-таки эти мучения не совсем зря, – у меня не будет, увы… :(((

12.1.17., 5-40
Самое удивительное – что так и не принесли до сих пор бумажку о переносе «суда» на 13-е, на завтра. В тот раз, в октябре, – я твердо помню, что повторная бумажка – на 27-е – была.
Почти так же удивительно, что, несмотря на весь ужас и отчаяние в душе, я все-таки еще умудряюсь как-то спать по ночам, хотя и мало, и плохо, конечно. В общей сложности – не больше четырех часов за ночь, и то с несколькими просыпаниями и вставаниями, первое из которых может быть уже часов в 11 (учитывая, что засыпаю я где-то в десять или около того). Где-то с полтретьего, с трех – обычно уже не сплю, даже пытаться опять заснуть в это время уже бесполезно. Слава богу, полностью бессонных ночей у меня не было с тех двух подряд в начале декабря, 1-го и 2-го; но – после ожидаемого мной сегодня приезда ребят, да еще учитывая то, что ожидается завтра, – сегодня ночью вполне могу и не уснуть вообще.
Приедут ли ребята? Дай то бог, чтобы приехали; по крайней мере, Рома именно на сегодня обещал твердо: сперва в Чусовской «суд», а потом ко мне. Сейчас, думаю, они уже должны быть в Чусовом или подъезжать к нему. Я жду их не просто с нетерпением, а буквально, можно сказать, с замиранием сердца, т.к. уже само общение с ними для меня здесь – огромная радость, счастье, отдушина в окружающем меня тут ужасе и в ужасе моих мыслей и предчувствий. А практически – увы, думаю, что никаких хороших новостей мне они не привезут (ладно уж там хороших, хоть бы плохих не привезли, и то спасибо!), так что остается лишь радость чистого общения, шуток и смеха на протяжении четырех часов сама по себе…

10-05
Маленькая, но всё же приятная неожиданность: психолог-газовщик нашел-таки время пообщаться со мной не через дверь! :) Пришел сегодня утром на работу, спросил у мрази Безукладникова – и тот его послал прямо сразу же, с утра, на полчаса, до якобы пересменки (на самом деле – ежеутреннего шмона). Полчаса мы, конечно, не проговорили, когда явилась вышеназванная мразь и нас прервала, но хоть что-то. Где-то слышанную, сообщил мне газовщик новость про Дадина: оказывается, из Карелии его увезли аж… в Алтайский край! Ближе, видимо, жалующихся и разглашающих их внутреннее положение политзэков ФСИН-овские вертухаи не вывозят: только в Сибирь! Достаточно вспомнить, как в 13-м Надю Толокно из Мордовии увезли аж в Красноярский край после ее письма.

14.1.17., 7-27
Это было очень смешно! :)))))) Вчера на «суде» мразь Безукладников вынужден был опять отозвать ходатайство о моем переводе на тюрьму, потому что оно опять у них оказалось неправильно оформлено!.. :)))))
Итак, по порядку. Позавчера днем приезжали ребята, как обещали. Зашли ровно в 12 – но потом мразь Безукладников выгнал их полчетвертого, нагло, в глаза сбрехав, что, мол, они зашли полдвенадцатого. Глеб, оказывается, приехал со своих заработков только накануне (а не к Новому году, как мне говорил в тот приезд Рома) – и завтра уже уезжает туда же опять. За разговорами о том о сем пролетела эта свиданка с ними совершенно незаметно, но всё же Рома успел кое-что спросить и по основному вопросу. Оказалось, начальнички здешние должны были по поводу перевода на тюрьму вызвать меня на так называемую «административную комиссию», – не дисциплинарную, которую здесь именуют «крестины», а именно административную. И – как вчера говорил тот же Рома уже в «суде» – протокол заседания этой комиссии с моим участием должен прилагаться к ходатайству. Разумеется, меня никто никуда не вызывал.
Кое-какие вести с воли порассказали мне ребята, а потом, когда после их ухода заводили меня в камеру, мразь Безукладников еще и сунул мне пачку писем – первую в этом году! Самая важная весть – Агафонов в Киеве, как я и думал, ничего даже близко не сделал для второго выпуска моего украинского сборника, он постоянно занят чем-то другим. Зато брошюру про насилие они там решили тоже выпустить отдельной брошюрой (для кого? Она актуальна только для России, ее если уж издавать, то здесь!..), и именно для нее, оказывается, Аня Синькова, страшно довольная, что я про нее упомянул в одной прошлогодней статье, :) сама вызвалась сделать обложку. То бишь – планов громадьё, но никаких действий по их реализации не видно. :( Горильская же, отдыхающая до 24 января в Таиланде, пишет, что в феврале опять поедет в Италию и будет там говорить уже с самими журналистами, пытаясь заинтересовать их моей персоной. Что ж, дай бог ей там в этом хоть каких-то успехов!..
Еще пока стоял в клетке, а ребят выводили, – в открытую дверь кабинета увидел завхоза, подозвал его и предупредил, чтобы назавтра из-за «суда» пораньше принес мне список еды из магазина. Тем не менее, последние часа два перед выходом в «суд» я страшно нервничал и мог думать только об одном – что он так ничего вообще и не принес, так что предстоит опять целую неделю ничего не жрать. Тем не менее, идя по коридору к выходу (опять в тапочках!), увидел его, спросил, – он, оказывается, еще и не ходил в магазин! Говорю: ну и как же быть, я вот сейчас ухожу?! – я, мол, тебе туда принесу! Ну ладно.
Привели в дежурку, где у них кабинет видеосвязи. Да, 14-30 – это тебе не 10 утра: передо мной уже назначено еще двум человекам : у одного УДО, у другого приведение приговора в соответствие с законом. Самого первого в списке, заранее вызванного, очень долго не было, ждали его. Я был третьим в очереди.
Как только начали, я, как обычно, сразу им заявил, что я не признаю их «суд» и не участвую в нем. Рома опять заявил ходатайство о допуске Глеба в качестве защитника, – разумеется, опять отказ! Пробубнил свои казенные гадости обо мне мразь Безукладников, – и вот тут-то Рома внес полную ясность! :)
Мразь Безукладников, помня конфуз в прошлый раз, специально притащил и вручил «судье» – приобщить к делу – приказ о назначении и.о. начальника зоны с 24.11. по 8.12.16. некоего Ноговицына – по-моему, начальник охраны периметра, если не путаю. Попутно выяснилось, что и новое ходатайство обо мне, и характеристика – всё подписано того же 25-го числа, когда у меня брали заявление об адвокате и личном участии. НО: характеристика подписана этим вот и.о. Ноговицыным, а ходатайство за то же 25-е число подписано начальником ФКУ ИК-10 Асламовым! :))) Типа, у них в один и тот же день был и начальник, и действующий и.о. начальника, чего, конечно, ни по логике, ни по их законам быть не может! Позор, полнейший позор! :))) Плюс – тут-то Рома упомянул еще и об отсутствии протокола заседания административной комиссии. И потребовал в своем ходатайстве, чтобы «судья» вернула дело а лагерь для исправления ошибок.
Чтобы прокурор мог это ходатайство изучить и сформулировать своё мнение, устроили перерыв на десять минут. Тут вдруг в коридоре я слышу чей-то голос, называющий мою фамилию! Сперва подумал – мразь Безукладников звонит сюда и докладывает. Решил выглянуть. Нет, это завхоз прибежал – и разговаривает с «мусором», караулящим меня под дверью! Оказывается, он с этим «мусором» договорился, чтобы тот, как закончится «суд», отвел меня самого в магазин, благо он тут же, рядом. Мне эта мысль и самому приходила, но я решил, что и просить не стоит, – «не положено», мол, и всё! А он договорился. Увидев меня и узнав про перерыв – повел меня пока что расписаться в ведомости (там же, в магазине) – и тут выяснилось, что на выписанные мне 2000 р. брать опять нечего, магазин пустой!.. :(((
Вернулся я назад, кончился перерыв, взял слово прокурор. Очень вяло сказал, что ходатайство Ромы можно приобщить к делу. «А по сути?» – спросила «судья». По сути он еще более вяло, нехотя, еле-еле промямлил, что, мол, да, есть нарушения у администрации ФКУ ИК-10. При всей их наглости, при всей беспардонности Системы – не смог-таки, не решился назвать черное белым и сказать, что две разных подписи за одно число, начальника и и.о. начальника, – это нормально!.. :))) И, услышав это, мразь Безукладников так же понуро и без энтузиазма сказал, что, мол, мы тогда ходатайство отзовем.
Так закончился очередной раунд этой истории. Опять передышка – но, предчувствую, на сей раз она будет короче, чем в тот. Вряд ли с новым ходатайством опять будут тянуть месяц, да и административную комиссию эту теперь, возможно, проведут. Пока всё опять обошлось – но по этому дневнику видно, каких чудовищных нервов, сколько бессонных ночей, какого ужаса и отчаяния в душе стоило мне одно только ожидание этой нынешней промежуточной развязки. В этом-то и состоит наказание, моя личная «комната 101», это я понял еще в Буреполоме. В конечном счете, м.б., всё и обойдется – но ты измучаешь сам себя этим жутким ожиданием, психуя и предчувствуя будущие ужасы…
Остается немного. Пошел с этим самым «мусором», что меня ждал, в магазин. 1000 р. мне там, как бы сказать, записали на следующий раз, ибо брать было нечего. Точнее, было много рыбных консервов, и хороших, но без колечка на крышке, а открывалку мне сюда не пропустили еще осенью 2014 г. Взял 12 (!) маленьких баночек печеночного паштета по 52 р. – одной как раз хватает на ужин, вчера убедился, а еще пять из 12-ти останутся про запас; три пачки печенья и пачку конфет. Да, еще когда в перерыве завхоз водил меня расписываться – тут же, когда я уходил, выклянчил у меня, что за мой счет он купит себе две пачки сигарет. Так полностью подтвердилась моя догадка, что, регулярно что-то из списка мне не принося, он за мой счет тихонько покупает каждый раз себе сигареты, воровская сука!
В баню повели только сегодня с утра, – вчера Колобок дотянул до восьми вечера и сам (!) спросил, как мне лучше: сейчас или завтра утром. Я, конечно, выбрал утро, хотя бриться мне сегодня не было нужно. Но хоть сам спросил, – не то что этот ублюдок, белобрысый упырь, который 30 декабря тоже уже в начале девятого заявил: или сейчас – или вообще не пойдешь! – и я на Н.г. в баню не ходил. Плюс – поразительно, что ШИЗО стоит практически пустое: шел сейчас в каптерку – кроме 2, 4 и 14, все остальные камеры (6, 8, 10, 12) стоят открытые! Я-то думал, что раз «крестин» не было все «праздники», то после их окончания ШИЗО набьют до отказа, «крестить» будут каждый день. Но нет… Ребята подтвердили мне позавчера, что начальник в лагере опять новый, а старого, типа, тоже отправили на пенсию, как и его предшественника Гасанова в 2015. Смешная мысль: м.б., пустое ШИЗО после Н.г. – это свидетельство либерализма нового начальника? М.б., он и меня тогда решит больше не пытаться на тюрьму переводить, тем паче, что от этих попыток один смех и позор?!. :))) И самому смешно от этих мыслей. :) Нет уж, установку ФСБ обо мне они будут выполнять до упора, рано или поздно всё-таки упекут меня в крытую, как вчера говорилось в их ходатайстве, «на неотбытую часть срока»…

16.1.17., 6-20
Чудовищно, сатанински болит по утрам поясница, и не только сама поясница, а – опоясывающей болью вокруг… На завтрак сейчас дали жидкую манку – отвратительная белая жижа, ничто, пустое хлебово… Раньше давали манку хотя бы густую – «на молоке», а тут… Я вылил, конечно, это дерьмо.
Ненавижу, ненавижу, ненавижу лютой ненавистью всех их, всю эту мразь, – и тех, кто сюда засадил, и тех, кто держит здесь, всех вертухаев, начальничков и всю эту проклятую страну, населенную тупым скотским быдлом!!!… Кроме как сбросить на них ядерную бомбу, да не одну, а на каждый их крупный город… на все эти москвы, перми и прочую нечисть – здесь не поможет никакой другой вариант…

19-15
Да, на ужины начали давать перловку, второй раз уже… То бишь, я сегодня и без завтрака, и без ужина, – только обед (капуста). Возвращается стиль питания прошлой зимы, когда поесть что-то (и то не всегда) можно было только в обед…
Днем, после обеда, – конечно же, долгие «крестины» (ужин привезли только в семь вечера) и – неожиданно – опять письма! Большое письмо от Кондрахиной из СПб – и как быстро дошло! 8-го написано, 9-го отправлено, четыре дня полежало здесь, 16-го уже отдали! Чудеса… Кроме того, очередная французская открытка Горильской, декабрьская, но на сей раз из Монако (а сейчас-то она в Таиланде, до 24-го, что ли). И – наконец-то новогодняя открытка от Маглеванной, о которой она уже спрашивала в письме, – отправлена еще 126.11.16, сюда пришла только 12 января!.. А как ответил Кондрахиной – тут и журнал принесли последний сдвоенный номер The New Times за 2016 г. Среди «героев года» на первом месте у них – Дадин.
Прошла жизнь…

18.1.17., 5-30
Невыносимо тягучие, бесконечные, пустые, одинаковые до неразличимости дни, один за другим. Смертная тоска… 1034 дня осталось, ровно два года и десять месяцев. Впрочем, вчера произошло все же несколько мелких событий.
Утром, в девять, цензорша, придя, как всегда, за письмами, принесла назад два моих, – Ильиной в Германию и Гедройцсу в Латвию. Оказывается, письма за границу опять подорожали – с 31 до 35 рублей – и мне вернули их для доплаты: еще по четыре рубля за каждое. Доплатил, наклеил еще по марке; но – задержка неприятна, и так письма туда идут месяц. Хорошо еще, она сразу же принесла их сама, а не бросила вместе со входящими письмами на мое имя, которые мразь Безукладников может забрать еще недели через две-три…
Часа в три, после обеда, только я очнулся от тяжелой полудремы, оперев голову на ладонь (как часто дремлю после обеда, – глаза слипаются из-за недосыпа ночью), – выдернули к психологу-газовщику. На сей раз он опять принимал меня в кабинете, – слава богу, переломилась традиция бесед наскоро через дверь, – и говорили мы минут сорок, не меньше, хотя он и сказал, что ему надо побеседовать еще и с другими. О Трампе, о падающих регулярно самолетах, о целесообразности участия России в сирийской войне, о «бесплатной» медицине в СССР, и т.д. и т.п. Во время этого разговора дежурный вертухай вдруг засунулся в дверь и спросил, пойду ли я на флюшку. Я отказался (и это тоже послужило темой беседы с газовщиком о местной санчасти, забирании моих лекарств и т.д.), но – что-то больно часто они стали туда дергать. Лень искать в блокноте, когда они спрашивали об этом последний раз, но точно меньше, чем полгода назад. Дальше – еще страннее: только зашел после этого разговора назад в камеру – открывается «кормушка» и мне дают две таблетки аспирина в упаковке. С чего бы это? Я точно не просил и не обращался. Но взял, конечно, – что ж отказываться, вдруг пригодятся, а места они много не занимают.
С моим заявлением главному бухгалтеру о том, что не отоварили меня 30 декабря, – тишина, хотя пошла уже вторая неделя, как оно подано. Радио теперь, слава богу, включают, оно поет в «дежурке» у вертухаев, то погромче, как вот сейчас, то едва слышно, – к счастью, сигналы точного времени слышны даже так, теперь хоть есть по чему ставить часы каждый день. Единственная хорошая новость за последнее время.
Ну а так… Сижу, жду очередного приглашения писать заявление об адвокате и личном участии. Да теперь еще, м.б., вызова и на «административную комиссию». Вспомнил: в Буреполоме именно эта комиссия, видимо, пару раз тоже вызывала меня по поводу моих заявлений об УДО, сообщала, что характеристику напишет отрицательную. Но в остальные разы легко и свободно обходилось без комиссий, просто отправляли бумаги в «суд», и всё. Еще большой вопрос – пойду ли я на эту комиссию, если даже и позовут. С одной стороны, хоть увидеть нового начальника; с другой – я склоняюсь всё же к тому, чтобы не ходить, ибо и новый начальник ничего нового мне не скажет; пихать меня в крытую тюрьму, видимо, приказала им ФСБ – и они тупо, усердно исполняют…
Газовщик, кстати, сообщил еще вчера во время разговора, что, оказывается, 24-е февраля – пятница, день сразу после «праздника» (Дня оккупанта :) , будет нерабочим. Ну да, с похмелья-то какая работа, а потом - уже сразу суббота и воскресенье. То бишь – если я буду еще здесь, то магазин опять пролетает, опять неделю без жратвы. В этом смысле страшно повезло, что в последний раз 13-го, я купил в магазине лишние пять баночек паштета! Думал, по две пойдет на ужин, но оказалось, и одной хватает аж на девять бутербродов! :) Так что в конце февраля пять дней буду ужинать опять этими баночками, как сейчас, – и очень жалею, что вместо 12-ти не купил их 14, как хотел изначально, по две на вечер…

15-30
Скидывают, мрази, откуда-то сверху снег – и всю эту решетку, что торчит перед моим окном (дворик прогулочный, или что это, не знаю) – забили снегом! Осталось лишь сверху чуть-чуть свободного пространства, через которое проникает дневной свет. Я вспомнил, что и в том году ведь было так же: копали – и закопали, а потом уж снегопады забили и крохотные оставшиеся просветы. Суки, как же я вас всех ненавижу!.. В ту зиму стаял этот снег за окном, лишивший меня дневного света, только в апреле, когда потеплело; но сейчас-то я вряд ли досижу здесь до апреля, – увезут, суки, в Кизел, в Минусинск или еще куда-нибудь. Но пока я здесь – еще добавлять будет каждый день тоски эта круглосуточная чернота за окошком, когда (скоро) оно забьется снегом уже окончательно…

16-37
Продолжают убирать снег, сгребают его откуда-то – и вот только что полностью завалили все щелочки перед моим окном, куда еще проникал свет. Завалили наглухо, ни единого просвета не осталось… Погружение во мрак… Прощай, дневной свет, теперь я увижу тебя в окошке или только в апреле, или – уже в другой тюрьме… Боже, какая тоска…

19.1.17., 5-50
Еще одна неожиданность вчера вечером. В ужин вдруг сунули в «кормушку» письмо – заказное, с отгрызенным, как всегда, клочком конверта с обратным адресом – от Йонатана Гордона. Того самого, что писал мне от имени ФЕОР, узнал о моей биографии – и проникся такими чувствами, что решил вообще мне помогать, даже и без ФЕОР. :)) Ему-то спасибо; и то, что из ФЕОР он с осени 2016 ушел, я уже знал. Сенсация в том, что сейчас он устроился работать в «Русь сидящую» к Ольге Романовой, – там, оказалось, тоже открылся какой-то еврейский проект, в поддержку зэков-евреев. Пишет Йонатан, что в этой конторе меня прекрасно знают, некоторые даже лично; но из тех, кого он в письме упоминает, лично я ни с кем не знаком. Романова, глава их конторы, относится ко мне, как он пишет, «с юмором», бывшие «болотники» Гущин и Зимин – «доброжелательно», а Шаров-Делоне, друг Светы Сидоркиной и брат того знаменитого Делоне, участника «семерки» в августе 1968 г. – «с сарказмом».
Какое дерьмо!.. Просто слов нет, какое дерьмо!.. Я написал в ответ Йонатану, что Романова, разумеется, и не подумала ответить на мое личное письмо ей в «Новую газету» летом 2015 г., из «пятерки» в Москве; а также – что я посмотрел бы на ее «юмор», если бы она сама отсидела 12 лет, или хотя бы те девять, что мной УЖЕ отсижены; потому что почувствовать всё лично на себе – это совсем не то, что помогать другим и даже к собственному муженьку ездить на свиданки. Попросил я Йонатана эту мысль от моего имени высказать Романовой лично – но, естественно, он этого не сделает: зачем портить отношения с начальством…
1033 дня осталось. Сегодня – писать заявление на магазин, завтра – отдавать… Дверь на подъем сейчас открывал мразь курточник, но попытки что-либо вякнуть про «куртку» он не сделал, – отучил я его! :)) Это единственное хорошее, хоть и пустяк; а всё остальное вокруг – полное дерьмо. Аж содрогнулся от ненависти, вспомнив сейчас, еще до подъема, про заваленное вчера снегом окно, про то, что теперь дневного света не увидеть! Жрать по-прежнему дают в основном капусту; на завтрак сейчас наверняка будет что-то несъедобное (сечка?). Говнюк Агафонов, мразь, как будто глумится, обещая мне еще и вторую брошюру выпустить с обложкой от Ани Синьковой, – когда ясно, что он и первую-то похоронил навсегда, сляпали в августе наскоро 100 штук – и всё, о большем и мечтать нечего! Горильская-Обещалкина по-прежнему только обещает – пафосно и трескуче – все блага жизни, от материалов обо мне в Италии (которых, естественно, никогда не будет) до жизни в Киеве и отдыха на ее «хуторе» (по тому, что я уже знаю о сбываемости ее прежних обещаний, можно судить и о судьбе этих, будущих). И так во всем. Куда ни кинь – везде клин. Всем наплевать. «Друзей», по словам Маглеванной, у меня много, но реально – я никому из них не нужен. Вокруг – лишь пустота, одиночество; некому сказать слово, чтобы быть понятым. Жизнь прошла, увы, окончательно прошла – и этого уже не поправишь, не наверстаешь…

18-05
Пустое, жидкое капустное хлёбово на ужин второй день подряд. Правда, привезли его горячим. Вчера оно даже было малость погуще. Второй день оно даже без рыбы, вообще без ничего. Рыбу эту, разумеется, я выбрасываю, она отвратительная, есть ее невозможно. Но – этой рыбой они хотя бы делают вид, что кормят чем-то посытнее, чем капуста (на 12 часов – до завтрака!). Но вот уже два дня даже и вид не делают. А впрочем – перед кем тут притворяться, кто с них спросит хоть за что-нибудь?..
Утром, вскоре после шмона, мразь Безукладников принес мне под роспись (!) копию письма Бабушкина. Оказывается, еще 15 декабря Бабушкин написал мрази Асламову, копии – мне, в пермские ГУФСИН и прокуратуру, короткое письмо с протестом против моего перевода на тюрьму. Что ж, спасибо Бабушкину и на этом, что мог, он сделал, не промолчал на сей раз, как в 2013-14 в Москве. Предполагаю, что он написал его сразу, как получил мое письмо от конца ноября, как раз когда я узнал, что они опять подают в свой «суд» о моем переводе… Правда, московский штемпель на конверте – только от 27 декабря. Ждали, что ли, чем окончится «суд» 26 декабря? Ничем иным 12-дневную задержку с отправкой этого письма я объяснить не могу. Дальше тоже было весело: всесвятский штемпель сзади конверта – от 6 января, а штемпель «входящее» лагерной канцелярии на самом письме – от 13-го. Мне принесли 19-го. Не торопятся, однако. Самое же обидное – то, что с вероятностью 100% это письмо, как и все аналогичные, не поможет. Вот, значит, было уже от жуликов из «Мемориала» обращение по тем же адресам (кроме копии мне почему-то) плюс заявление, теперь вот – еще от Бабушкина. Интересно, что оба раза копии – в прокуратуру, но оттуда никто не спешит на сей раз приехать и поговорить со мной. Вообще после второго уже конфуза в «суде» и двух уже обращений правозащитников – новому и.о. начальника (он, как я слышал вчера в коридоре, всего только и.о.!) съехать с этой тюремной темы, выписать мне еще, скажем, год ЕПКТ, т.к. предыдущий скоро уже кончается, – и всё! Я бы тихо-спокойно продолжал сидеть дальше. Но нет ведь, я знаю, что этого не будет; что с темы этой не съедут , – и это обличает, что не по своей воле они это всё делают, а выполняют указание свыше… О, как бы я хотел перестрелять их своими руками!..

20.1.17., 5-25
Пятница. Отвратительный день, Ждать баню и магазин… Днем заступает белобрысый упырь, – наверняка он погонит в баню опять только в восемь вечера, не раньше. А у меня сегодня как раз намечены стирка и бритье, на всё это мне нужно минимум полтора часа. Да еще будет ли тазик в бане, состоится ли эта намеченная стирка в полном объеме…
С магазином тоже много вопросов: был ли завоз, не пропадет ли оставленная мной неделю назад 1000 р., будет ли у меня сегодня на ужин что-нибудь, кроме осточертевшего паштета тоненьким слоем, чтобы на больше бутербродов хватило? Вчера завхоз, я слышал разговор в коридоре, ходил кому-то за покупками в ларек (как уж он умудрился, если «наш», ЕПКТ-шный день – строго пятница, не знаю) – и говорил клиенту, что, мол, в ларьке ничего нет, – и даже после обеда принес ему «всё, что было», т.е. – завоза не было и после обеда. А тогда, неделю назад, продавщица четко сказала, что завоз будет в четверг. Т.е., пропала 1000 р. или нет – но даже если нет, покупать на нее опять может быть нечего. Проклятая страна, где даже с деньгами ничего не купишь!..
1032 дня осталось. Отчаяние. Тоска. Зачем я жил, на что потратил свою жизнь – непонятно…

14-45
Когда ждешь только самого худшего – еще бывают изредка приятные сюрпризы. Когда ждешь хорошего – оно не сбывается…
Косоглазый ублюдок-вертухай из быдлотатарской смены выдернул меня в баню в девятом часу утра, чего эта смена не делала сроду. На время шмона как раз меня увели в дальнюю СУС-овскую баню, так что я даже не был точно уверен, прошел за это время шмон или нет. Но это, собственно, и был единственный приятный сюрприз.
С магазином вышло хуже. Слава богу, он работал, завоз был, мои 1000 р. с той недели не пропали. Но… после Нижнего и Мордовии теперь эти суки перешли на продукцию Пермского края, поближе, – какого-то мясокомбината в Кунгуре. И принес мне сейчас завхоз все обозначенные в его списке четыре вида колбасы… крохотные, мал мала меньше, упаковочки, самой большой из которых едва хватит на шесть бутербродов!.. Микроскопическая порция вареной, две крохотные колбаски в другой упаковке (у атяшевских производителей такая колбаса называлась «Казачья» – и было там в упаковке три толстых длинных колбасины, на шесть бутербродов легко хватало; тут – только на два!..), просто смех… Зато – сосиски оказались в Кунгуре тоненькие, но ад по 15 штук в пачке; то бишь – можно есть по десять за один раз, две на бутерброд, по пять бутербродов за ужин… но пять бутербродов, увы, мне будет мало!.. :( Вот тебе и дождался дополнительного питания к бесконечной капусте… Суки, короче. Кроме того, майонез был – только крохотными упаковочками, рулеты – крохотные, просто лилипутские какие-то; вафель и вафельных тортов не оказалось совсем, а когда я написал завхозу взять две пачки печенья по 70 р. – печенье оказалось какое-то совсем новое, ни разу не видел здесь такого; но – я почти угадал: из двух пачек он принес лишь одну (я думал – не принесет вовсе). 70 рублей, да около 40 должно было быть сдачи, – ясно, что на эти деньги он опять купил себе сигареты…
На ужин придется съесть сразу две этих крохотных упаковочки колбасы, чтобы хоть почувствовать, что что-то съел. Тем паче, что одна из них – вареная, ее нельзя долго держать. В первый раз тут удалось взять пачку сливочного масла на бутерброды – оно очень редко бывает, почему я и приспособился вместо него использовать майонез. А конфет шоколадных, несколько сортов было там в продаже, вообще не хватило денег взять. Суки, мрази, ублюдки со своим лимитом, всего 5000 в месяц, сиди тут впроголодь! Сдохнуть бы вам всем, кто эти лимиты придумал и поддерживает!.. Придется жаться, крохоборничать с ужинами, делить пачку сосисок на два дня, – как раз то, чего я терпеть не могу!!!...

21.1.17., 5-40
Когда ждешь только худшего – иногда бывают сюрпризы… С ужином вчера обошлось лучше, чем я думал: из этого крохотного, микроскопического батончика вареной колбасы получилось не три бутерброда, а целых восемь! :) Правда, из них шесть – одиночных; хлеб вчера весь день давали серый, но в буханках таких низеньких, приплюснутых, что на ломтик этого хлеба отлично ложился как раз большой кусок вареной колбасы – но уж никак не два куска, которые я привык класть на большие, от высоких буханок, куски. Так что поужинал неплохо – и даже не стал вскрывать пачку с теми двумя совсем уж крохотными полукопченными колбасками, оставил на сегодня. Плохо лишь, что на эти восемь бутербродов, на один ужин, ушло практически полпачки масла – а я-то думал, что буду мазать его аккуратненько, экономно, по чуть-чуть, и мне хватит чуть ли не на всю неделю… Черта с два! Но – что поделать; да и какой смысл экономить его, в конце концов? Надеюсь, уж бутерброды с маслом и колбасой у меня на воле будут, в отличие от какого-то более глобального содержания и смысла моей никчемной жизни…
Да, таков вот диапазон этого дневника, то бишь – всей моей «жизни» здесь: от лютой ненависти к этому проклятому государству и его опричникам, сломавшим мне всю жизнь, – до тихой радости, что удалось неплохо поужинать, и даже с маслицем… Смешно, м.б., кому-то будет читать эти строки на воле, если они (и я) доживут до публикации. Что ж, пусть смеются на здоровье. Могу лишь ответить всем критикам и насмешникам, что по зэковским (уголовным) меркам я в удачном положении – не курю и не пью чифир, так что могу главное внимание уделять еде (уголовники обычно так поглощены добыванием курева и чая, что на отвратительность и скудость баланды уже не обращают внимания). А с точки зрения воли – ну да, м.б., это и смешно, но – единственное удовольствие, которое у меня в жизни осталось – это вкусно поесть, да-да! И я совсем не стыжусь этого, смейтесь сколько хотите! :) А какие еще, черт возьми, из распространенных человеческих удовольствий мне доступны (или будут доступны на воле, если я до нее доживу)? Не курю, не пью, наркотики не употребляю; женщинам совершенно не интересен (был и в молодости, а после 45-ти и говорить нечего). Азартные игры не люблю; автомобиль водить не умею. Что же до интеллектуальных удовольствий, доступных немногим, – писать теперь мне фактически не для кого, где мой читатель – неизвестно. 200-300 человек друзей в фейсбуке – и всё? А книжки, как показал опыт, у меня выходят тиражами не более 100 экземпляров, – словно в насмешку… Что же еще остается из приятного? Ах да, еще остаются путешествия, тоже с детства мной страстно любимые; но – увы, на них надо еще больше денег, чем на гурманство, а деньги – бог его знает, будут на воле у меня или нет; во всяком случае, заработать их мне будет негде…

18-00
Вот и прошла неделя из тех двух, что, по моим предчувствиям, пройдут до новой подачи обо мне бумажек в Чусовской «суд». Посмотрим, окажусь ли я на этот раз, как обо мне пишут некоторые, «пророком». :)) В сентябре тоже прошло всего лишь 13 дней между возвратом им бумажек из «суда» (1.9.16.) и написанием мной 13-го сентября заявления (которого как раз в бумажках не хватало, почему их и вернули) об адвокате и личном участии в «суде». Правда, тогда все остальные их поганые бумажонки – характеристики, «акты» и пр. – им целиком возвратили назад; а сейчас-то их все надо заново готовить – или, как минимум, распечатывать или подписывать. Что ж, посмотрим…
Прошло две полных рабочих недели с того момента, как я подал заявление местной главной бухгалтерше о причинах неотоваривания меня («лимит превышен») 30.12.16. В ответ – глухое молчание, полная тишина. Ноль реакции. На просьбу сообщить сумму на лицевом счете это дерьмо еще может ответить, но на что-то более сложное, да еще когда явно нарушен их же сотрудниками их же «закон» (УИК) – не-е-ет, ни за что!! Глухое молчание…
1031 день еще. Паскудные задержки с книгой (-ами) в Киеве убивают меня больше, чем этот остаток…

22.1.17., 5-43
Мало и плохо спал эту ночь: то не мог долго заснуть, то – всю ночь вставал гонять проклятых мышей, громыхавших в тумбочке (но реально выгнать удалось только один раз)… А не выспаться ночью – значит и днем ничего не соображать, не мочь ни читать, ни делать что-либо – а лишь сидеть, облокотясь на тумбочку, подперев голову рукой, пока не затечет и не онемеет рука… Дико хочется днем спать, но так – голова на руку – не поспишь… Вообще, если не надо с утра читать прессу, или писать письма, или в уже точно назначенный день ждать ребят, – еще до подъема, пока я лежу и жду его, этот бесконечный, тягучий, безумно длинный 16-часовой предстоящий день кажется мне чем-то страшным, мучительным, настоящей пыткой. О, эти тоскливые, пустые, мучительно-долгие периоды, уже заранее известные: от завтрака до шмона (минимум два часа, а то и три); от обеда до четырех часов (минимум три часа; в четыре я обычно перекусывал вафлями или печеньем, когда они были; но – начиная с сегодня и до четверга, пять дней нет ничего, так что – ждать ужина, с полпервого-часу и до шести вечера); от ужина до отбоя, – два, а чаще три часа. Какая тоска, господи… Как бесконечно, нескончаемо тянется это дневное время, – и как стремительно пролетает оно ночью! Делать абсолютно нечего, – лишь сидеть, или ходить туда-сюда, да думать свою вечную, тоскливую думу, да поминутно, помимо воли уже, по въевшейся привычке, повторять вслух нараспев, сколько еще дней осталось. Сегодня вот – 1030; наверное, за день я несколько сот раз произношу это текущее число, – вот бы сосчитать! Книг полно, но – страшная муть; читать фактически нечего. Сегодня, в воскресенье, ждать после обеда библиотекаря с новыми книгами – становится единственным содержанием дня. Тоскливые мысли преследуют душу, а боли в пояснице и засыпание, едва сядешь, – тело, и некуда от всего этого деваться, некуда!.. Ужас перед переводом в АД крытой тюрьмы заслонил от сознания то, какой на самом деле и здесь ад, какая пытка – эти 16 часов на ногах каждый день; и только и есть здесь хорошего по сравнению с крытой, что: 1) не бьют; 2) меня уже давно знают и поняли, что за меня есть кому вступиться, что будет огласка, так что лучше меня не трогать…

23.1.17., 5-40
Библиотекарь принес вчера очередное барахло, – ни одной ценной книжки я не нашел у него; но уж с горя взял пару тех, что были. Мыши этой ночью – на удивление – не шебуршали, так что спал я получше, чем прошлую ночь. Наиболее мерзким впечатлением дня вчера был ублюдок курточник, таки заставивший меня опять в отбой надеть куртку (в один рукав, как обычно, – но это ему всё равно). Надевая и глядя на него сквозь решетку, я думал: разбить бы этот гнилой череп, своими руками проломить его ломом, окровавить бы эту поганую глумливую его харю, превратить ее в кровавое месиво!.. Ей-богу, если б мне дали эту мразь связанной и я знал бы, что никаких уголовных дел не будет, или что меня не поймают, – я уж позаботился бы о том, чтобы там нечего было даже хоронить, чтобы от тушки этого выблядка остались буквально одни лохмотья!..
1029 дней осталось. Время работает на меня, – это единственное, что хоть чуть-чуть (но слишком слабо, увы!) утешает. 1100 дней, 2017-й год, – эти рубежи взяты, а я всё еще здесь, а не на кизеловском централе и не на крытой. Теперь впереди один важный, большой рубеж: 1000 дней, 21-е февраля – и есть надежда его тоже встретить здесь. Тем не менее, призрак скорой (весной?) поездки в Кизел, а потом – в Минусинск (или куда там?), целый месяц, не меньше, как вон недавно Дадин больше месяца ехал этапами из Карелии на Алтай – постоянно, и днем, и ночью, отравляет мне существование. Прямо как в том анекдоте, когда козла селят в избе, а потом выводят вон. :) Конец моего второго срока будет веселым, в этом я не сомневаюсь, и пока что никаких признаков того, что всё это может закончиться досрочно, как упорно предсказывает мне Горильская, да и не она одна, – не видать и не слыхать. Нет, раньше оно не закончится, я уверен в этом, – дай бог, чтобы оно закончилось хотя бы в срок, по «звонку».
Что остается? Ждать писем, – сегодня как раз неделя, как они были последний раз, 16-го. Ждать газету, – первый номер за январь вышел 11-го, до сих пор его нет, так что непонятно, сработала оформленная Землинским подписка или нет. Психолог-газовщик еще, – но это вряд ли раньше четверга. В этой вот тоске и безнадеге мотать тут день за днем, бесконечные эти часы, до шмона, до ужина, до отбоя, – тоскливые, бесконечные часы, – и ждать будущего, которого всё равно не будет…
Сегодня наверняка будут очередные «крестины» (понедельник). Я всё жду очередных провокаций, особенно в подъем, но пока их нет. Могут навесить как 15 суток ШИЗО, так и год ЕПКТ, т.к. прежний скоро уже кончается. Кроме этого, теперь, скорее всего, перед новой отправкой бумаг в «суд» вызовут и на их «административную комиссию», необходимость которой озвучил в последний раз Рома. По некотором размышлении я решил не нее (если будет заранее известно, что зовут именно на нее) не ходить, – как, разумеется, и на любые «крестины», ШИЗО-шные или ЕПКТ-шные. Всё у них там решено заранее, они просто исполняют приказ ФСБ – и говорить с ними мне не о чем.

13-17
После обеда, только что – вдруг непонятно с чего вызвал мразь Чертанов. До чего мерзкий ублюдок, просто нет слов, – с сентября 2014 не доводилось мне так долго общаться с ним лично. Завел в кабинет, стал спрашивать, как, мол, мне тут сидится, в камере, как самочувствие и т.п. Отвечать, да и вообще беседовать с ним, выблядком, у меня не было ни малейшего желания, о чем я ему открыто и сказал. Однако это чмо не отставало, цеплялось буквально к каждому моему слову; как обычно, уверяло, что, мол, «вы не нарушайте – и выйдете отсюда (на барак, имелось в виду), всё будет нормально», и т.п. Когда я в ответ назвал его человеком (?) лживым и лицемерным – он это почел за оскорбление :))) , а когда, рассказывая про приезд сюда в 2014, употребил слово «столыпин» – он, просто офигеть, какая мразь, заявил, что это – «жаргонное слово», а их употребление – это, мол, нарушение. :))) Позже, под конец «беседы», сказал я, что на их «крестины» не пойду, пусть даже не зовут, – это он тоже определил как жаргонное слово. :) А о «крестинах» зашла речь потому, что он еще допытывался, буду ли я писать объяснение за «употребление жаргонных слов», которое, мол, запрещено.
Что это было и зачем? С самой первой беседы с ним, 1.9.14, он не изъявлял желания пообщаться со мной. Видимо, это та самая провокация, что я ждал по утрам (в том числе и сегодня), но в иной форме. За бирку и «доклад» уже, видимо, не хотят цепляться, поскольку Вера в октябре уже открыто говорила мрази Асламову, что всё это – провокации, в которые никто не верит. То бишь – может это чмо сейчас организовать мне 15 суток за «жаргонные слова», но скорее – год ЕПКТ, так как предыдущий кончается. Или полгода ПКТ. Знать бы, что эти суки готовят, догадаться бы точно, – но с их дьявольской хитростью и безграничной фантазией хрен угадаешь. По крайней мере, единственное, во что мне хотелось бы, очень хотелось бы верить, но во что я не верю совсем – это в то, что они навесят мне год ЕПКТ и откажутся от попыток отправить меня на тюрьму. Это было бы логичнее всего, ибо в некотором смысле их попытки с последующим отзывом ходатайств – это позор на весь мир, хоть и пишут о нем только в интернете. В первую секунду, увидев эту бледную харю в коридоре, за спиной косоглазого ублюдка, – я подумал, что опять писать заявление в «суд». Оказалось, нет, еще рано. :) Потом, услышав его вопросы, как мне сидится в камере, я подумал, что, м.б., оно хочет договориться – мол, сиди уж в камере, а на тюрьму не будем тебя отправлять. Тоже нет, – это было бы уж слишком хорошо! :) Но неспроста эта «беседа», что-то они готовят, м.б. – новое ЕПКТ, м.б. – ШИЗО; а то – возьмут да на другую зону сейчас просто так отправят с них станется!.. Тюрьма в Минусинске в любом случае меня ждет, мне ее не миновать; но, боюсь, сегодня бессонная ночь этой милой беседой с выродком мне уже обеспечена… :(

19-41
Не зря были у меня плохие предчувствия еще сегодня утром, перед подъемом. «Крестины» сегодня (полпятого, по-моему) начались с меня. :) Конечно же, я отказался на них идти. И так ясно, что заботливый интерес мрази Чертанова был неспроста: тут и «оскорбление» его особы, и «употребление жаргонных слов», да еще я, конечно же, разговаривал с ним без бирки и даже в расстегнутой робе, что он тоже отметил. Но весь прикол в том, что после «крестин» ни мразь Безукладников, ни кто-либо из прочих мразей не удосужились меня ознакомить с их решением насчет меня!!!
То бишь, я не знаю до сих пор, что они мне там выписали. По логике, имело бы смысл вынести год ЕПКТ, т.к. предыдущий скоро кончается. Но вот именно по этой причине я практически не сомневаюсь, что выписали мне 15 суток ШИЗО, – как писал Нестеренко, «ибо логику здесь игнорируют словно нарочно». Узнать – есть очень противный вариант спросить в отбой у одного из этих косоглазых ублюдков. Не знаю, смогу ли преодолеть свое отвращение к ним… Или же – другой вариант: завтра вторник, а у ШИЗО он – банный день. Если погонят завтра в баню, то – ШИЗО, нет – ЕПКТ. Вроде бы просто, только надо томительно ждать весь день. Плохо, если ШИЗО, только одним: опять голодать, опять два раза пролетит магазин… Что ж, до 31 января на ужины еда еще есть, а там – пущу в дело (на серый хлеб) сгущенку, которую я берег, чтобы, если будут условия, на этапе пить с ней кофе. Что ж, кофе подождет, его после (если) освобождения будет много…

24.1.17., 5-25
Вся эта мерзкая вчерашняя история повлияла, конечно, на мою бессонницу самым мрачным образом. Думал уже, что не засну вообще; только после полуночи кое-как удалось всё же заснуть, да и то – спал я явно меньше трех часов, совсем уж чуть-чуть…
Вчера перед самым отбоем обе быдлотатарские мрази повели-таки «знакомиться с постановлением» – даже без всяких моих вопросов. И что же? ПЯТЬ суток ШИЗО !!! Не 15, как я был уверен, а пять!.. )) Но зато уж понаписано в этом их постановлении, уж и нагромождено лжи, – читая это, понимаешь, что государство, которое практикует такое при полной поддержке населения, должно быть безжалостно уничтожено вместе с населением, – с воздуха, бомбами!.. Оказывается, и говорил-то я с мразью Чертановым «грубо», и, кроме (якобы) «жаргонных», использовал выражения «нецензурные», и «оскорблял»-то я его, бедного; а главное – как апофеоз всей этой лжи – конечно же, говорил с ним на «ты»!! :) Нет, мразь, которая так нагло лжет в глаза, жить не должна, и система в целом, состоящая из таких вот циничных, бессовестных выродков, права на существование не имеет! Жалею, что и впрямь не послал прямым текстом на хуй этого ублюдка, – хуже бы не было, всё равно в их постановлении всё описано так, как будто я его и впрямь послал…
Одновременно – прав я оказался вчера и насчет логики (Нестеренко). ЕПКТ мое подходит к концу – но новым они пока не озаботились. Значит, в обозримом будущем надо ждать еще новой, другой уже провокации, имеющей целью дать мне новое ЕПКТ. Ибо, как они уже убедились, у них может не получиться в назначенный ими самими срок сменить мне режим через свой «суд» – и тотчас вывезти отсюда на СИЗО! :)) Косоглазые ублюдки сейчас, сразу после подъема, начали водить в баню – но повели первой «четверку», а не меня. То бишь, ШИЗО мне выписать – выписали, а вот баню в банный день ШИЗО – мне предоставлять не обязательно, так? Притом, что и в пятницу – банный день ЕПКТ – на этой неделе точно не поведут, раз у меня ШИЗО…
Одно только радует: мимо магазина пролетаю я, значит, не две пятницы подряд, а только одну – ближайшую, 27-го числа. До 31-го худо-бедно еда на ужины есть; 3-го февраля – уже можно пытаться что-то купить; остаются только два дня, 1-е и 2-е февраля. Что ж, если к тому времени останется майонез (что вряд ли) – хлеб с майонезом; нет – со сгущенкой. Как-нибудь проживу, если только к тому времени они не выдумают против меня еще какую-нибудь пакость…
Самое же печальное, то, что убивает меня сильнее всей подлости и лжи всех этих ублюдков чертановых и пр. – мысль, что все это зря, что все эти мучения напрасны, ни к чему не ведут. Отсидел, вышел – ну и прекрасно, иди домой, ты никому не интересен и не нужен. Отомстить – не получится, у всех апатия, верхи же западных стран предпочитают по-прежнему перед Путиным лебезить и с ним договариваться. Абсолютное бессилие против Системы – и всеобщее равнодушие. Так за что же, зачем же я мучаюсь? О, если б хватило наконец духу прервать эту постылую, ненужную жизнь!..

12-53
Прошло утро, косоглазые ублюдки сменились белобрысым упырем, – и вот сейчас, в обед, это чмо меня спрашивает: В баню пойдем? – Пойду, если поведете. – Сколько суток дали? – Пять. – А до этого, мол, когда ходил, в пятницу? – Да. – То есть, неделя еще не прошла. Значит, в пятницу пойдешь.
Вот так. :) Просто и изящно, не – неправда. В пятницу будет другая смена (в 11 утра опять заступят косоглазые), и она в баню меня уж точно не поведет, потому что раз я в ШИЗО – я должен был мыться во вторник. То бишь – опять пролет с баней на всю неделю, как уже бывало не раз, а во время ШИЗО – особенно… Мрази, мрази, мрази, ублюдки!..

26.1.17., 7-10
Сегодня уже десятый день, как нет писем. Прессы тоже нет, – вот уже ровно две недели, как вышел 11-го января первый номер «НоГи». И – тишина… Пришла мысль перед 30-м, понедельником, написать накануне письмо начальнику местной всесвятской почты, спросить, проходили ли через нее первые номера»НоГи» и «NT» (от 23.1.17).Но – какова вероятность, что он ответит? Менее 10%, это ясно; да если и ответит – через сколько недель мне принесут его ответ?..
1026 дней осталось. Сегодня доем последний батончик колбасы; завтра магазина, увы, не будет. Тоска, пустота, бессмыслица… Через 1026 дней я освобожусь, еще где-то через месяц уеду в Киев и буду там… никем. :((
От подонков из бухгалтерии на мое заявление еще от 9 января ответа так и нет…

27.11.17., 6-00
Между шмоном и обедом вчера принесли наконец письма. Надо сказать, за десять дней набралось их что-то маловато, – опять, видимо, все выжидали, увезут меня или не увезут. Всего-то: по два письма от матери и Землинского, одно – от этой многодетной Ланы Фрик, да еще от Йонатана, который меня с ней и познакомил, – журнал «Алеф» в конверте, но без письма.
И – никаких новостей, увы, ни хороших, ни даже плохих. Только мать пишет, что Горильская звонит ей каждый день даже из Таиланда (где они с Крюковым были до 24 января), а мать писала письма 4-го и 7-го), да еще – что у Маглеванной умерла чья-то кошка, ей на время оставленная, после того, как Лена уже истратила на ее лечение такую кучу денег, что пришлось даже продать собственный мобильник. Да еще Землинский пишет, что сайт мой так и не обновляется, уже целый год, – то бишь, доступа к нему, значит, так и нет… :(
Пятница, но магазина сегодня нет из-за ШИЗО. Те пять баночек паштета лежат, придется есть их, а 1 и 2 февраля – не знаю что. Это не смертельно, конечно, но очень досадно. Еще из новостей: Павленский с женой (гражданской) и детьми уехал во Францию просить убежища, т.к. на них обоих тут написала заяву по 132-й ст. («насильственные действия сексуального характера») какая-то актриса Театра.doc, считающегося сугубо «оппозиционным». А Мкртчян одновременно прислал кусок из статьи Масюк в «НоГе» за июль 2016 (но почему-то тогда мне это не попалось, – м.б., этот номер не принесли?) о том, как он еще с каким-то уголовником третировали и угрожали расправой третьему, сидя в «Медведкове» на спецу. Хотя, насколько я помню, упоминалось, что он сидел в Бутырке и на пятом централе, а не в «Медведкове», причем в общей камере, а не на спецу (куда там даже меня не посадили!). Кто врет – Масюк с ее информаторами или Павленский? Впрочем, эти пакостные описания, правда они или нет, укладываются в то, что о своем сидении по тюрьмам рассказывал в интервью сам Павленский – что он, как и окружающие его уголовники, жил по «понятиям» и достаточно агрессивно их отстаивал, если что. Не всё так просто, короче, с героическим образом борца с режимом и поджигателя дверей ФСБ Павленского, хотя я и благодарен, конечно, ему за его положительные упоминания обо мне в разных интервью еще до его ареста.
Тоска и безнадега, как всегда. Мразь курточник вчера таки заставил меня опять надеть куртку (когда он пошел относить мои письма, я ее тотчас сбросил), а сейчас, в подъем, забыл пристегнуть к стене нары, идиот. В пятую, за стенкой, посадили вчера к вечеру еще одного дебила, который меня (откуда-то, хотя я ему не представлялся!) знает и еще с месяц назад (еще не зная) клянчил у меня конфеты, сидя в «четверке», напротив. Знает, что меня переводят на тюрьму – и сообщил мне вчера местонахождение еще двух тюрем: Меликесс (если я правильно понял, как это пишется) в Ульяновской области и Балашов в в Саратовской (об этом я слышал раньше, но забыл). В обе ехать, конечно, через Киров. Сегодня с утра этот дебил начал уже буйствовать в камере, орать, звать вертухаев, чего-то требовать у них (чего – я не понял), в том числе – звать курточника не только по имени (Костя), которое я знал и раньше, но и по фамилии – Панин. Мне осталось еще 1025 дней плена в этом аду…
Посмотрим, кстати, будет ли сегодня, в пятницу, обещанная мне белобрысым упырем баня. :)))

28.1.17., 5-24
Поразительно, но в баню вчера вечером косоглазые ублюдки меня таки повели! :) Уже перед самым отбоем, без десяти минут восемь, после каких-то своих безумных очередных «крестин», на которых и было-то полтора человека (судя по последующим приветственным воплям в коридоре), но которых, тем не менее, предварительно продержали запертыми в этой самой бане несколько часов – в ожидании то ли прихода начальника, то ли хрен их знает, кого. Пришлось идти в такую поздноту, – слава богу, ни стирка, ни бритье вчера у меня не планировались. . Баня была вся насквозь прокурена, когда я туда зашел Но – помылся и как раз успел выйти к отбою.
А до этого весь день опять был занят писанием писем. :) Опять перед началом шмона принесли их несколько (только я вчера удивился, что мало набралось за десять дней) – и слышно было, как мразь курточник, неся их мне, ворчал: мол, каждый день ему письма пачками!.. :)) Пришло еще одно письмо от матери, письмо от Кондрахиной из СПб с распечатками Штирнера, открытки от Горильской из Франции, еще за 13 декабря (все три за одно число), новогодняя открытка от некой Ирины Лащивер из Иерусалима, – и я всё гадал, не дочь ли это знаменитой Аси Лащивер, часто упоминаемой и Новодворской, и Григорьянцем как их соратница еще в 80-е гг. Вопрос этот я между всеми прочими задал в письме Майсуряну, ибо пришло еще и письмо от него, №164, с приложением короткого письма Лены Маглеванной – и оказалось, что 163-е письмо опять мне не отдали! 160-е, 163-е… нет, какие суки, а?! По характеру последних отданных мне майсуряновских писем – в них письма от других людей, распечатки из Википедии, что угодно еще – только не распечатки его непосредственно обо мне! Видимо, получение материалов обо мне самом решили мне перекрыть полностью, – и тут я вдруг вспомнил, что во время «беседы» моей с мразью Чертановым он в самом начале разговора упомянул слово «лозунги». Мол, я должен отказаться от «лозунгов», или как-то так. Тогда я не понял, о каких именно лозунгах идет речь, и не задержал на этом внимания, – а он, видимо, имел в виду «лозунги» именно в этих украденных им письмах. Если учесть, что такие же опера еще в 2013 г. в Медведковской тюрьме пытались мне не отдавать эти майсуряновские распечатки под таким же предлогом – мол, там «лозунги» или «призывы», не помню, сейчас уже точно – и мне пришлось тогда объявлять голодовку, чтобы их отдали, – всё становится понятным. У всех этих мразей, что в Москве, что тут, при схожей работе схожее и мышление, они перестраховываются на случай «как бы чего не вышло» – и даже сидящему в одиночке мне боятся отдать материалы с «лозунгами» обо мне же!.. Разница лишь в том, что в Москве они были всё же поумнее – отдали, когда я потребовал решительно; да и сами письма-то там мне с самого начала были отданы, а изъяты только распечатки. Здесь же ни того, ни другого не отдают – и никакой голодовкой тут не поможешь: будут тупо ссылаться на то, что и не получали этих писем; мол, не принесла почта – и всё! И пойди докажи… В общем, пакостная ситуация, и как выйти из нее – неизвестно…
Точнее, в принципе-то выход есть. Мать на сей раз сообщает хоть какие-то хорошие новости: созванивалась со Светой Сидоркиной; зашла речь о близящемся д/р матери 30 января – и она предложила Свете: мол, самым лучшим подарком на д/р будет, если Света в этот день съездит ко мне! Что ж, это вполне возможно, в понедельник после шмона надо будет ждать и готовиться. Кроме этого, и про Феликса мать пишет, что, мол, в январе, как предполагал раньше, он приехать не смог, так что будет в районе 5-го февраля. 5-е – это воскресенье, но все равно, и в пятницу, и в понедельник тоже надо будет ждать. Если бы кто-то из них приехал, и поездка была бы заранее анонсирована, да так, чтобы это дошло до Майсуряна (который ведь на корбовскую рассылку обо мне не подписан!), и он бы догадался прислать эти свои письма (а что не отдали 163-е, он ведь еще и не знает), и их бы распечатали и привезли… Словом, фантастика. Ясно, что в лучшем случае надо ждать Г. и Р., и то еще не факт. И – обидно, что кто бы ни приехал, хороших новостей мне все равно не привезет, ибо их просто нет: книжки в Киеве так и не делаются, висят; а Горильская в свой Милан обещает поехать только в феврале (и не факт, что именно в начале февраля). Да и мне сейчас тоже особо нечем будет приехавшего загрузить. А вот когда (если) надо будет позарез, как год назад, – так никого и не дозовешься приехать…
Что ж, прошли уже две недели с «суда» 13 января. Писать заяву в «суд» пока заново не просят (впрочем, они могут и в выходные). То бишь, пока передышка продолжается, слава богу. Достигнет ли она месяца, как в тот раз? Дай бог!.. Газету так и не несут с 11 января, журнал, с 23-го, тоже. На заявление главбуху – тишина. И даже психолог-газовщик на этой неделе не приходил…

10-10
Слава богу, обошлось – а то сейчас, думал, влезут со шмоном – и заберут всё!.. Черт их знает, какое быдло и откуда приходило сегодня на традиционный утренний шмон, – нет были, что ли, раньше никогда? – только вдруг слышу за дверью голос: мол, все по этой стороне, да? – и голосок быдлотатарской мрази, докладывающий: «Там еще третья и пятая!». Да, у нового моего соседушки тоже пять суток ШИЗО, как и у меня. Так-то мне не особо страшны их шмоны, но – ведь именно во время ШИЗО всё это, что я вполне законно тут держу, «не положено»: остатки еды, бумаги, ручки, конверты, блокнот… Ну, думаю, попал! Хотя сегодня после обеда ШИЗО мое уже и кончается – они прямо сейчас вынесут всё, заставят отволочь в каптерку, – выцарапывай потом оттуда, если хочешь хоть раз в день, вечером, есть хоть что-то, кроме баланды! Следующий туда плановый поход – через неделю только, в пятницу, когда баня, а внепланово – хрен допросишься!..
Догадался вдруг – и лихорадочно запихал под тумбочку оставшиеся четыре баночки паштета на ужины, две шоколадки и маленькую упаковку аджики из магазина. Хоть что-то, думаю, сохраню, – если только они не притащат, как часто бывает, стальной стержень и не начнут шарить им под тумбочкой. Но – обошлось: ни ко мне, ни в 5-ю эти мрази так и не пошли вообще! :) Лень им, видимо, было, – хотя кто-то один из них, когда они уже шмонали дальше по коридору, говорил слово «третья», – видимо, напоминал своему начальнику. Но тот не соизволил, слава богу! Так что – по-прежнему только два дня нечего жрать, 1-е и 2-е февраля…

12-33
Еще веселее, блин… На обед – черняга!.. :)) :((((((( Вот, оказывается, для чего я утром спасал, прятал пашет: чтобы есть его вечером с чернягой!.. Отвратительный кислый вкус которой не замаскируешь, не отобьешь никаким паштетом. Ей-богу, если б его (и вообще все остатки жратвы) сегодня при шмоне забрали бы – я, увидев в обед эту чернягу, сказал бы: «Ну и черт с ним, что забрали, – не жалко!..».
Ни от Люзакова, ни от Мани, ни от Александра Подрабинека – т.е. тех, кто мне особенно важен – писем так и нет…
Типок этот, что сидит теперь за стенкой и регулярно со мной калякает через «дальняк» (вот только что, перед обедом, – как он проснулся; а вчера эта сволочь своим стуком в стену подняла меня с нар, когда я уже лег), я смотрю, того же откровенно-наивного типа, как я те, что в Буреполоме, когда я получал передачу, говорили мне: «Дай ЧТО-НИБУДЬ!». Он так же, как и они, полон желания воспользоваться всем, что только он – к счастью, лишь с моих слов! – у меня обнаружит. :) Раньше, сидя в 4-й, он уже брал у меня через баландера конфеты. Вчера, едва я упомянул, что пишу письмо, тотчас же попросил конверт, спросил, нет ли у меня марок (для него – разумеется, нет! :) ; позже спросил еще и журнал. Сейчас говорили – спрашивает, нет ли книг (библиотечных, конечно; при том, что они есть и у него самого). Страшно даже представить, ЧТО будет в следующую пятницу, если мне удастся наконец купить что-то в магазине (а скрыть от него ни сам факт, ни состав покупок не получится, – ему по первому требованию всё расскажет завхоз, который мне их и носит). Но кормить еще и эту уголовную пакость я, конечно, не собираюсь, – ни конфетами, ни чем бы то ни было другим…

29.1.17., 7-05
Воскресенье. Самая тоскливая часть дня, – между завтраком и шмоном. После обеда сегодня должна быть библиотека – и всё, больше весь день нечего ждать, не о чем думать. Пустые, тоскливые, томительные дни – и конца им не видно, их осталось еще аж 1023…
Эту ночь спал неплохо, довольно долго, хотя, конечно, просыпался несколько раз. Зато опять сатанински болела поясница, когда сразу после подъема ходил полчаса по камере туда-сюда. Е
сли б я верил всем этим пророчествам, предсказаниям, уверениям – в основном Горильской, но и других тоже – что, мол, мне не придется сидеть до конца срока, всё кончится гораздо раньше и т.д. – то, по идее, освободить меня должны были бы уже в этом году, где-нибудь к концу. Но, разумеется, об этом смешно и мечтать…

30.1.17., 5-35
Вчера после обеда принесли-таки наконец газеты, – шесть номеров, с 1-го по 6-й за этот год. Таким образом, письмо начальнику всесвятской почты, которое я написал утром, пришлось порвать, вместе с надписанным уже конвертом. Ну да ладно, конвертов у меня еще много.
Спал ночью только до трех часов. Больше не получалось, да и – проклятая мышь шебуршала и возилась в умывальнике, прямо над головой, гремя по железу своими когтями. :) Несколько раз приходилось гонять ее. Отверстие слива, из которого она обычно вылезала, я теперь на ночь затыкаю тряпкой, так что каким путем она вообще попала в раковину – для меня загадка. Впрочем, эти твари прекрасно лазят и по стенам, это я уж видел сам. Когда несколько раз при моем появлении над раковиной мышь проворно улепетывала в узенькую щель между раковиной и стеной, я наконец догадался заткнуть эту щель снаружи свернутым куском газеты. После этого она еще некоторое время возилась и гремела по железу там, в щели, непонятно как вообще там держась (это щель между двумя вертикальными поверхностями), но потом, видимо, ретировалась.
На обед так и дают чернягу, и остальной день – тоже. Я ем ее на ужин с паштетом (только-только заглушающим слегка ее вкус), после чего уже в середине ночи, проснувшись, чувствую сильный голод. Пить на обед вместо компота опять дают (уже с месяц) ту белую бурду («кисель»), что давали всю прошлую весну и лето.
Какие-то смутные, но мрачные предчувствия у меня опять на этот понедельник (сегодня именно понедельник). Им надо и оформлять меня снова в «суд», и одновременно – на случай очередной неудачи – продлевать мне ЕПКТ, так что провокации, похоже, неизбежны, как неделю назад. Опять, значит, не жрать… 1022 дня осталось, ровно 146 недель, – но, боже, когда же они наконец пройдут!..
Еще – может сегодня припереться психолог-газовщик (хотя вряд ли именно сегодня) и может приехать Света. Сделать, так сказать, матери этот подарок на день рождения, который как раз тоже сегодня. Приедет ли она? Мне кажется – вряд ли, но все же исключать эту возможность нельзя. Это я заранее, как обычно по утрам, готовлюсь к тому, ЧТО думать, если вдруг начнут отпирать дверь, – с провокацией ли это с очередной пришли, или, м.б., с чем-то хорошим…
В «Новой» лицемерно клеймят украинцев, – мол, из-за своей «топорной контрпропаганды» они теперь считают Россию гитлеровским Рейхом, агрессором, враждебной страной, пишут в соцсетях, что у русских, мол, «рабский генетический код» (а то нет!!), радуются гибели ансамбля Александрова в упавшем около Сочи самолете, не видя разницы между ансамблем и дивизией СС. Запретили, мол, телеканал «Дождь» в Украине (за показ карт, где Крым принадлежит России), – тоже лицемерные сожаления. Да правильно сделали (причем не наглухо, конечно, – платно-то его в Украине всё равно можно будет смотреть). Вообще, только это лицемерное сожалеющее нытье российской «оппозиции» в одном из ее главных органов и радует: значит, украинцы держатся, настроены непримиримо, попадаться на удочку «ну нам же все равно рядом жить, мы друг от друга никуда не денемся, – значит, надо налаживать отношения» (а это главный лейтмотив «НоГи») и сдаваться москалям не собираются!

17-20
Вот и прошел понедельник, а Света так и не приехала. Жаль… Что ж, буду, как обещала мать, ждать Феликса в конце этой недели или в начале следующей. Хотя – тоже не факт.
В обед (и весь день) продолжают давать чернягу. На ужин сейчас дали вдруг овсянку, – давно не было этого дерьма!.. То бишь – я без ужина, жду отбоя (черняга и паштет; в среду и четверг – видимо, она же с майонезом). Ужин дали сегодня рано: еще до сих пор не начались, но после ужина ожидаются «крестины», хотя уже шестой час вечера. Пришел парикмахер, будут стричь; интересно, успеют ли они всё это паскудство закончить к отбою? Дикая тоска и мысли о том, что ничего уже не будет в жизни…

31.1.17., 6-45
Похоже, опять простудился… :( Ну что я могу поделать, если мне удобнее спать без одеяла?! А вчера уже начало заметно дуть с окна, я замерзал несколько раз днем, сидя на своей табуретке у тумбочки. Лег ночью – вроде не холодно, не дует; хотел было сперва накрыться, да раздумал. Проснулся же последний раз, в начале пятого где-то – чувствовал уже, что замерз, особенно спина; но – уже меньше часа оставалось до подъема, лень было раскладывать это чертово одеяло, да и замерз не так чтобы уж очень. И вот сейчас, перед завтраком – какие-то подозрительные ощущения, першение и легкое покалывание в горле, глубоко, там, где при бронхите постоянно раздражено, из-за чего и приходится кашлять, и – в тяжелых случаях – больно. Не дай бог, короче, чтобы разыгрался опять бронхит, температура или что-нибудь в этом роде, хотя теперь у меня и есть две таблетки аспирина из местной санчасти.
Вот и прошел январь. Завтра уже февраль, он короткий; а дальше – весна. И что же? Всегда, даже в этом плену, в этом аду, да и – по первому сроку помню, в аду буреполомском – даже помимо воли вызывала у меня ранняя весна, март – какие-то смутные надежды, какой-то душевный подъем, пусть слабый, смутный и не имеющий никаких оснований. В самом деле, на что надеяться, если еще и следующие за этой пару весен придется провести в плену? Тем сроком я хоть освобождался весной, в марте, сейчас и этого нет… Иррациональные какие-то надежды, совсем мне не свойственные, – но помимо воли что-то поднимается в душе при этих словах: «март» и «весна»… Радоваться же ей по-настоящему, в полную силу, видимо, можно будет только через два года, не раньше, – весной 19-го: это будет последняя моя весна в этом плену…

7-35
Ублюдок курточник вчера в отбой опять прицепился с курткой. Когда я вижу его тощую долговязую фигуру, его мерзкую глупую харю – охватывает лишь одно непреодолимое желание: бить, бить, бить изо всех сил по этой харе, пока она не превратится в одно сплошное месиво, покрытое кровью; пока на ней не останется уже ни глаз, ни губ, ни носа… Дорваться и убить хоть одну такую вот мразь собственными руками, – что, какая награда может быть слаще за все перенесенные страдания?..

12-32
Опять у мразей какая-то «комиссия», опять беготня и панические крики в коридоре: «Приехали!!», «ЗАХОДЯТ!!!», – как раз во время обеда. На обед опять черняга и белое пойло.

Дальше

На главную страницу