АВГУСТ 2013

1.8.13., 8-й час утра (до завтрака)
Август… Будь всё проклято!.. Будь всё проклято!.. Будь всё проклято!.. И эта страна, и эта нелепая жизнь, и я сам – жалкий, несчастный неудачник… Нет слов описать, как тошно просыпаться в тюрьме с мыслью о том, что скоро – уже зимой, ну в самом крайнем случае весной – предстоит просыпаться в лагере, среди идиотов и подонков, недочеловеков-уголовников – и, дрожа от мороза, выползать на зарядку и в столовку… И так – десять лет, ну, может, восемь, – не слишком-то большая скидка… 3578 дней осталось…
Как же это всё вышло, как вот так вот нелепо, ни за понюх пропала моя жизнь, на что я потратил ее и почему нельзя уже ровным счетом ничего исправить в нынешней жуткой ситуации?.. Одни и те же, одни и те же мучительные, жгущие душу вопросы каждое утро, еще в постели, – и нет на них ответа… Кто так испоганил, испакостил, безнадежно сломал мою жизнь?.. И тем сроком, помню, я писал об этом в дневнике, тоже пытался это понять, – и так и не понял, а жизнь-то лучше не стала, она сломана, бессмысленна, она ничего не дала мне, никаких результатов, ничего я не нажил к исходу четвертого десятка лет, – и вот теперь впереди одно дерьмо, одно сплошное дерьмо!.. :((( Шмоны, ходьба строем, подъемы, зарядки, проверки, столовки, каптерки, блатные и «козлы», устанавливающие мне правила и норовящие мной командовать… Больше всего я хотел бы умереть, но – увы! – мне не дано и это, я неспособен по своему ничтожеству даже на суицид… А мантра «выжить, пережить всё это – и уехать» – увы, мало помогает: уж слишком долго, слишком мучительно придется всё это переживать…
Событие вчерашнего дня – опер, что принес письмо (электронное) от Миши Рахманова, с которым сидели мы в Буреполоме, а до того – познакомились – на «пятерке». Письмо короткое, он подбадривает, советует крепиться, «бороться до самого последнего» :)) – и говорит мне, как и Корб, чтобы я занимался творчеством и что я могу, мол, не одну книгу написать, пока сижу (по крайней мере, я так понял, что пока сижу). О чем, интересно?.. :) Не говоря уж о том, чтобы всё-таки издать те, что уже есть – публицистика, дневник и стихи. При этом мразь опер, прежде чем отдать письмо, в своей идиотской клоунской манере долго возмущался, почему, мол, я «жалуюсь» на них, на тюрьму, – оказалось, мой разговор накануне с ОНК возымел-таки действие. Сказал еще, что у них лежит и очередное письмо от Майсуряна – 24-е, видимо, но оно «регистрируется», так что принесет он его только завтра (т.е. сегодня). Что ж, ждем-с…
А сегодня, еще до обеда, повезут, скорее всего, опять к мрази Абоеву – надеюсь, уже последний раз в моей жизни – смотреть «вещдоки» и «подписывать 217-ю». Будь ты проклята, страна уродов и мрази, уничтожившая, в дерьмо втоптавшая мою жизнь!.. Страна, где за слова, за высказанное мнение мне грозят теперь годы заключения в дерьме… Я сжег бы всю эту страну напалмом, со всем этим быдлом, которое тут живет и терпит всё это, и предано своим кровавым вождям, и одобряет, и поддерживает такие порядки, – сжег бы, будь у меня малейшая возможность… Сегодня опять до вечера, если не до ночи, придется сидеть на сборке… Нелепо, тупо, безумно, бессмысленно, – и никакого выхода нет, ровно ничего сделать нельзя, никак вырваться из этих клещей: до 10,5 лет лагерей по трем (!) статьям их «уголовного кодекса» за СЛОВА! За взгляды, мысли и мнения, высказанные вслух!.. Мрази, ублюдки, убийцы в мундирах и мантиях, растоптавшие мою жизнь, – будьте вы прокляты!!!...

2.8.13., 8-й час утра (до завтрака)
Что ж, ездили вчера, как я и ждал, почти весь день ушел на это, но – «дело» так и не закрыли, вопреки ожиданию. Сперва одного уголовного хмыря возили в бибиревский мусориат, потом другого – в мировой «суд» там же, на Пришвина, а уж только потом поехали на Яблочкова, – и всё равно адвоката пришлось еще ждать, хотя вроде они договаривались в последнюю встречу здесь, в тюрьме, на два часа дня. Адвокат посмотрел всю «Радикальную политику» за все прежние годы, за 2011-12 отксерил себе (ту, что мне инкриминируется), потом мразь Абоев достал ему из запечатанной коробки мой комп – и стал показывать там папки с «РП», со статьями и т.д. Заняло всё это довольно много времени, а до подписания «217-й» еще дело не дошло, и конвойные «мусора» уже нервничали – скоро ли, мол, поедем, у нас, мол, там (в машине) еще два человека сидят, без обеда и без ужина. Заботливые какие, надо же!.. Бородин же, в ответ на предложение мрази Абоева – пусть, мол, меня увозят, а он останется и сам подпишет эту «217-ю», т.к. я-то всё равно ничего не подписываю, – замахал руками: мол, он будет что-либо подписывать только в моем присутствии и консультируясь со мной, но это займет еще час-два. Так что решили – они с мразью Абоевым во вторник, 6-го августа, сами приедут ко мне в тюрьму и уж тогда всё подпишут. Таким образом, 34 дня будут отсчитываться даже не с 1-го августа, как я думал, а с 6-го и я очень надеюсь, что раньше 10-го числа «суд» надо мной точно не начнется, а хотелось бы и не раньше 15-го, по крайней мере. В понедельник же, 5-го, в девять утра, как сообщил Бородин, предстоит свиданка с матерью.
После проверки вчера, еще до моего отъезда, опер принес уже 25-е письмо от Майсуряна, и я, прочтя его, хватился – а где же 24-е?! Приезжаю вечером, где-то пол-одиннадцатого поднимают в «хату» - и на шконке лежат письма! Беру – вот оно, 24-е письмо, но без распечаток, опять пустое!!. Возмущению моему не было предела, – неужели опять голодовку придется объявлять?!! – но потом я вдруг сообразил. 52 страницы приложений, указанные в письме – это же и есть та третья пачка распечаток, врученная мне Горбачевым 24-го июля, вместо двух, которые я ждал. Там и было – две по 19 листов, как указано в 23-м и 22-м письмах, а одна – в 26 листов – непонятно откуда, и я подумал, что из 21-го письма, тоже на тот момент мне не врученного. А оказалось, что из 24-го, и что 24-е письмо у них было уже тогда, 24-го или 23-го даже июля, – но мне его принесли почему-то только 1-го августа!..
Маня же, кроме всего прочего, написала, что Герасимов не получал никакого моего письма для передачи ей. Так окончательно подтвердился мой вывод, что мои собственные письма с конца июня и весь июль, видимо, не уходили отсюда вообще, а просто где-то тут, в тюрьме, валяются до сих пор. Матери, Световой, теперь вот Герасимову… Майсурян, кстати, тоже написал, что 17-го июля моего письма к Люзакову на Онежской еще нет, – не помню, когда точно оно отправлено, надо будет посмотреть – и, видимо, писать заявление начальнику с требованием ознакомить меня с их журналом входящей и исходящей почты. Бабушкин в своем последнем справочнике для зэков, читанном мною еще зимой на старом корпусе, писал, что такое право у з/к есть, только вот, к сожалению, не помню, на какие их «законы» он при этом ссылался.
Что ж, значит – передышка, числа до 10-го сентября. И то хорошо, конечно, – сидеть спокойно в камере, никуда уже не ездить, ждать «суда».. А потом, увы, десять лет намотают мне эти «присяжные», тут и к гадалке не надо ходить. 3577 дней остается мне до мая 23-го, до конца максимального срока. Сколько-то останется после «суда»?.. Между прочим, поразили меня вчера две новости. Первая – в 25-м письме Майсуряна между всем прочим упоминалось, что Верховный «суд» по апелляции Квачкова снизал ему срок с 13 лет до 8 – аж на целых пять (!!) лет. А пока ездили вчера, в новостях «Дорожного радио» в машине я услышал, что Илью Фарбера тверской «суд» (в Твери, то бишь) «осудил» опять – и вместо прежних восьми лет впаял семь и один месяц. Тоже ни за что, разумеется, без всякой вины, – но два случая – это ведь уже тенденция, однако…

3.8.13., утро (до завтрака)
Днем вчера, после обеда (а не к ночи, как тут это обычно бывает) закинули всё же к нам в камеру какого-то хмыря. Сказал он, что только что с карантина, свеженький, поймали его 28 или 29 июля за квартирные кражи, пытались, кроме его собственных краж, навесить еще и чужие, и т.п., так что он всем этим сильно удручен и почти ни о чем другом не мог вчера говорить. К тому же – видимо, наркоман, глушенный какой-то, двигается и говорит в явно замедленном темпе, речь настолько неразборчивая, что приходится по несколько раз переспрашивать, чтобы понять, ЧТО он там бормочет. Короче, будь ты неладен! – так хорошо, так спокойно было вдвоем, и вот… :( Одна надежда: увидев, что тут нет ни телевизора, ни телефона, он сильно огорчился, – мол, и скучно, с ума сойду, и позвонить надо обязательно подельнику, отпущенному под подписку, узнать, какие он дал показания, и т.д. – и, по совету хитрого владимирского быдляка, он, хотя и был уже вечер пятницы, стал через домофон просить дежурного на этаже «мусора», чтобы тот отвел его к оперу, либо вызвал того сюда, – на предмет перевода в «красную хату» на старый корпус. Два раза обращался через домофон, в ужин пытался отдать заявление, но «мусор» не взял, сказав, что оперу и так уже звонили и сообщили. Опер, однако же, как и следовало ожидать, не появился и едва ли появится до понедельника, так что с этой новоявленной чумой придется тут жить минимум все выходные, если не дольше… Ни малейшей симпатии не вызывает этот новый постоялец, – вот уже почти 41 год ему, жил на Мурановской, как и я, только на другой, четной, стороне, сидел до этого один раз – и не в зоне, а в хозотряде на пятом централе, в 2009-10, что ли, годах, когда меня там уже не было…
С самого вчерашнего утра – еще одна напасть: радио в камере, единственный источник времени (самое главное!) и новостей, почему-то включили так тихо, что его практически перестало быть слышно. И так-то за шумом воды в соседских «дальняках» его слышно не было, только в полной тишине, – а тут и в тишине уже, даже стоя прямо под ним, ничего не разобрать, еле-еле слышный звук. По нему я и вставал, и вообще – привык уже ориентироваться во времени, а теперь вот даже не могу, как когда-то зимой, написать в начале этой записи точнее: 8-й ли час утра, или уже 9-й…
Опять утро, опять тоска, бессмыслица, тюрьма… Господи, зачем я родился?!. И как мне теперь пережить всё это, эти долгие, нескончаемые 3576 дней еще в неволе?..

4.8.13., 8-й (?) час утра (до завтрака)
Воскресенье. Опять утро, опять тюрьма… Боже, за что, за что??!... Тошно, невыносимо, нестерпимо тошно…
Пара небольших событий за вчерашний день. Перед обедом вдруг погнали на «флюшку» - собрали целую толпу почти со всех камер «пятерок», меня вывели к ним последнего – и всех повели на административный корпус, – туда, где проходили медосмотр, только приехав в тюрьму. А вечером, после ужина, зашел разговор о сроках поселка, ну и УДО тоже, для этого вот дятла, накануне к нам закинутого; владимирский быдляк попросил у меня УК, полез в него смотреть, я за ним – и вдруг в 79-й статье обнаружил совершенно чУдное: по ст. 205, 205.1, 205.2 (т.е. по моей) и 210, как и по статьям о «посягательстве на половую неприкосновенность несовершеннолетних» (номера не указаны) УДО – по 3/4 срока! Ну и подонки, я аж удивился – хотя меня трудно уже в этой стране удивить. «Закон» у них тут всегда был «что дышло», и ссылались они на закон только в тех случаях, когда им это выгодно (а последнее время только такие «законы» они и штампуют), но при этом еще и такие лакуны своеобразные в их «законе», места, где он как бы вообще не действует, – и 205-я статья, видите ли, просто волевым решением изъята из подсудности присяжных, да еще по ней, вместе с сопутствующими, УДО только по 3/4, хотя вообще-то по 205.2, как по просто, даже не особо «тяжкой», оно должно быть по половине срока. То бишь, Санникова и Рома Качанов этим моим сроком будут избавлены от необходимости заниматься моим УДО, и даже в последнюю четверть срока, естественно, я не надеюсь, что кто-то отпустит меня по УДО, – опыта прошлого срока мне вполне достаточно…
Дятел же этот, заселенный сюда позавчера, раздражает меня всё больше, прямо бесит одним своим видом, своими дурацкими невнятными разговорами (постоянно приходится переспрашивать) и т.д. Целый день он валяется на шконке, но не спит, только лазит вниз курить то и дело. Писал вчера письмо домой – мне пришлось дать ему сперва двойной тетрадный лист, потом еще и конверт (хорошо, хоть ручку ему дал быдляк). Очень интересуется ассортиментом ларька, нашел вчера прайс и долго изучал его, говоря, что всю баланду можно есть с майонезом, а вот каши – со сгущенкой… Вчера утром дрых до завтрака, сейчас вот – вскочил почти следом за мной, но, слава богу, опять улегся. По ночам, зараза, долго не засыпает, вчера слез со шконки, когда я ужинал, вперся за стол, начал сворачивать себе самокрутку, курить, бродить по камере, жрать яблоко… «Очарованный» – назвал его вчера быдляк, это ходовое у зэков обозначение тех, кто не в себе. Для этого хмыря оно как раз очень подходит. В общем, жду не дождусь, хоть бы в понедельник он дозвался-таки опера и тот его перевел отсюда. И так тошно, даже вдвоем с быдляком было тошно от мыслей о сроке, но когда еще и быт здесь нарушается такими вот типами, то становится тошно втройне… :((((

5.8.13., день (после обеда)
Четвертый день уже практически не работает в камере радио, – так тихо, что его совершенно не слышно, так что даже это раз в час сообщаемое вместе с новостями время теперь неизвестно, можно только догадываться. Была сегодня утром свиданка, на которую еще вчера днем меня «заказали» на СЕМЬ (!!) утра, хотя обычно «заказывают» на восемь. В итоге лишний час пришлось целиком просидеть в кабинке для свиданок, запертым, ожидая, когда же начнется. Мать, как всегда, ничего толком не знала (Майсурян ей сказал по телефону, что про меня появилась статья на «Чеченпресс», но чья – разумеется, ей даже в голову не пришло его спросить), так что особого удовольствия она (свиданка) мне не доставила, да и закончилась очень уж быстро; разве что про ларек поговорили – чего и сколько заказать. Но совершенно испорчено настроение было уже после свиданки. Мало того, что почти два часа, как всегда, просидел в отстойнике наверху, там, где водят к адвокатам, в первой кабинке от входа, в которую всегда сажусь. Туда, как обычно, после 11 утра стали приводить тех, к кому пришли адвокаты, и я услышал, как кто-то из них, только войдя в первую дверь, еще вне решетки самого отстойника, громко назвал мое имя. Понятно, что ничего хорошего ждать не приходилось; у меня мелькнула мысль, что, м.б., это тот отрадненский наркоша, что сидит сейчас в 410-й. Но нет, оказалось хуже: это был тот волгоградский ублюдок, засранец, который избил меня тогда, 11 марта, в 408-й и из-за которого я и оказался на новом корпусе. Честно говоря, я не раз вспоминал о нем тут – и думал, что уж сейчас-то его точно здесь нет, увезли уже в зону, – он ведь говорил зимой, что к началу апреля его должны осудить, ну еще пару месяцев на кассацию, а уже все-таки август. Но нет – эта мразь оказалась здесь, не только без прежней бороды, но и с наголо бритой башкой, так что не обратись он – я бы и не узнал. Я думал в первую секунду – он опять кинется на меня, как тогда. М.б., он и хотел кинуться, но в отстойнике было еще несколько человек, которые могли при виде избиения не промолчать так, как промолчал тогда в 408-й тот ублюдок, остававшийся третьим… Так что это чмо просто стало спрашивать меня, где я сейчас сижу, в какой камере (я сказал, что на новом корпусе, но камеру называть отказался), а потом – что это, мол, ты про меня пишешь?!. Я, честно говоря, никак не ожидал, что опубликование мной тогда же, в день избиения, его фамилии станет известно ему самому. Интересно, откуда? Вариантов несколько: от жены (после того, как он обзавелся новым телефоном вместо изъятого в тот день на шмоне в 408-й), от подельника (или тоже по телефону, или когда вместе ездили на «суд»; но – подельнику-то откуда знать?), от друзей на воле (тоже когда появился телефон), от адвоката (но зачем ему рыться в инете в поисках упоминаний о человеке, никогда за 40 лет жизни нигде не упоминавшемся?), или же – от тюремного начальства, в первые же дни после избиения. Последний вариант мне кажется самым вероятным – но спрашивать ни о чем эту мразь я, разумеется, не стал, общаться с ней у меня не было ни малейшего желания. Мразь, кстати, только увидев меня, самым первым задала совершенно идиотский вопрос: ну что, тебя не отпустили? Непонятно, с какой стати он думал, что меня должны отпустить. Под конец он еще спросил, как бы размышляя : вот, мол, и не отпускают тебя, и «судить» не начали… Чмошник-«мусор» (или это была баба?), ведший нас со свиданки в этот отстойник и посадивший меня за эту решетку, вместе со всеми уголовниками, конечно же, не имел при себе моей (тюремной) карточки и не знал, что в ней прописана «изоляция» - как раз от этого вот подонка, так что кончиться всё это могло для меня плачевно…
Пришел в камеру – всё спокойно; не спрашивая даже, я понял по каким-то недомолвкам соседей, что этого новоявленного дятла, домушника, 2-го августа закинутого к нам и столь активно рвавшегося к оперу, опер еще не вызывал. Этот урод, надо сказать, колобродил всю ночь, – практически не спал, лазил то и дело на шконку и обратно, ворочался, то обматывал башку мокрым полотенцем – типа, голова болит, – то вешал его сушиться, то опять мочил; он не спал сам и своими метаниями и мотаниями по камере не давал спать мне, весьма чувствительному к таким помехам; а если еще учесть, что по радио теперь время не определишь даже ночью, в тишине (разве что сам факт его включения, – значит, полшестого утра уже есть; а в шесть включили свет), и что я старался не пропустить семь утра, – ночь, короче, выдалась очень веселая, я не мог уже дождаться, когда же меня уведут…
Дятла этого домушного (сразу, как написал это, вспомнился мне тот тоскливый дятел в Буреполоме, на восьмом бараке, в последнюю зиму перед освобождением. Этот, кстати, не только наркоманом стал в 40 лет, но, как сам рассказал, до этого когда-то еще и пил запоями) опер таки вызвал только после обеда. Я уж надеялся, что он не вернется, – просто откажется наотрез сюда возвращаться, как советовал ему на днях владимирский быдляк; но нет, вернулся, и очень быстро. :( Оказалось, он «попал»: одна из ограбленных им тут же, в Бибиреве, на улице Коненкова квартир была прокурорской (чьей конкретно, опер ему вроде бы не назвал), из-за чего у него теперь и могут быть проблемы даже на тюрьме (типа, к нам засунули, чтобы жизнь медом не казалась, что ли? :). Кроме этого, дятел мимоходом сообщил и самое главное: вроде бы опер обещал его опять вызвать в среду и перевести. Почему не прямо сегодня – черт его знает, и я сильно сомневаюсь, что он выполнит это свое обещание.
Потом ему принесли еще и ларек! Этого уж никак я не ожидал!.. Одну нарезку сыра, пару колбас, две пачки чая – россыпью и пакетного, такого же, как мать брала мне, по 100 пакетов; пару пачек сгущенки, м.б., еще какую-то мелочь – и резиновые тапки, как тут у всех. Эта нечисть, по ее же собственным словам, всё из дома продавшая, чтобы покупать наркоту, будет, оказывается, хорошо питаться в тюрьме, вы подумайте!.. :) Собственно, уже понятно, что этот небольшой заказ она схавает очень быстро, интересно другое: насколько часто ей их будут делать. Не думаю, что каждую неделю, как мне. Такие твари должны дохнуть, дохнуть и дохнуть, хотя бы и с голоду. Самое же смешное другое: ему не заказали в ларьке курить!!! :))))))) А как раз вчера к вечеру у них с быдляком окончательно и непоправимо кончилось курево!.. :))))
Что ж, завтра в два должны прийти мразь Абоев и Бородин (который сегодня это подтвердил матери по телефону, как и обещал) – закрывать «дело», подписывать «217-ю» и т.д. Потом – 34 дня ожидания, и – всё… Собственно, и сейчас я уже в загробном мире, без всякой надежды вырваться из него, и больше, чем оставшиеся мне на сегодня 3574 дня, никакой их «суд» уже не сможет мне намотать…
Письмо мое от конца июня до матери так и не дошло, и сегодня она кинула мне письмецо прямо в ящик в тюремном магазине, как делала уже не раз. Ответ на него будет своеобразным тестом: доходят ли до адресатов мои письма из этой тюрьмы СЕЙЧАС , в августе 2013-го…
Дятел-домушник этот, надо сказать, мешает мне в камере довольно сильно, особенно, так сказать, психологически. Постоянно сокрушаясь – то вслух, то про себя – о своем будущем сроке (не больше шести лет по ст.158 ч.3), он не спит ни ночью, ни днем, и даже отвернувшись к стенке практически не лежит, – если вдруг и отвернется, то на считанные секунды какие-то, и тотчас поворачивается обратно, в мою сторону. Если даже он и не таращится на меня в упор, как мне поначалу казалось, то всё равно его вечная развёрнутость мордой в эту сторону мне достаточно неприятна…

6.8.13., вечер (после ужина)
Ну что ж, вот и всё. Приходили Бородин и мразь Абоев, писали довольно долго в девятом томе «дела», куда уже подшита «217-я», Бородин особенно долго, – вписывал, как всегда, длинное заявление от руки о том, что мы с ним не согласны с предъявленным обвинением, со ссылками на конституцию. Мразь Абоев был заметно – и неприятно, разумеется – удивлен, когда услышал, что Бородин, уточнив еще раз у меня, вписывает в «217-ю» требование «суда» присяжных. Он-то всё подсовывал мне идею про «особый порядок», по которому срок – меньше пяти лет (правда, сейчас то и дело слышу, что и в особом порядке дают больше, чем оговоренный по нему в УК максимум в 2/3 от максимального срока по статье). Хотя, конечно, не имеет это всё никакого значения, все эти юридические формальности, – результат любого «суда» в этой стране, особенно по таким статьям и над таким, как я, – известен заранее…
Объяснил мне еще Бородин, что из тех 34-х дней, о которых толковал еще раньше мразь Абоев, прокуроры – районный и городской – могут и не использовать полностью по десять суток, отведенных им на утверждение обвинительного заключения, а сделать это и в один день. Так что не факт, что я досижу аж до 10-го сентября так спокойно, как мне хотелось бы (хотя вообще-то – хотелось бы мне быть на воле, а не в тюрьме), хоть бы до 1-го сентября не начали бы уже «судить»…
Что ж, будущее на ближайшие годы совершенно ясно и определенно. Этап с баулом в одной руке и палкой в другой; опять издевательства уголовников, команды и приказы блатных (если, конечно, не в совсем уж какой-нибудь «красный» лагерь привезут), попытки вписать меня в их образ мысли (есть ли у них мысль?..) и представления о жизни, натянуть меня и мою жизнь на их «понятия», измерить привычной им меркой… Из нового – скорее всего, карцера (ШИЗО) за всякую ерунду от начальства, а м.б., и битьё… И для чего, ради чего всё это? Чтобы только выжить, пережить весь этот кошмар (как написала мне Орлеана из Грузии) – и уехать? Покинуть эту проклятую «большую зону». А почему, почему же мне придется еще столько лет всё это переживать? Да только лишь потому, что я не смог умереть, побоялся, не воспользовался шансом, когда он был, – хотя веревка лежит и сейчас еще под рукой наготове…

7.8.13., вечер (после ужина)
Ну что ж… Вот… Будь всё проклято, в самом деле!.. Ненавижу… как же я всех вас ненавижу, о-о-о!.. Сегодня, утром еще, отбрил, наконец, окончательно эту шелудивую сучку Маню, тварь, ублюдину этакую, написавшую мне опять письмо о своем Женечке и с упреками в мой адрес. Мразь, будь ты проклята, сука!.. Видите ли, последнее (пятничное, то бишь, а сегодня уже среда) мое письмо, оказывается, ее так расстроило, еще больше прежних (хотя там ничего такого не было, ей, видите ли, показалось, что я как-то пренебрежительно говорю о ее идиотском «переходе» в средний род и об Олеге Васильеве – Сером Фиолетовом), что она решила ответить сразу же, получив его, – а кто же тебе, мразь, мешал так делать раньше, когда ты не настолько расстраивалась, заставляя меня ждать ответа по месяцу!.. В общем, я написал ей в конце письма, вместо прощания и добрых пожеланий: «Ненавижу тебя! Будь ты проклята навеки!..» – и, видит бог, хотел бы, чтобы так и было, хотя я и в тюрьме, и нет у меня никого близких; но и эта шелудивая мразь, предавшая меня, поставившая не то что на одну доску, а ниже своего Женечки (и опять внушавшая мне в этом письме, что, мол, ему сейчас гораздо хуже, чем мне, хоть он и на воле) – она мне не помощница, не близкий человек, она мне НИКТО. Жаль, но уж, видимо, не доведется проверить обещание этой твари, что она якобы будет ездить ко мне на зону, а уж тем паче ОДНА ездить, – да не стала бы она, я знаю! Всё в прошлом, и ее поездки в Буреполом в том числе. Тогда у нее, правда, был Илюша уже, но еще не было Женечки, к которому она рванула, раз сам он, сидя под подпиской, не смог приехать к ней, как они договорились еще прошлой осенью, еще при мне… Мразь, короче, конченная. Единственное – глупо выйдет, если она не станет теперь сама вешать всё моё на «тифаретник», как делала всё это время. Зимой, правда, еще до того, как сам я первый раз позвонил ей из 408-й, она повесила один мой текст – единственный, который без помех и дошел, и был повешен; и всё это время, что мы общались с нею, вешала все заметки, стихи и пр. (и в очередном, сегодня тоже пришедшем 26-м письме Майсуряна, в его распечатках, я с наслаждением читал возмущенные реакции каких-то ЖЖ-шников на последнее стихотвореньице о том, как надо убивать мусоров :))) ). Пароль от «тифаретника» она так и не отдала Мише, сколько я ни просил, – явно хочет, чтобы я хоть в этом зависел от нее, чтобы не мог «полностью вычеркнуть из жизни», как она мне однажды написала. Тварь, шлюха дешевая, с каким наслаждением убил бы тебя, задушил бы собственными руками, как мне тогда, в декабре 2012, этого хотелось!.. Можно попросить Мишу Вербицкого, раз уж, тем более, он такой мой сторонник, самого сменить там пароль и отдать его Мише Агафонову, и чтобы тот никому не давал, предупредить. М.б., я так и сделаю, но – ведь Миша Агафонов ни набить – быстро и без ошибок – ни повесить оперативно, ни хрена не сможет, я его прекрасно знаю уже; а КЦ, идиоты, хотя им и шлют мои материалы и напрямую, и через Дуброва, – но тот же Дубров, похоже, их и вешает теперь только в «отдел мониторинга», как найденные где-то в сети, со ссылкой на источник, – и вот июльское заявление об олирмпиаде-2014 повесили, процитировав не полностью и со ссылкой на мой блог. Идиоты, короче, – ну да, я понимаю, они-то страхуются, мало ли что и от кого им придет… Жаль, если из-за сучки Мани и захваченного ею моего блога пропадет такой источник и возможность что-то сказать, как КЦ. И не зря говорят, что самый страшный враг – это бывший друг. До какой степени я ее ненавижу сейчас, эту суку – не выразить словами… Будь я на воле – конечно, я давно избавился бы от нее, от этой предавшей меня мрази, – ведь тот самый день ареста, 20 ноября 2012, был то ли четвертым, то ли уже пятым, не помню, днем, когда она была у меня заблокирована и в телефоне, и в почте, не могла ни дозвониться, ни написать, и я уж думал – всё, слава богу, кончено с ней!.. – и позвонил ей сам, только когда пришли эти ублюдки со шмоном… Думал – будь ты проклята, сучка, мразь, больше никогда тебя не увижу, и знать не хочу, целуйся со своим Женечкой, скажи ему, что я тебя выгнал, – а оно вон как вышло… Оттаял душой, дурак, расслабился, когда она начала писать мне в тюрьму жалостливые письма в феврале, в марте, думал – а вдруг еще что-то получится с ней, вдруг в тюрьме опять я ей стал дороже, чем тот… Хрена лысого, как же!.. Особенно остро, отчетливо помню, как она звонила какой-то раз на воле, когда я блокировал ее в почте и чате, – кажется, это было до Женечки еще, это была какая-то ссора, когда она вдруг взбесилась на какие-то мои слова, стала меня материть в чате, а я, помню, пожал плечами и заблокировал ее… И вот, помню, она звонила, рыдала, умоляла о прощении – а мне остро, невыносимо хотелось заставить ее, если и вправду я ей так нужен, ползать передо мной на коленях, жрать землю и биться головой о фонарный столб, – здесь же, у меня, перед подъездом, специально приехав для этого. И я пнув пару раз ногой в лицо, ее охотно простил бы… Но, увы, она знала, чем меня взять, как заговорить зубы, и я и без этого ползания на коленях всё равно продолжал с ней общаться. Что ж, посмотрим, ответит ли она теперь на мое проклятие и просьбу больше не писать хоть что-нибудь, и если нет – будет ли что новое появляться на «тифаретнике». Если нет – придется за оставшееся мне тут, в Москве, время проворачивать эту громоздкую, сложную операцию – через Агафонова просить Вербицкого о смене пароля… Будь ты проклята, гадина, змея подколодная, предавшая меня уже целых два раза: один – на воле, а второй, еще более тяжелый – в тюрьме!..
А ублюдок-опер «пятерок», пока я писал это ей утром, вызвал-таки, но не этого долговязого дятла-домушника, а быдляка. И сказал ему, что не переведет дятла отсюда на общий корпус до тех пор, пока тот по своему уголовному делу не признает ограбление какой-то прокурорской квартиры в Бибиреве, на ул. Коненкова. То бишь, он посажен к нам как бы на мучения, в наказание за несговорчивость на следствии. :))) Что ж – увы, придется мучиться мне и дальше с этой тупой мразью, которая не только не спит целыми ночами, но и не лежит даже практически лицом к стенке, а – такое ощущение – всё время таращится на меня… :(((

9.8.13., утро (после проверки)
Август… Конец лета… Самое романтическое время (ну, или одно из самых). Я бы мог сидеть сейчас где-нибудь на берегу озера Нарочь, смотреть вдаль, слушать, как плещутся волны, как шумят камыши… Хотели ведь мы с матерью хоть летом 13-го поехать в один из этих беларусских санаториев, которые я нарыл по ее совету в интернете, раз уж не получилось летом 12-го… Увы, не судьба, – и на озеро Нарочь вряд ли я теперь когда-нибудь до конца жизни уже попаду… Вместо этого я сижу в московской тюрьме «Медведково», жду срока в десять лет – и слушаю по играющему за окном радио песни, навевающие лишь грусть и тоску о несбывшемся…
О сучке Мане думалось еще опять с утра, но уже меньше, и как-то отстраненно, как о действительно чужой. И впрямь, кто она мне теперь? – никто, чужая, пустое место. М.б., конечно, я и отвечу, если она опять напишет, – в глубине души мне всё же не хотелось бы рвать с ней отношения совсем, до конца. Но – умом я понимаю, что всё это – только длящееся мучение, бесконечная трёпка нервов, бег по кругу – от того момента, когда она опять сумеет подольститься ко мне со своими ласковыми словами – и до того, когда меня опять прорвет от ее бесконечных рассказов о Женечке (тем паче – еще и от поездок к нему, как сейчас). Так что самое лучшее было бы – если бы она и вправду наконец обиделась сама – и перестала писать, оставила бы меня навсегда в покое. Пришлось бы, конечно, как-то решать проблему с «тифаретником», но, думаю, не настолько уж это неразрешимая проблема, – да еще, может быть, из лагеря, если там будет телефон, мне удастся скорее ее решить, чем отсюда, из тюрьмы.
Даже к дятлу-домушнику в камере я уже как-то притерпелся, привык, хотя он и раздражает меня всё равно. Эту ночь – неслыханное дело – он почти с самого отбоя спал! Ну, или, по крайней мере, лежал, а не шлялся полночи по камере, как обычно. Очень был раздосадован, что опер обманул – не вызв
Вот так прикол – пока писал об опере, он как раз открыл дверь и этого дятла вызвал. Я даже слово не успел дописать!.. :))
Так вот, а вчера это чмо опер зато прямо после проверки вызвал меня – еще на проверке показывал какую-то бумагу, пришедшую из Омска, причем сказал, что на руки она не выдается, а с моей распиской об ознакомлении подшивается в дело – это вот, местное, тюремное дело; а на кой уж там, в деле, нужна бумага омской прокуратуры о признании номера «РП» за 2011 год «экстремистским» (то самое дело, по которому с ними там до сих пор судится Корб) – этого мне понять не дано. Иск о признании «экстремистским» от 2012 года – и решение от 10.7.2013 о включении в дело как заинтересованных сторон (точную формулировку не помню) меня, Лены Маглеванной и Антоши Ручкина. Повезло, не зря сходил: в этом последнем решении Лена и Антоша упоминались с адресами, так что отсутствовавший у меня до сих пор польский адрес Антоши я быстренько переписал и, вернувшись, тут же написал ему письмо, – тем паче, что его бумажное, еще майское, видимо, до меня так и не дошло, а электронное он написал всего одно, от 1-го июня, и с тех пор необъяснимо заглох…

вечер (после ужина)
А между прочим, этот мразоид домушный, которого сюда уже неделю как посадили, оказался не так прост, как я думал. Беру сегодня после обеда начатую вчера пачку сгущенки, которую каждый день добавляю себе в послеобеденный кофе, – что-то пачка подозрительно легкая. Лью – ну точно, практически пустая, хотя я отчетливо помню, что вчера там еще оставалась половина; сейчас же – оставлено совсем чуть-чуть, для виду. Выкидываю ее, лезу в шкаф за другой – и на глаза мне попадается еще одна пачка сгущенки, которую уж точно я не начинал, – беру ее в руки, а в ней только половина!..
Когда же этот ублюдок успел?!! Сомнений, что это он, нет ни малейших: быдляк сгущенку практически не ест, а этот – и в чай, и в кашу, и с хлебом, и сгущенку, и сахар, – словом, сожрал всё сладкое, что тут было, в том числе полпакета сахара быдляка, хранимые им на дне его (!) передачи, больше месяца уже. Сейчас же – вдвоем с домушным этим дятлом они быстренько, за пару дней, съели весь зашедший дятлу ларек – пачку сыра-нарезки, батон колбасного сыра, батон колбасы, два пакета сгущенки – и сейчас добивают единственное, что еще осталось: пачку со 100 пакетиками чая. (Ах нет, пардон, еще осталась пачка индийского рассыпного чая, еще не начатая.) А дятел этот вечно голоден, готов жрать днем и ночью; с сыром и колбаской хлеб уже не поешь – и потому он целыми днями уминает просто черный хлеб (поэтому быдляк опять стал брать утром хлеба по две буханки, хотя еще со времен сидения здесь бывшего нарядчика они всегда брали одну). Конечно, черняга со сгущенкой вкуснее, чем черняга просто так, но – вместо того, чтобы у меня попросить, эта мразь избрала самый простой путь – взять без спроса. Ложился я вчера – это чмо уже спало, проснулся сегодня – оно еще спало; когда же, черт возьми, оно успело целых два пакета оприходовать? Видимо, вставало и жрало среди ночи, когда я спал, – другого объяснения я не нахожу…
Опер, кстати, вчера пообещал им обоим, что договорится, чтобы их вдвоем водили гулять, оставляя меня одного в камере, – первым о желании гулять стал ныть, конечно, этот же дятел. Тем не менее, их не пустили, «мусор»-разводящий безапелляционно заявил им, что ему никто ничего не говорил. Сегодня же, когда он приходил за дятлом, быдляк уже успел ему (оперу) пожаловаться, – что ж, посмотрим, что будет завтра…
А зуб так и болит, то сильнее, то ноет тихонько. Вчера, уже после отбоя, но еще до своего ужина, принял я наконец две таблетки кеторола, которые месяц уже, наверное, хотел принять – да всё откладывал, чтобы «убить» совсем боль в этом проклятом зубе с правой стороны, начавшем болеть где-то в июле, как я наглухо «убил» им же, кеторолом, 10-го мая зуб с левой стороны. Но – увы, то, на что сильнее всего надеешься, тО тебя и обманывает. Не то что не помогло совсем, но – уже через час где-то начало болеть опять, хотя и не сильно. Сегодня тоже боль не безумная, но всё равно неприятная, ноющая, и самое неприятное – теперь нет, видимо, варианта окончательно, или хотя бы надолго, подавить эту боль… :(((
Что ж, 3570 дней осталось мне еще по самому большому счету – не больше, а хотелось бы поменьше. Лето проходит, а я сижу в тюрьме… Тоска, пустота, бессмыслица… Кончена, кончена жизнь, и нечего рыпаться, нечего спорить; впереди – пустота, хорошего не будет в этой жизни уже ничего. Пережить этот кошмар и уехать, – как советует мне Орлеана; и жить там на пособие, на которое, по словам Лены Маглеванной, оказывается, вполне можно прожить (но я что-то все равно не уверен). Но – увы – пустота будет и там, если даже я доживу и уеду; пустота и эти жуткие воспоминания о прожитой здесь жизни… Лучше всего, конечно же, было бы умереть прямо сейчас, здесь, в этом августе, в этой тюрьме, пока еще даже не начали меня «судить». Самое горькое и грустное – то, что даже умереть по собственному желанию я, оказывается, не могу. Тем не менее, эта мысль, после некоторого перерыва, начинает все чаще приходить мне в голову снова.
А Маня, кстати, не первая из самых близких людей и коллег, кто меня предает, – подумалось сегодня. До Мани ведь уже был Кантор. Не в том даже смысле, что он взял у матери эти деньги, – а в том, что он бросил всё, ушел из тусовки, полностью прервал все контакты со мной, – а потом, как оказалось, через некоторое время всплыл уже у «бригадников». Да и поведение Фрумкина, десять лет назад еще моего ближайшего друга, потом – уже через силу – ездившего ко мне в Буреполом, а ныне даже не пожелавшего ответить на письмо – дружеским уж никак не назовешь…

11.8.13., день (после обеда)
Полдня вчера, с трех или четырех где-то и до полдевятого, все втроем, всей камерой, просидели в карантинной камере – 521, последней в карантине, крайней и ближайшей к нашему отсеку коридора, пока в 525 шел «ремонт». Неведомо с чего, но тюремное начальство вдруг решило во всех камерах (только ли этого корпуса, или обоих, – уж не знаю) нарастить пластиковыми листами стенки «дальняков» в камерах – «слоники», которые и так, кстати, тут повыше, чем я видел тем сроком в других тюрьмах. Начали почему-то не с карантина, а сразу с этого, жилого отсека – 523 и 524 позавчера и вчера полдня, а потом приперлись и к нам. Сперва «мусор», занятый этим «ремонтом», сказал, что, мол, часа два посидите в карантине. Но по прошествии более чем двух часов – на вопросы, когда удалось достучаться в дверь 521-й и он подошел, – выяснилось, что ждать надо еще часа два. Ужинать пришлось там же, – быдляк сходил в 525 за тарелками и ложками, – а уж воду пить прямо из-под крана, т.к. кружек он не принес. Под самый же конец тот же «мусор» сказал, что, мол, погодите, там очень воняет краской, посидите еще часик, – чему мы с быдляком дружно воспротивились, и он отвел нас назад в 525.
Но оказалось, что работа еще далеко не закончена – работяги-гастарбайтеры (их видел за работой быдляк, когда приходил брать тарелки, и от него-то я узнал, что, вопреки обычаю, работает не хозотряд) приделали только в верхнему торцу «слоника» и к потолку горизонтальные металлические рейки, на которые наварили несколько вертикальных и – зачем-то – еще несколько горизонтальных между этими вертикальными. Что же до прикрепления к этому остову самих листов непрозрачного пластика, то «мусор» этот сказал, что в понедельник нас опять выведут, а работяги будут доделывать свою работу. Приятная новость, ничего не скажешь…
Отвратительное настроение с самого утра, как проснулся. 3568 дней осталось. Мучительно думаю о том, как же и почему так нелепо сложилась жизнь, почему всё так вышло что я сижу здесь, и так долго еще сидеть, и что же теперь делать… Ответа нет, сделать ничего нельзя, только умереть, – но и этого теперь нельзя, когда этот проклятый дятел не спит, кажется, круглые сутки и только таращится то в мою сторону, лежа на боку, то в потолок (на спине). Эх, упустил свой шанс, упустил!.. И об этой сучке лезут против воли мысли, с того ее письма, – видит бог, я не хотел полностью рвать с ней все контакты, но иного пути у меня не было; она, скорее всего, теперь и не будет писать мне больше, как я сам же ей написал в последнем этом письме. Ну и черт с ней, пусть проваливает, я жалеть не буду, пусть хоть сдохнет!.. Не нужна ты мне, сука такая, после него, да еще когда вся твоя голова постоянно забита им!.. А сегодня, между прочим – с утра вдруг вспомнил: у нее ведь праздник – у Илюши юбилей, первый в жизни. Пять лет ему исполняется. Их обоих я еще успел поздравить в предпоследнем письме, не ожидая на него так скоро ответа, – а она, тварь, в последнем письме озабочена была собой и своим Женечкой настолько, что даже не поблагодарила…
Сокамернички изнывают с утра без курева, оно у них опять кончилось, они просили уже и у «мусоров», и у верхних соседей, но без толку. Курят чай, за неимением ничего другого, и, по признанию быдляка, о чем бы он ни думал, все мысли постоянно возвращаются к куреву…

12.8.13., вечер (после ужина)
Ну что ж. Сделали нам сегодня окончательно эту надстройку над «дальняком». Вывели в 520-ю (а не в 21-ю, как в тот раз, – быдляк попросился именно туда в тайной надежде найти еще окурки на окне) еще до проверки, но вернулись мы оттуда гораздо раньше обеда, до которого я был уверен, что мы досидим в 520-й. Оказалось это сооружение полной туфтой – просто оргстекло, не очень даже толстое, российского производства, прозрачное, а сверху к нему приклеена пленка – белая, но с зелеными узорами и рекламой фирмы-производителя. В одном месте кусок пленки уже оказался оторван, на его месте зияла дыра (просто прозрачное стекло), а учитывая буйный нрав уголовничков-первоходов, – есть все основания думать, что в других камерах эта пленка на стекле проживет очень недолго. В общем, мы с быдляком сошлись во мнении, что это обычная расейская халтура и показуха, дешевая имитация, как всегда и во всем. Конечно, проще наварить рейки и привинтить к ним оргстекло, чем стенки-«слоники» нарастить кирпичом до полтолка и сделать в получившемся отдельном туалете отдельные же свет, вентиляцию и нормальную дверь. Излишне говорить, что здесь дверца осталась та же, высотой еще ниже прежнего «слоника», а над ней из стальных реек сделали высокую нишу, чтобы и высокий зэк смог войти, не нагибаясь, – так что никакой (задуманной или якобы задуманной) полной изоляции туалета не получилось…
На проверку приперся ублюдок-опер, «проверялись» мы в карантине. Как всегда, он, увидев меня, клоунски завопил: «Бориска!..» – и понес какую-то свою обычную ахинею, выделываясь перед присутствующими коллегами. В кабинете у себя, где мы вдвоем, он разговаривает не так нарочито-фамильярно, а от этой клоунады на проверках я всё думаю, как бы его отучить, – скорее всего, если не забуду, надо будет при очередном визите ОНК просто сказать и им, и его начальству. Так вот, при моем традиционном уже вопросе про почту он стал выделываться еще пуще, вопя, что я, мол, его задолбал этими письмами (не дословно, но как-то так) – но все же тотчас вручил мне два электронных письма: от Мани и от Орлеаны (Ольги Исаевой) из Грузии.
Хитрая тварь Маня оказалась еще более хитрой, чем я ожидал. Да-а, умеют они (не одна же она такая) обволакивать и обезоруживать… Пишет, что любит меня, какими бы эпитетами я ее ни называл; что ей очень понравилось мое столь оригинальное поздравление на ураза-байрам (не забыла, надо же!..); что именно за то и любит, что я «НАСТОЯЩИЙ» – искренний и не лицемер; что якобы у нее там с «Женечкой» ничего не было, и вообще они оба якобы «асексуалы», что в отношении него явная ложь, по ее же прошлогодним упоминаниям. В общем, понимая, что не надо ей отвечать, что по совести надо было бы и впрямь порвать с ней все отношения навеки, – я не только не сделал этого и не мог сделать, но и, честно говоря, был очень рад, несмотря на то, что она ответила, несмотря на мою просьбу не писать мне больше, и что я все-таки могу продолжать общение с ней, тем паче – без явных унижений, без новой «потери лица». У нее свой мир, сильно отличный от моего, и в этом ее мире есть «асексуалы», «агендеры» и пр., которых и близко нет в моем. Поэтому она отвечает мне совсем не о том, в чем я ее упрекаю, а как бы объясняет мне, неразумному, то, чего я не знаю или не понимаю, и за счет этого – переводит разговор в другое русло и в другую тональность, гасит остроту конфликта. Надо отдать ей должное: это гораздо умнее и тоньше, чем если бы она стала отвечать мне в той же тональности, что я писал ей в тот раз, – это только разожгло бы страсти и впрямь отношения и всякое вообще общение могли бы прерваться надолго, если не навсегда. Думаю, она все же не хочет меня совсем потерять, как и я ее; и если она просто, естественно, не обдумывая специально, не хитря, написала мне это последнее письмо от 10-го августа, – то и путем тонкого, хитрого обдумывания она не могла бы сочинить его лучше. Короче, она меня обхитрила и я опять не устоял, увы. :(( Хотя, конечно, и куда заманчивее изображать оскорбленное достоинство и прервать все контакты, – но у меня не хватает на это духу, да и что это даст? Особенно в моем нынешнем положении. Все равно эта ненависть будет не взаимной, – и я окажусь в положении упрямца, «назло кондуктору пойду пешком». Не хватает у меня на это сил, а если верить ее рассказам – то вроде как и не обидно для меня вовсе, и не унизительно получается общаться с нею и при наличии «Женечки», – но верить ее рассказам и теориям до конца у меня тоже не хватает сил, да и не настолько я наивен и легковерен. Получается, что я, зная правду, унижаю сам себя общением с ней, предательницей, после этого, но и порвать совсем – тоже выше моих сил (хотя если бы она не ответила, то и я не планировал в обозримом будущем писать ей)…

14.8.13., 8-й час утра (до завтрака)
Будь всё проклято… Десять лет сроку – это тёмный, тоскливый ужас каждого моего утра здесь. Жить не хочется, но и смерть не берет… :( 3565 дней в аду мне осталось…
Вчера был бурный день. Всё сразу: и баня, и ларёк, и обмен книг, и адвокат, и ОНК… К адвокату, которого я ждал с утра, меня – после обеда только – вытащили прямо из бани; хорошо, что успел уже вымыться, но одеться еще не успел полностью. Завели на пару минут в камеру, я оделся, вытер голову, захватил всё необходимое – и пошли. И туда же, на «следственный», уже под конец рабочего дня, зашла ко мне Каретникова. Впрочем, пробыла она недолго, принеся только две сильно меня поразившие новости: во-первых, «болотника» Николая Кавказского, единственного из всех них мне знакомого по воле, «суд» после года тюрьмы таки выпустил под домашний арест – непонятно, с чего вдруг такая снисходительность – и он шлет мне большой привет; а во-вторых, сама Каретникова, оказывается, просила Корба, чтобы он ее подписал на рассылку обо мне, – учитывая ее всегдашнее ко мне отношение, это совершенно неожиданно с ее стороны, а тем паче – учитывая ее нынешнюю нагрузку: семь изоляторов только по линии ОНК, как она постоянно подчеркивает, да еще много всего и помимо ОНК, видимо (тот же «КС оппозиции», которого она член), и т.д. Я сказал, что поддерживаю ее желание подписаться на рассылку и прошу это передать Корбу, – она же вообще упомянула об этой просьбе в связи с тем, что Корб как бы не ответил и по поводу ее подписки на рассылку стоит полная тишина, подписывать ее пока вроде как никто и не думает…
Бородин принес новый номер «The New Times», в котором, как я и подозревал, опять появилась рубрика «Хроника текущих событий», – ни стыда ни совести у Альбац и ее редакции нет настолько, что даже мнение Горбаневской, основателя «Хроники», им не указ. И там же - статья Лерочки Новодворской, старой суки, о том, что, мол, мы теперь опять должны вспомнить старые правозащитные принципы (против которых она же в 1993 г. яростно выступала) и защищать всех – и нациста Навального (впрочем, в отличие от Борового, Лерочка-то его нацистом не называет, говорит только о «националистическом уклоне»), и ленинца Удальцова, и левых «болотников», – в обоснование она ссылается на доперестроечный опыт, на Владимира Осипова, на Григоренко с его первоначальным ленинизмом, – но о том, что надо защищать Стомахина, как обычно, в статье нет ни слова…
Но главные новости, которые принес Бородин, – это, во-первых, то, что, оказывается, 3-го августа вступили в силу поправки к УПК, согласно которым ст.205.2 теперь подсудна в Москве районным «судам», а не Мосгор«суду», а кроме того - неподсудна присяжным!!! :))))) Что ж, вот и рухнули все мои смутные надежды, которых, конечно, по сути и не было… Никаких присяжных, никакого «заслуживает снисхождения», – опять тот же унылый Бутырский «суд», что и в прошлый раз (только в другом здании), опять хитрая, циничная мразь в мантии, делающая вид, что хочет якобы разобраться и понять, – и те же, неминуемые минимум десять лет сроку, абсолютно неизбежные, фатальные, роковые… Ни на какое, даже малейшее, снисхождение этой профессиональной мрази в мантии рассчитывать не приходится…
Ну и – большое письмо от Миши Агафонова, с которым вчера утром Бородин специально встречался, чтобы его забрать. Пишет он, что Корб 7-го августа все-таки создал Международный (!) общественный комитет моей защиты, в который вошли Буковский, Горбаневская, Антоша, Маглеванная, MFF, сам Корб, Даниил Коцюбинский, Данила Александров (но не сама Маня почему-то), Миша Агафонов и – не помню, еще кто-то; а, этот вот профессор из Лондона Ян Федоров, мне совершенно неизвестный. И – тут же разразился скандал: MFF написал членам комитета открытое письмо, где в совершенно правильных выражениях упоминает сегодняшнее российское население – потомков стукачей и вертухаев – и не очень-то почтительно – самих членов комитета. Предлагает же он следующее: предложить войти в комитет моей защиты Мадонне, Стингу, папе римскому, далай-ламе, а также Ландсбергису, Саакашвили, Алле Дудаевой, Закаеву, Тарамову, Казбичу Чеченскому, Удугову, Новодворской, и т.д. – и предлагает поручить ему лично обратиться к каждому из них с этим предложением (о вхождении в комитет), одновременно сделав из самого факта этих обращений «мини-набат», т.е. сильный информационный повод, видимо. И – Миша пишет, что после этого письма Буковский, Горбаневская и Коцюбинский – идиоты! – потребовали исключения MFF из комитета, и теперь комитет, по словам Миши, который не очень-то за этим всем следит, и без MFF, и без Коцюбинского. Да уж, идиоты конченные, и прав MFF, когда в этом же письме пишет, что русские не могут не переругаться и не перегрызться. Да и я просто из сообщения о его создании уже понимаю, что этот «международный» комитет, который и собраться в реале не может, и вообще – состоит из людей, которые только имена свои громкие дали для него (Буковский и Горбаневская), а реально ничего по поводу персонально меня делать не будут, у них и своих дел хватает, – это туфта и профанация, реально это только инфоповод еще раз сказать обо мне вслух, а комитет как таковой – все равно существовать не будет, это фикция. Не включили в него почему-то Санникову, которая реально немало делала по поводу меня в тот раз, да и в этот – кое-что; правда, идея MFF о включении в комитет папы римского и др. тоже с практической точки зрения не очень-то плодотворна, – но, в любом случае, я понимаю, что от срока, и немаленького, никакие комитеты меня уже не спасут.
А еще неприятнее – в этот же комитет поначалу вошел и Паша Люзаков, но вышел, оказывается, после публикации моей заметки «Реплика», про которую я, честно сказать, и забыл уже, т.к. не придавал ей особого значения. Но Паша стал критиковать, – что это, мол, «откровенная глупость», писать «ТАКОЕ» якобы просто неприлично, и т.д. И Миша поддакивает ему. Кстати, и Рома Качанов, адвокат, обещавший приехать из Екб меня защищать, но все равно не смогший бы защитить, – по словам Миши, тоже именно после этой заметочки фактически ехать отказался, – не впрямую, но очень уклончиво, ссылаясь на то, что не знает, когда именно будет «суд» и насколько он в это время будет загружен другими делами. Не то что отказался окончательно – но в том, что он не приедет, я уже не сомневаюсь.
Что ж, надо честно признать, – дерьмом вы оказались, ребята, которых я считал своими друзьями и близкими мне людьми, особенно Пашу! Не говоря уж – чем он из своего Торжка может содействовать моей защите, без особого имени и известности (на КЦ он давно не печатается, а больше и вообще ничем особо не знаменит). Но, видишь ли, побрезговал, вышел из комитета, дерьмо такое, становящееся на глазах все более умеренным и осторожным. Да, в заметке у меня речь шла о том, что в ответ на закон о запрете «гомопропаганды», как и на все прочие их законы, где они запреты и цензуру оправдывают «защитой интересов детей», самое правильное – это взрывать школы и детские сады, дабы публично показать, что детей вся эта мразь своей «защитой» только подставляет. Ну, или брать в заложники, как школу в Беслане в 2004 г. – и пусть «антитеррористы»-«освободители» сами своих же детишек расстреливают и сжигают из огнеметов, как тогда. Да, я действительно так считаю, хотя там же написал главное – что делать это в сегодняшней России совершенно некому, так что это лишь мое благое пожелание, не более того. Но Паше, чтобы показать себя в очередной раз ничтожеством и чистоплюем, хватило и этого. Не знаю, м.б., он простил этой стране, государству и населению отсиженные им 15 лет сроку, м.б., они ему легко дались. Я же лично никому ничего прощать не намерен, и за те свои пять лет, уже отсиженные, как и за грядущие десять, – считаю себя в полном праве заколбасить в кровавый фарш всю эту страну, со всем ее населением, ни детей не пожалел бы, ни женщин, ни стариков; всю эту мразь я легко, со спокойной душой, напалмом бы выжег, ядерные бомбы сбросил бы на все их города, не то что детские садики их взрывать… Плюю я, Паша, тебе в физиономию за твою трусость и умеренность, и зря я тебя так расхваливал, распинался еще недавно, что ты один из самых уважаемых мной людей, и т.п. Ныне всё это уже в прошлом, а ты стал таким же ничтожеством, как и вся прочая эта ваша тусовка…
Между прочим, только что произошло великое и знаменательное событие: этих двух моих ублюдков-сокамерничков только что наконец-то – впервые – повели на прогулку, оставив меня в камере одного. Эх, повеситься бы сейчас!.. Вчера утром приходил мразь опер, спрашивал, водят их или нет, – мол, сегодня он (почему-то) должен об этом докладывать начальнику. Ну, вот и организовал, что я остаюсь в камере один, – что ж, это отлично, теперь у меня снова есть шанс послать все их «суды» и срока к черту. Вот только – смогу ли я этим шансом воспользоваться?..

15.8.13., день (после обеда)
Весь день происходят идиотские события. С утра, сразу после проверки, позвали на свиданку. Оказывается, мать, не записавшаяся на свиданку в понедельник, когда приезжала заказывать мне еду в магазине (12-го августа), специально приезжала еще раз вчера – записываться (и тоже кое-что заказала), и ее записали на сегодня. Три раза на этой неделе пришлось ей съездить сюда – а всё потому, что 12-го она не знала (и Миша Агафонов на другой день спрашивал у меня в письме через Бородина), как я хочу: чтобы она пришла на свиданку поскорее, или же ближе к 24-му (субботе) – моему дню рождения, будь он проклят!.. Я через Мишу же передал, что надо как можно скорее, – и она поехала лишний раз записываться.
Муторное, горькое впечатление остается от этих свиданок, – еще хуже, чем было от коротких в Буреполоме; уж больно они коротки, всего час. Мать, как обычно, пыталась мне что-то передать с чужих слов (Миши, Майсуряна и пр.), но толком ничего не знала и, как всегда, записывая сообщаемую ей информацию, не пыталась – ей даже в голову не приходило! – задавать уточняющие вопросы и узнавать подробности. Например, какого именно числа Майсурян отправил мне последнее на сегодня (28-е) письмо. Но, по крайней мере, я узнал, что сам он мое письмо от 25 июля на Онежской так и не получил до сих пор. Вот, значит, как, – опять куда-то таинственно исчезают и не доходят до адресатов мои письма отсюда. Для меня это настоящая катастрофа, особенно в отсутствие телефона.
А мразь опер, кстати, таки отдал мне на днях то, возвращенное с почты, письмо. Это оказалось совсем не то, что я думал, – вовсе не доплата в Польшу Антоше, а возвращенное из Екатеринбурга мое письмо Глебу Эделеву от начала июня! С надписью на конверте, что, мол, абонент давно не абонирует ящик (а/я). Я-то думал, что он ящик свой, уезжая на полгода в США, оплатил, допустим, на год, – и вся почта его там спокойно дожидается. А он, видимо, не оплатил… :( На квартиру ему, как он мне много раз говорил, писать бесполезно, – там все почтовые ящики просто сломаны. Так что – ладно письмо это, в нем ничего важного не было; но если даже вдруг после «суда» мне здесь и оформят доверенность на Глеба – то непонятно, куда же ее ему посылать-то…
Пришел со свиданки – быдляк говорит, что приходили какие-то «мусора» выяснять, жаловался ли я в последнее посещение Каретниковой ей насчет… библиотеки. Не моих книг, два месяца уже как пропавших (мать сказала сегодня, что ей звонила вчера Каретникова и сообщила, что мои книги отдали в библиотеку!..), а именно библиотеки. А я и про свои-то книги, не помню, в этот последний короткий разговор с Каретниковой, кажись, не успел поговорить, – не то лишь ответил ей, что так и не отдали. Но – после обеда вдруг открывается «кормушка», называют мою фамилию, я подхожу – и какой-то «мусор» кладет мне две книги… Акунина! «Турецкий гамбит» и «Пелагия и белый бульдог» (которую я читал в Буреполоме). Типа, вот. Я сразу сказал, что это не то, спрашиваю: кто вам их дал? – Замначальника. Ясно, тот самый Горбачев. И не сразу я понял, что это и впрямь путаница: по поводу библиотеки говорил, с библиотекаршей в последний ее приход ругался (что мало книг дает, просил еще) и Акунина себе еще в позапрошлый раз заказывал – владимирский быдляк! То бишь, не мою проблему и не по моей жалобе решил этот Горбачев, но принести Акунина велел почему-то для меня…
Потом – еще веселее. Принесли не донесенные с 12-го числа остатки магазинного заказа за 12-е, как обычно. Оказалось – коробку как-то так сплющило в дороге, что не пострадали только батон колбасы в вакуумной упаковке и две бутылки лимонада, а всё остальное – всмятку. Колбаса и бутылки, в частности, были густо облеплены мясом из макарон по-флотски, пришлось мыть под краном с Fairy. Маразм и идиотизм полный, короче, – а я-то еще как раз просил мать этих макарон заказывать побольше, они хорошие, вкусные. Заказала, – не то две, не то три штуки… :( И – самое главное – на мой вопрос, когда же мне этот ущерб возместят, ларечница радостно ответила, что – в течение месяца!..
А сидеть остается еще девять и девять, 3564 дня. И от этого на душе – дикая тоска…
Мать, кстати, со слов Майсуряна передала мне, что у Агафонова неверные сведения: вроде бы Люзаков не мог выйти из созданного Корбом комитета моей защиты – потому что его изначально никто туда не включал и даже не предлагал войти. Зато – опять же по информации Майсуряна, и это уже гораздо неприятнее – из комитета вышла Горбаневская. Проверить все эти слухи и отсюда разобраться во всех их дрязгах, увы, не представляется возможным, а Корб не пишет.

17.8.13., утро (до завтрака)
Раннее утро. На душе тоскливо, отвратительно, непереносимо. За что я сижу? За что мне еще 3562 дня сидеть?.. Писать особо не о чем. Утром вчера, на проверке, мразь опер, видя, что я не расписываюсь (как всегда) за «дежурство», решил попугать меня тем, что вот, мол, скоро у тебя накопится много выговоров - и поедешь в карцер. Я знаю, что он блефует, эта мразь, что в карцер за такую ерунду тут не сажают, а меня тем более вряд ли посадят, иначе посадили бы уже давно, – но всё равно это неприятно. До этого уродцы-сокамернички ходили опять вдвоем на прогулку – и опять их сперва вдвоем не хотели пускать, оставляя меня одного в камере, но потом все-таки пустили. Надо сказать, что они раздражают меня всё больше с каждым днем, особенно этот дятел-домушник, уже две недели как заселенный сюда и так отсюда и не переведенный на старый корпус, как он мечтал вначале. Он всё «гонит» о своём деле, о своих статьях (УК) и будущем сроке, и, охваченный ужасом, спит разве что вот сейчас, ранним утром, перед подъемом и сразу после него, да и то как-то некрепко, одним глазом; остальное время суток он не спит и таращится то в мою сторону, то в потолок.
Еще на той же проверке вчера мразоид опер отдал мне (сам, уже без моих вопросов) письма – №27 от Майсуряна, электронное от Корба и от Орлеаны. Корб описывает этот созданный им комитет моей защиты, – на 10-е число, пишет он, от 12-ти его членов осталось только восемь; то бишь, ушли (или были убраны) MFF и Коцюбинский, о которых писал мне и Миша Агафонов, а вот кто еще двое – я пока не знаю. Письмо MFF, приведенное полностью Мишей, было, оказывается, опубликовано на КЦ (круто!) – и Корбу, как он пишет, пришлось улаживать «острейший конфликт», вызванный этим письмом. Пишет он также, что 24-го они решили провести World Stomakhin Day, :) о чем уже сообщили - как и о самом создании комитета, это тоже отлично! – «Грани.ру» и «Каспаров.ру». А Майсурян в письме №27, написанном на неделю раньше корбовского – 7-го августа – пишет мне, что Корб создал комитет с каким-то пока секретным составом, из никому не известных личностей, найденных, видимо, в интернете :) ; целью же его, как Майсурян предупреждал уже не раз, является создать орган, где он бы единолично командовал, отшив всех, кто реально до сих пор занимался моей защитой, а потом – и это уже новый уровень предсказаний Майсуряна – подчинить через этот комитет своей воле меня – так же, как в тот раз это хотела сделать Санникова (недаром у них, пишет Майсурян, и взгляды очень похожи, – но это, конечно, не так; для Майсуряна определяющим, видимо, служит тот факт, что у них обоих действительно весьма схожи взгляды на любимый Майсуряном СССР). Правда, Майсурян предвидит, что Корбу это не удастся так же, как не удалось Санниковой, но – предвидит он – Корб будет в этом случае шантажировать меня и мать перекрытием денежной помощи, которую он сейчас собирает в интернете. Я, надо сказать, не считаю такое развитие событий абсолютно невозможным, но – маловероятным.
А вот от Мани электронного письма вчера уже не было, – всё, кончилось это недолгое время, когда она отвечала на мои письма сразу же после их получения; теперь – опять ждать месяц, не меньше. Более того, на свиданке с матерью позавчера выяснилось, что последние два листа дневника, где я как раз описывал свои чувства и впечатления от последних ее писем, Бородин не только не отдал матери, как я просил – они с матерью на тот момент еще не виделись после визита Бородина ко мне, – а как бы еще он не отдал их, вместе с майсуряновскими письмами, Мише Агафонову, что было бы совершенно некстати. Увы, телефона здесь нет, так что узнать напрямую я ничего не могу, – только спросить у Бородина, который обещал быть на следующей неделе в среду или четверг…

18.8.13., день (после обеда)
Воскресенье. Тоска… Писать не о чем. Сколько сроку мне намотают и как я буду в лагере, – вот единственное, о чем я всё время думаю. На прогулку сегодня «заказывали» почему-то не до завтрака, как обычно, а уже в 12-м часу дня, долго спустя после проверки (она сегодня была рано). Сокамернички мои рванулись идти; я – от тоски, скуки, мучительной бессмыслицы этого тоскливого сидения в камере, и немножко из любопытства – посмотреть, как выглядят местные прогулочный дворики – решил тоже сходить с ними вместе. Быдляк сделал заглянувшему в глазок «мусору» знак и сказал словами, что мы пойдем; я надел куртку, ботинки, положил на шконарь свою палку и стал ждать. Однако же – нас не повели! «Мусор», видимо, не так понял быдляка, или вообще не понял; но вскоре я снял куртку, стало ясно, что ждать без толку. Больше я вряд ли надумаю туда идти, особенно ранними утрами, после подъема.
Тоска, скука, бессмыслица… Конец августа, самый туристический, отпускной сезон… На лавочке во дворе пансионата на озере Нарочь мне не сидеть уже никогда, увы. Что упущено, то упущено навсегда. World Stomakhin Day… WSD… :) Интересно, за этот срок (последний, надеюсь) – это максимум, что придумано в мою защиту, или будет еще что-нибудь, покруче? Да нет, видимо, – что еще можно круче придумать…
Знать будущее иной раз и скучно, и тоскливо, но всё же, – где то «большое будущее», которое ждет меня, по словам Деревянкина? Да и Корб другими словами, но примерно то же мне писал. Нынешний срок, который когда-нибудь, когда это будущее наступит, станет лишь строчкой в героической биографии… Только вот – наступит ли? Как бессмысленно кажется отсюда сейчас всё прошлое, и как безнадежно – будущее… Знать бы, есть ли смысл мучиться, ждать чего-то, жить, страдая… Мне, как всегда, кажется, что нет, – благодарю покорно, опыта 2011-12 гг., отношения «коллег по цеху», всеобщего признания «фриком» и «сумасшедшим» мне хватило с лихвой, и вряд ли это когда-нибудь при моей жизни изменится. Так что ничего тут не светит, никаких перспектив нет, никакого «большого будущего». А там, вовне, за границей, – там я уж, естественно, вообще никому не нужен, там хватает своих. Там надо быть не столько и не обязательно бывшим политзаключенным, сколько – ну, академиком, например, как Сахаров, и желательно в той же области науки, чтобы представлять для кого-то какой-то интерес, надо уже чего-то добиться в жизни, а не ехать только-только начинать ТАМ добиваться в 50 лет…
Тоска, невыносимая тоска и пустота. 3561 день остался. Дай бог, это уже предел, больше десяти с половиной мне всё ж таки не дадут, а м.б. – и поменьше. Годы, полностью вычеркнутые из жизни… Пережить весь этот кошмар и уехать, как пишет мне Орлеана…

вечер (после ужина)
Тупая эта, наглая, бессмысленная мразь, – владимирский быдляк, который повадился со своей вонючей рыбой на ужин жрать мой майонез. Правда, сам он не берет, спрашивает разрешения, но… Каждый раз, как у него эта рыба на ужин, я всё надеюсь, что у него проснется совесть (ха-ха!..:) и он на сей раз не будет просить, обойдется так, без «майонезика», видя, что сам я не беру ни его, ни эту отвратительную, вонючую, костлявую рыбу. Но нет – каждый раз эта тварь нагло берет, просит, – и я… Почему я не отказываю ему, прямо, просто и ясно? Потому что дурак, почему же еще!.. Типа, «не хочу портить отношения», мы же тут всего втроем сидим, а полтора месяца вообще просидели с ним вдвоем. Дурацкое интеллигентское воспитание… тогда как эта уголовная мразь, 20 лет просидевшая, ничего не стесняется и везде «клюет по зернышку»: у меня берет «майонезик», а у домушного дятла вообще очень активно и без стеснения хавает каждый день – до сих пор еще – теперь уже остатки его передачи. Сыр они вместе съели, как и вольный хлеб, теперь вместе доедают копченую колбасу. Берет без стеснения, как будто так и надо, мразота наглая, – а дятел, видя, очевидно, что я питаюсь неплохо и на постоянной основе, а не как он – изредка, – сразу как-то «взял в долю» по поводу своей передачи быдляка, они жрут ее уже несколько дней, вместе сидя за столом, но предложить хоть что-нибудь из нее мне дятел даже и не подумал…
А у меня по-прежнему тут два врага, в этой проклятой тюрьме, – карцер и телевизор. В карцер всё грозит меня посадить эта мразотина опер, а про телевизор вчера вечером опять с вожделением говорил тот же самый быдляк: что тюрьма опять закупила «плазму» (это слово произносилось чуть ли не с придыханием), ее поставили во всех камерах верхних этажей этого корпуса; и – как я и подозревал – когда 30-го июля Каретникова заходила сюда с этим Горбачевым, зам. начальника, и, пока я говорил с Каретниковой, быдляк тихонько шушукался с Горбачевым, – ну конечно же, кроме всего прочего, он клянчил и телевизор сюда, в камеру, и Горбачев, как вчера только сообщил быдляк, обещал дать. Только этого мне и не хватало для полного счастья, – я уж было стал забывать про эту возможную напасть после последнего большого разговора с опером в его кабинете. Какое счастье – уже четыре месяца завтра, как эта поганая балаболка не балаболит в камере с утра до ночи, благодаря моим скромным усилиям, не выворачивает меня от бреда бесконечных художественных фильмов и грязных мозгопромойных пропагандистских передач. Боже, боже, избави до конца моего тут, в этом проклятом СИЗО, сидения хотя бы от этой напасти – от телевизора, который тупые ублюдки (и нынешние, и любые другие) в камере будут смотреть круглосуточно…

19.8.13., утро (после проверки)
Мразь, мразь, мразь!!! Как же я всё это и всех, что вокруг, в чём приходится годами жить, ненавижу! Яростно, люто, бешено ненавижу эту страну мрази, и всё, чтО в ней, и всех!.. Будьте прокляты, будьте прокляты, будьте прокляты, мрази, ублюдки, твари!!! НЕ-НА-ВИ-ЖУ!!!...
Сейчас, только что, на проверке, ублюдок опер совсем развеселился, разглумился и, отдавая мне письмо от матери (поздравительная открытка к д/р, – совсем не то, что я ждал), – радостно-издевательски этак сообщил мне, что у меня за вчерашний отказ расписываться за «дежурство» - опять выговор, и что, мол, вот сейчас накопится пять выговоров – и в карцер. На что другой «мусор», выйдя из нашей камеры, сказал: мол, почему пять? Уже после второго, мол, по-моему. :) Т.е., не срабатывает их пугалка, не ведусь я, и сами же они и раскрывают себя, свой идиотизм, – если не вспоминать, как на том корпусе не расписывался вообще никто, у дурака в 408-й было, по его словам, 38 выговоров – и никто его при мне за это в карцер не сажал; а тут – я еще на том, опять же, корпусе слышал – у первоходов на новом корпусе за отказ от росписи забирают телевизоры, но в карцер – ни разу не слышал, чтобы сажали. Еще один прикол этого утра, – соседушек моих по камере опять не пустили гулять одних. «Заказали» в девятом часу, как обычно, но, видя, что я остаюсь, не пустили, – не всем сменам еще успел этот ублюдок опер сказать, чтобы пускали. Вообще, надо сказать, раздражают они меня, эти уголовнички-соседи, всё больше и больше. Быдляк, как и следовало ожидать, подружился уже с дятлом-домушником, хотя сперва тот его и раздражал, и теперь общается куда больше с дятлом, нежели со мной. Естественно – друг другу-то они свои, одной породы, в отличие от меня. Подружились они, надо сказать, в основном на почве совместного курения, общих забот о добывании курева и вообще этих курительных ритуалов, которые тут весьма сложны. Для курева у каждого из них своя баночка (взяли мои баночки из-под чипсов Pringles, – картонные, круглые и с пластиковыми прозрачными крышками), в которой лежат нарезанные – каждая на три части, «мойкой» – сигареты, заранее нарванные ровненькие прямоугольные клочки бумаги для самокруток – «тарочки», как их зовет быдляк; и туда же из выкуренных самокруток они ссыпают остатки табака, – безотходная технология, ничего не пропадает. Сигареты режут на три части каждую из экономии – из каждой части получается маленькая самокруточка, – и из экономии же спички, оставляя только обрубочки по 2-3 см с серной головкой, режут потом «мойкой» вдоль напополам. Из каждой спички выходит две, таким образом. Конечно, эти соседи получше, попроще, побезобиднее, чем были засранец и дурак там, в 408-й, но всё равно – долгая жизнь вместе с тупым русским быдлом в одном помещении приводит к тому, что начинаешь ненавидеть любых конкретных представителей этого быдла. Пока пишу это, кстати, быдляка опять уже выдернул [запись оборвана]

утро/день (после проверки)
Удивительно оно наглое, это расейское быдло… Прихожу – сидят с дятлом за столом: только завтракали – опять чаевничают и жрут. Дятел достает сыр из своей передачи, – думают, чем бы его нарезать. Вдруг у быдляка в руках оказывается какая-то ложка, и он начинает ее черенком, как и я обычно делаю, резать сыр. У меня мелькает смутное подозрение, я мимоходом заглядываю в шкаф, – ну точно, моей ложки в миске нет. Т.е., это чмо, вместо того, чтобы заточить свою ложку, когда ему надо, просто без спроса хватает мою, слегка заточенную ее прежним владельцем-нарядчиком.
А пришел я тоже от опера. Пока дописывал предыдущий кусок, он как раз привел быдляка – и совершенно неожиданно вызвал меня, тетрадь пришлось убирать в баул уже при нем. Недоумевая, иду. Оказалось – до него дошло, что я в последний приход Каретниковой, тогда, на «следственном», жаловался ей на него, просил привести в чувство. Я-то думал, что раз говорили не в присутствии начальства, то ничего не будет, но нет – подействовало! Я был просто в восторге. :)) Он стал спрашивать, в чем дело – с такими же усмешечками, как обычно разговаривает на проверках, при своих коллегах, хотя мы были наедине. Я прямо ему сказал, что, по моим наблюдениям, он ко мне неравнодушен. Он, смеясь еще больше – я попал в точку! – ответил, что, мол, у него первый раз сидит такой человек, который никого не убил, не ограбил… в общем, я понял, что как политзаключенный я ему интересен и, так сказать, в диковинку. Пришлось объяснять ему опять всё заново – и насчет неизбежной сухой голодовки в случае попадания в карцер; и как их замначальника Горбачев тогда, 24 июля, сразу стал просить, чтобы только информация не вышла вовне, – а им точно будут звонить корреспонденты, и российские, и западные, и спрашивать, что у них там со Стомахиным (мне показалось, это на него подействовало, хотя – кто уж там будет звонить…); и про то, что не надо разговаривать со мной в такой панибратской манере, тем более на людях; и т.д. и т.п. И вообще – что меня не надо трогать, я же их не трогаю (только что за «дежурства» эти не расписываюсь, – но ничего, это уж перетерпят как-нибудь), и что отряднику на зоне (Палычу на 11-м в Буреполоме), помню, я тоже так ответил – что меня можно просто не замечать – на его вопрос в 2009, как же ему со мной быть; и что никаких телевизоров мне не надо – а он, сука, как раз сказал, что скоро нам его поставят, так что опасался я не зря; не знаю уж, насколько подействовала на него угроза, что я этот телевизор просто разобью, – хотелось бы верить, что подействовала. (А то тут как раз быдляк эти дни – вчера и сегодня – начал что-то особенно страдать без телевизора.) Заодно спросил, почему со 2-го августа нет электронных писем от Маглеванной, всегда писавшей аккуратно и регулярно, – но он уверял, что действительно нет, он, мол, мне всё приносит, а эта женщина, которая носила до 1-го июля, после отпуска до сих пор всё ещё на больничном.
В общем, поговорили вроде неплохо, – что ж, подождем, на какой день после этой беседы он опять начнет называть меня «Бориска» и стращать карцером. Заодно узнал я самое смешное. На его слова, что, мол, не надо портить ему жалобами начало карьеры и что он не хочет упоминаться где-то в интернете, я спросил: «А это что, начало?» – и он сказал, что опером (как я понял) работает пять лет, а вообще – с 2003 г.; и тут мне пришло в голову спросить, какого он года рождения. Оказалось – 1986! :))) Лет на пять-шесть моложе, чем я думал. И это хамло позволяет себе говорить со мной на «ты» и называть «Бориска», мразь такая!..
Привел он меня обратно, стал открывать камеру – в замке вдруг сломался ключ, он вытащил обломанный стержень без бородки. Пришлось идти, звать продольного, еще какого-то «мусора», я стоял у окна, ждал. Они открутили скобу, в которую входит язычок замка, открыли дверь и впустили меня. Несколько раз еще подходили к двери снаружи, возились там, гремели железом. Я попробовал изнутри толкнуть – дверь заперта.
А мразота эта – опер – уже не знает, чем мне еще пригрозить, чем напугать. Видя, что про карцер не помогает – уже второй раз (в прошлый разговор тоже) говорит, что, мол, я уже заработал себе самый плохой этап. :) Как будто я и без него не знаю, что таких, как я, негласно велено засылать как можно дальше, и как будто тюрьма может как-то на это повлиять…

20.8.13., 7-й час вечера (после ужина)
Будь всё проклято! Тошно, тоскливо, омерзительно, невыносимо!.. Ненавижу, не-на-ви-жу весь этот мир, эту тюрьму, всю эту мразь вокруг, всех тупых идиотов на воле, эту гнусную, мерзкую страну, всё это быдло, укравшее и сломавшее мою жизнь!!! Мрази, твари, ублюдки, на вас не одну, на вас 100 ядерных бомб я бы сбросил, если бы только мог…
Зуб продолжает болеть, хотя и меньше, чем до принятия двух таблеток кеторола 8-го августа. Эти дни болеть начинает обычно под вечер, если не вообще после отбоя, – не очень сильно, не очень долго, но всё равно неприятно. Сейчас вот, недавно, принял еще две таблетки кеторола, но – в ужин, через меньше чем час, заболело снова. Не убивает этот зуб проклятый кеторол, как было с тем, в мае… Сейчас опять прошло, – до ночи или до завтра?.. Если разболится всерьёз и надолго – я реально не знаю, что делать, это будет настоящая беда…
Получил утром очередное письмо от Мани, еще более дурацкое, чем раньше. Всё объясняет мне упоенно про свой «переход», про «гендерквир», про то, что она теперь «агендер», и т.д. Упрекает меня в «квирофобии», «трансфобии» и т.д., а также в неуважении к ней и к ее выбору и «переходу». Еще одно письмо написал ей в ответ в тщетной попытке разъяснить, что ее ПРАВО считать себя хоть средним родом, хоть кем угодно, я признаю, уважаю и готов защищать, но по сути с ее фантазиями о себе соглашаться не обязан и не собираюсь, – так же, как, скажем, я поддерживаю кавказских моджахедов – но отрицательно отношусь к исламу, которым они вдохновляются; или же как меня самого та же Е.С. защищает вот уже второй срок, категорически не разделяя моих убеждений. Но – очевидно уже, что всё это без толку, и Маню придется просто тихо списать, вычеркнуть из друзей и близких людей, потому что переубедить ее не удастся, а в таком виде общаться с ней невозможно… Что ж, было да сплыло; умерло – так умерло, и нечего плакать. Будет писать, помогать, м.б., даже приезжать, – что ж, хорошо, пусть; нет – и черт с ней. Если освобожусь, доживу, – не вспомню даже, не то что общаться, звонить, СМС-ки слать, как в прошлый раз. Уеду – и забуду, пусть своему Женечке на шею вешается…
Уродец дятел-домушник, сегодня таки получил большой магазин от вчера, от своей мамаши, видать. Теперь у него и сгущенка опять, и майонез, и полкило кофе, и десять «бизнес-меню», точно таких, как я ел в 2006-07 на «пятерке», и пепси-кола, и даже две пачки хлеба «Харрис» (куда тебе, быдло сиволапое, господский-то, хороший хлеб!..), и еще много чего. Будут жрать и наслаждаться вместе с быдляком. Да, четыре блока сигарет им зашло, – наконец-то; основная проблема их бытия временно разрешена, и они даже теперь – на время – перестанут крутить самокрутки и насыпать в них табак из баночек, сидя за столом… А мне – то ли опять не всё сразу несут, то ли… Ну не могла же мать настолько сойти с ума, чтобы заказать мне только пакет конфет, бананы и пакет сока?!. Ни паштета, про который я напоминал на свиданке, ни макарон по-флотски, ни колбасы, ни хлеба, ни майонеза, – словом, ничего пожрать сегодня не принесли. Счастье еще, если Бородин придет завтра или послезавтра, как он обещал, и можно будет написать ей еще и к следующему понедельнику сообщить, ЧТО надо заказать; а если нет?..
Дико, до ярости, бесят все эти трусы, которые она мне сюда накупила и передала. Сегодня в бане одел одну пару новых, которую вчера специально достал из баула. Омерзительные, – тонкие, тряпочные, почти ситцевые, болтающиеся до колен, нелепо длинные и тонкие, – тот самый отвратительный, деревенский фасон, который я инстинктивно, всем нутром ненавижу с тех самых пор, как увидел впервые в жизни!.. теперь вот принужден носить его сам, – потому что, видите ли, эта старая идиотка, как она уверяет, нигде, ну прямо абсолютно нигде, никак не может найти такие, как надо, – трикотажные, эластичные, со штанинами коротенькими, какие носит всё это быдло; не говоря уж о том фасоне, который я носил всю жизнь, и весь тот срок, до 38 лет, а теперь она, видите ли, его тоже фатально, безнадежно, навечно не может найти в магазинах, – трусы пляжного типа, вообще без всяких штанин.
Единственной приятной неожиданностью за весь день стало письмо Андрея Осина, – электронное, полученное вместе с маниным. Короткое, всего три-четыре строчки; поздравление с д/р, пожелание, а также фраза, что мои друзья не забыли обо мне и разворачивают кампанию за мое освобождение. Я, естественно, ответил ему и попросил рассказать про эту кампанию подробнее. Но – едва ли получу ответ; все эти «друзья» так обычно и делают – напишут одно письмо, и на этом считают свой долг исполненным. Злотников (хотя его-то к друзьям я никогда и не относил), считавший меня, оказывается, провокатором «конторы», был первым из таких; затем – Антоша, Миша Рахманов; что ж, посмотрим на Оссена…
«Друзья»… Тупые мрази, быдло, населяющее эту проклятую страну!.. Ненавижу, ненавижу лютой, смертельной ненавистью вас ВСЕХ!!!...
Быдляк сегодня на ужин, к своей рыбе, брал «майонезик» уже у дятла, – как же, без майонеза он рыбу эту уже и есть не может, избаловался, быстро привык к хорошему. Но – если меня он хотя бы спрашивал, можно ли взять, хоть для виду, то у дятла берет, не спрашивая вообще!.. :))))

21.8.13., день/вечер (до ужина)
Ублюдки соседушки плетут интриги и роют подкопы на тему получения-таки в «хату» телевизора. Мрази, выродки тупые, видеть их не могу, с каждым днем они бесят меня всё больше. Подскакивают, суки, ни свет ни заря, раньше меня (точнее, дятел-домушник-то вообще практически не спит круглые сутки, тварь!..). Еще только семь утра где-то сегодня было, – они оба уже за столом, первое чаепитие за день, и потом их еще будет до десяти. На прогулку их сегодня таки пустили без меня, хотя сперва не хотели, – а проверка была необычно рано, почти сразу после завтрака, их еще не привели. Мрази опера на проверке не было, и они, придя и узнав всё это, слышу, шушукались тихонько, что, мол, когда он, опер, придет – принесет мне письма, а то насчет прогулки спросит, как всё время теперь, то они, мол, у него узнают и про телевизор. Суки, бессмысленные, тупые суки, жаждущие только дешевых развлечений да бухла/кайфа/балдежа вместо того, чтобы каяться и думать о душе, тупые безмозглые русские суки, как же я вас всех ненавижу!..
Ублюдку домушнику после обеда притащили еще и пакет с вареными яйцами, – большой, не 20 штук, как мне приносят, а не меньше 30-ти, наверное. Собезьянничал с меня, конечно, вряд ли его быдляцкая мамаша догадалась бы сама, а не из его письма узнала. Будет теперь, сучня, жрать еще и яйца, как уже жрет хороший сандвичный хлеб, сгущенку, плавленый сыр «Дружба», майонез, хлебает кофе то и дело… Хотя по заслугам, по ее реальному достоинству и реальной сущности – эту тварь как раз надо было бы держать на одной лишь вонючей капусте и сечке, которые эта тварь не жрет, а сечку, брезгливо поковыряв чуть-чуть ложкой, выкидывает в унитаз. А сейчас эта мразь, ублюдок, квартирный вор, алкаш и наркоман, бессмысленная инфузория – начала уже питаться тут с магазина не хуже меня, а там, глядишь, и лучше будет, перегонит. И – забавно смотреть, как ко всей ее жратве и вообще всему, вплоть до стирального порошка, тут же пристроился, как к своему, тупой владимирский быдляк, ничего своего вообще не имеющий, но со мной все же такой наглости себе не позволявший. За это он как бы взял над дятлом шефство, – в частности, напоминает ему писать письма домой, помогает правильно указать все индексы (тот такой феноменальный идиот, что сам не может), и т.д.
Последнее по времени идиотское событие – принесли опять повестку в Омск, в затеянный там Корбом гражданский «суд», на 23-е, в качестве «заинтересованного лица»… А эти суки придумали свеженькое: писать матери домушника, чтобы она купила и привезла им телевизор!.. Очень надеюсь, что не примут и что эту тварь вскоре всё же из камеры уберут.

22.8.13., вечер (после ужина)
Дико болит зуб – но не справа, как теперь все время, а слева, торчащий одиноко, клык сверху, рядом с тем, что вылетел тогда, осенью 2006, в тюрьме, – болит и болит, но опухоли на морде вроде пока нет. Именно от этого клыка была не так давно опухоль, – но тогда не было такой сильной боли. Таблетка темпалгина, по крайней мере, очевидно не помогла; помогут ли две таблетки кеторола, последнее средство?..
Приходил сегодня адвокат Бородин, – пришел с утра, но меня к нему привели только в обед, после часа дня. Принес мне свежий «The New Times», но, как только мы вышли с ним из кабинета в коридор и стали прощаться, – из той двери, за которой дальше кабинет Горбачева и пр., вышла какая-то мразь в форменной рубашке, рожа совершенно незнакомая, раньше никогда мною тут не виданная, – Бородину сказала стоять в коридоре, а меня завела опять в тот же кабинет и стала шмонать. Не с раздеванием, а так, наощупь, – по карманам, потом пощупала штаны между ног, донизу, затем приказала снять ботинки и ощупала ступни, и в сами ботинки тоже заглянула. Ничего не нашла, кроме этого свежего номера журнала, который вернула Бородину вместе с угрозой – что, мол, «встретимся с вами в суде», бред какой-то, – т.к. он, якобы, ничего, кроме документов по делу, мне приносить не имеет права. И даже не отреагировала эта мразь на мои слова, что я этот журнал взял из камеры, хотя доказать обратное никак бы не могла. Жаль, что не довелось разбить ручкой моей палки всю харю этому тупому мусорскому ублюдку в форменной рубашке, чтобы зубы посыпались, – ну да кто знает, вдруг еще когда-нибудь доведется?..
Надеюсь, эти ублюдки хотя бы не стали шмонать Бородина и не отобрали у него мои письма, – матери, Мише – одно, написанное еще позавчера в камере, второе – в ответ на его, принесенное Бородиным, – и письмо Паше Люзакову. Надеюсь, что нет, но узнать это точно можно будет только через неделю – в следующий четверг, 29-го, когда он обещал прийти опять. Надеюсь, не отобрали, но, если честно, потеря будет не такая большая. Из новостей Миша написал всего три – что Люда Евстифеева решила принять участие в World Stomakhin Day 24-го; что Корб, оказывается, не получил мой ответ на его последнее электронное письмо, который я отдал еще в воскресенье – и думал, что в понедельник он уже должен получить; ну и – что сам он ездил в Питер и видел там Маню. Пишет, что, да, она какая-то странная – требует, чтобы ее называли в среднем роде; но, тем не менее, отставлять ее от «тифаретника» не рекомендует, т.к. она, типа, сильнее всех, с кем он обо мне говорил, меня уважает, сильнее всего предана, больше всех делает для меня в интернете, и т.д. – точных его выражений я не помню.
Бородин же, на мой вопрос, что он все-таки думает говорить в мою защиту на «суде», – вдруг, к моему изумлению, заявил, что насчет «суда» он еще в раздумьях, или не уверен, как-то так. Понять это можно было только одним образом – он думает, браться меня защищать в «суде», или нет; да и сам он сказал, что, мол, не хочет меня бросать, чтобы потом не было к нему претензий. Потом, позже, я вспомнил, как в тот раз, неделю назад, в принесенном им же письме мать мне писала, что он за участие в «суде» потребовал с нее по 30 тысяч в месяц, которые ему до сих пор не платили, но которые вроде бы в договоре все же прописаны. Видимо, колебания его чисто финансового свойства, – ждет, заплатят ему или нет. Хотя… даже если он и не будет участвовать, «защищать» меня, – потеря небольшая, т.к. исход этого «суда» известен заранее, менее десяти лет я получить не рассчитываю, и даже все адвокаты в мире не могли бы на это повлиять. На сегодня осталось мне, кстати, 3557 дней, если исходить из максимума, из десяти с половиной лет…
Сказал он еще, что мразь Абоев, оказывается, отправил мое «дело» прокурору вроде бы только 16-го, через десять дней после закрытия. Что ж, еще чуть-чуть отсрочки, – значит, всё-таки можно надеяться, что и в первую неделю сентября этот «суд» еще не начнется…
Сокамернички уже второй вечер подряд играют за столом в домино, – коротают время в ожидании телевизора, в получении которого уверены твердо. Вчера домушник, это одноклеточное простейшее, примитивнейшее существо, жаждущее лишь развлечений, – инфузория, как я еще стал его звать про себя, – весь вечер охал, ныл, страдал, – словом, изнывал от скуки, тяжелых мыслей и отсутствия развлечений. (Книги он тут все же вынужденно читает, но с трудом, часто прерываясь, и вообще видно, что читать он не мастер.) Наконец, придумал сыграть с быдляком в домино, – и оно откуда-то тут оказалось целое, хотя в начале, еще при нарядчике и наркомане, я помню, было неполное, чего-то там не хватало, – нарядчик говорил про это, кажись, наркоману, так же вот изнывавшему от скуки. Что ж, традиция заложена – и теперь, уже ясно, они будут резаться каждый вечер, как и вообще – изнывание от скуки усиливается у таких вот примитивных инфузорий именно к вечеру, к ночи; а по телику к ночи как раз большинство пошлых развлекух для быдла и показывают, так что – появись только у них телевизор, – борьба со скукой и тяжелыми мыслями будет продолжаться минимум часов до двух ночи, если вообще не до утра…
Сколько времени пишу, – вроде и отвлекаюсь, и голова занята, – а зуб всё не проходит, всё болит, хоть и не смертельной болью, но всё же довольно чувствительно и неприятно, и я реально не знаю, что с ним делать…

23.8.13., 9-й час утра (до завтрака)
Мрази – соседушки по камере – умотали «гулять». Слава богу, хоть час отдохнуть от их рыл. Вчера их «кинули с прогулкой» – вообще никого на этаже не «заказывали» и не водили. Это тупое, бессмысленное насекомое – владимирский быдляк – как только подсел на продукты домушника, стал жрать вместе с ним, – тут же забыл свое прежнее предупреждение, что, мол, КАЖДЫЙ день он ходить «гулять» не будет, только иногда, – и теперь рвется в бой, как миленький ходит именно что каждый день, «да, да, идем!!!» - кричит «заказывающему» «мусору» через дверь. Встают эти ублюдки с каждым днем всё раньше, что меня невыносимо бесит, – сегодня, по-моему, когда включили свет, быдляк уже сидел за столом, а чуть позже к нему присоединился и дятел-домушник, и под их тихое шушуканье о чем-то состоялось первое за этот начавшийся длинный день чае/кофепитие и первое «по яичку» (жрут, суки, вареные яйца, прямо как благородные, как я прямо, – вместо положенной по их быдляцкому статусу сечки…).
Дико болел ночью зуб, – от этой боли я и проснулся, наверное. С вечера, после таблеток, поужинал – боль сильная, т.к. растягиваешь рот при жевании и давишь на опухоль, – но потом, когда пил чай, всё вроде прошло. И вот ночью – опять дико болит эта опухоль, даже не сам зуб. Да так, что аж лежать не могу, не то что спать. Вот беда-то очередная… Встал, посидел, походил. Пришлось жрать опять таблетки, выбора не было, – две кеторола и две темпалгина разом, увы. Если так пойдет, они быстро кончатся, еще до этапа. Стало немного полегче, лёг. Пульс, как молоточками, стучит в этой опухоли, на морде опять заметный желвак. Потом, видимо, прошло, – уснул, не помню. Проснулся утром – боли нет, если не трогать.
Привезли сейчас завтрак, – сечка…
М-да, вот и попал ты опять в переплет, браток, да опять в тот же самый, только теперь – вдвое дольше по времени. Хорошо, что вот были лекарства, а если бы их не было? Если бы это случилось на зоне, далеко от Москвы, как тогда, в октябре 2009-го, и уже давно кончились бы лекарства, и некому было бы их привезти (да еще пустят ли…)? Как бы ты тогда? Всю ночь без сна? А наутро? На санчасть местную нечего рассчитывать, да и – кто туда пустит ночью, кто выпустит из барака и проведет сквозь все «локалки» на пути?..
М-да, тупик, конец жизни, явный тупик… 3556 дней осталось… Почему я не могу повеситься вот прямо сейчас, пока они «гуляют», завтрак уже роздан, в камере и в коридоре никого нет? Почему??? Всё еще верю во что-то хорошее, в какие-то сказочные берега, которых, м.б., достигну там, за сроком, переживя весь этот ужас? Всё ещё надеюсь на что-то хорошее, хоть под конец жизни? Но ведь умом я прекрасно понимаю, что ничего хорошего не будет уже никогда, и под конец тоже, и что гораздо лучше, разумнее, покончить со всем этим разом, прямо сейчас, чем мучиться еще столько лет, – от болезней, от глумления уголовной мрази, от того, что не дают спать… Почему же я не могу? Орлеана эта, что ли, меня сбивает с толку? Кстати, и от нее тоже уже неделю нет письма, – значит, видимо, и ей мой ответ 19-го, в понедельник, тоже не отправили… :(((
Но, по крайней мере, хорошо одно. Раз их стали водить «гулять» одних, а меня оставлять, – значит, на самый крайний случай у меня всё же есть шанс…

P.S. Между прочим, когда последние два дня владимирский быдляк читал тут библиотечный «Понедельник…» Стругацких, – у меня было такое чувство, что он лезет своими грязными лапами прямо мне в душу, незаконно выведывает самые потаенные мои чувства, надежды, ощущения, тончайшую, эфемерную, трепещущую память моего детства, топчется по самым потайным уголкам моей души своими грязными быдляцкими сапогами… Одно дело – Майсурян, интеллектуал и знаток Стругацких, хоть и «красный», а совсем другое – вот эта мразь, быдло, родители – на заводе работали, сам – всю жизнь по лагерям… Нет, нет, нельзя, да и ни к чему, давать быдлу образование, просвещать его, давать ему читать наши священные книжки, на которых мы выросли, которые сформировали нашу душу (мою, по крайней мере). Это тайное знание – не для профанов, не для быдла. Прочтя такую книгу, содержащую частицу моей души, просто для убития времени в тюрьме, быдло лучше, тоньше, добрее и просвещеннее не станет ничуть, а вот я – я потом еще много лет, видимо, беря эту книжку в руки, буду брезгливо содрогаться, чувствуя, что она опоганена прикосновениями быдла…

24.8.13., 9-й час утра (до завтрака)
Животные эти, соседушки, опять умотали «гулять», так что можно хоть писать без помех.
День рождения, будь он неладен… 39 лет прожил, а счастья так и не было, вспомнить – хорошего – из жизни практически нечего, так – пару-тройку отдельных моментов, когда казалось, что счастлив, но – быстро это счастье кончалось, за считанные дни буквально…
Всю ночь, с вечера, лил проливной дождь, сейчас за окном хмуро, пасмурно, сыро. Хоть бы уж не лило больше, а то, чего доброго, одиночные пикеты в Москве в рамках World Stomakhin Day придется отменить из-за дождя.
Весь день вчера, хоть такой сильной боли, как той ночью, уже и не было, но весь день было мне плохо из-за этой опухоли во рту и на морде. Поднялась после обеда даже температура – ясно, что из-за этого, воспалительный процесс ведь в организме, – не очень высоко, но держалась долго, до самой ночи, и даже таблетка аспирина сбить ее не помогла. В обед почти не мог есть – жевать еще ничего, но глотать – опухоль эта во рту придавливается, и больно ужасно. К ночи – на одних бананах после обеда – жрать хотелось уже ощутимо, но я боялся браться. Однако, вопреки ожиданиям, после курицы-гриль и чая стало мне получше, и жевать уже больно не было, и глотать, и после чая горячего даже температура прошла – выступил пот на лбу.
Опер, мразота, был вчера на проверке, сказал, что у него сегодня (вчера) короткий день и он сейчас уходит – но всё же сперва владимирский быдляк, а потом и я напросились к нему на прием. Вызывал он на этот раз не в кабинет – в дальнем конце коридора, – а – для скорости – просто подводил к ближайшему окну в коридоре, в нише. Быдляк пошел первым – и, выходя, когда он вернулся, я успел услышать, как лежащему на шконке дятлу-домушнику он сказал: «Отбой». Ну и слава богу! И опер мне тут же подтвердил, что да, от частных лиц телевизоры в тюрьму не принимаются. Обломались-таки опять наши скучающие любители развлечений и прожигания жизни!.. :))) Сказать честно, я был этим их обломом доволен, наверное, куда сильнее, чем они им же удручены. Итак, слава богу, ночной галдеж всяческих «кино» опять откладывается.
Писем никаких, к моему удивлению, опер мне не дал, но зато – их принесли после обеда! Какие-то неизвестные мне «мусора» в форме – мужик и баба, по-моему, но не та, что носила раньше, а какая-то другая, молодая. Электронное письмо от Люды Евстифеевой (все-таки решила мне ответить!..), от Сергея Крюкова из Ульяновска, от какого-то неизвестного Иванова (без бланка ответа), и – письмо №28 от Майсуряна, в котором он, как я и ожидал, описывает ситуацию после создания Корбом Комитета моей защиты как явный и очевидный раскол в группе поддержки, сложившейся за эти месяцы, что я сижу. Оказывается, всё зашло так далеко, что, создав для своего Комитета отдельную рассылку, Корб перестал писать в ту, что была до сих пор по мне основной – pzk_bst. А я-то, наивный, еще просил его в последнем письме (неизвестно, дошедшем ли) передать туда информацию про вернувшееся мне из эделевского ящика в Екб письмо!.. Оказывается, еще незадолго до провозглашения Комитета Корб о чем-то поругался с Эделевым и хотел вообще отписаться от этой рассылки, но Майсурян, как второй модератор, уговорил его этого не делать – и Корб теперь перешел там в режим read only.
Сказать, что вся эта информация меня расстроила, или даже взбесила, – значит, ничего не сказать, притом, что Майсуряну, говорящему всё как есть и называющему вещи своими именами, я доверяю куда больше, чем Корбу, хитрому любителю обходных дипломатических формулировок и всяческого увиливания от прямых вопросов. Да еще это последнее мое письмо к нему не дошло, черт возьми!.. Короче, вдруг мне пришла идея – тоже безнадежная, если вдуматься и припомнить характеры действующих лиц, но хоть что-то, – и я, несмотря на паршивое самочувствие, сел после обеда и кофе писать открытое письмо как членам Комитета, так и параллельной к нему группе Люзакова-Эделева-Майсуряна и вообще всем участникам кампании в мою защиту. Получилось оно короче, чем я думал, но работы над ним предстоит еще много, для такой публики уж и не знаешь, как отточить формулировки, чтобы они все и во внимание приняли, и не придирались попусту. Сперва, после завтрака – моего одного и трех завтраков этих козлов, не меньше! – хочу я сделать наиболее легкую часть работы, ответить Люде Евстифеевой и Крюкову, ну а там уж – сегодня ли, или нет, но до четверга, когда обещал прийти Бородин, это письмо должно быть не только полностью готово, но и переписано в двух экземплярах (один я традиционно, на всякий случай, оставляю себе).

25.8.13., 9-00 (?) утра
Демоны эти только что ушли на «прогулку», можно писать спокойно. Но о чем?.. Вот и прошел он, день рождения… Весь день вчера лило, с перерывами, правда, но до самого вечера, так что не знаю уж, как там прошли пикеты и были ли они вообще. Опухоль на морде у меня почти сошла, болеть так, как накануне ночью, уже не болело, – только зуб с правой стороны болел, как все эти последние месяцы. Написал вчера электронное письмо Люде Евстифеевой и Сергею Крюкову, сегодня в ужин не забыть бы их отдать. Исправил и переделал частично проект своего открытого письма комитету моей защиты, – но что-то до сих пор всё не уверен, колеблюсь, стоит ли вообще публиковать какое-то письмо к ним, или же – пусть всё идёт так, как идёт, тем паче, что никакими открытыми письмами отсюда я всё равно ни на что повлиять не смогу, кто уж там меня послушает…
Новая беда, давно ожидаемая: с окна несет холодом, форточки-то сняты. Спать можно, только закутавшись, подоткнув со всех сторон одеяло. Сейчас, днем, без одеяла, – я уже надел и свою шерстяную кофту, в которой проходил тут всю зиму, но – стали мерзнуть ноги в джинсах. А поддевать что-то в конце августа вроде бы еще рано. Элементарным выходом было бы, конечно, навесить обратно форточки и закрыть их, но – вот этого-то, пожалуй, ждать здесь придется долгонько и просить не один раз, м.б., даже через ОНК. В 408 засранец и дурак, помню, не раз говорили мне, что, когда они в нее заехали 8-го сентября 2012 года, окон там еще не было, и вовсе не на следующий день, как можно было понять, их поставили…
Дикая, невыносимая мучительная тоска, как и всегда. 3554 дня осталось… За что, за что мне это?! За что я сижу здесь??? Как бы там ни было, но жизнь действительно кончена, и даже перспектива пережить весь этот кошмар и уехать представляется мне сейчас весьма смутной и едва ли реальной. Попал, так уж попал!.. :((

26.8.13., вечер (после ужина)
Ну что ж, наблюдение за различными образчиками русского быдла продолжается…
С утра их сегодня опять «обломали с прогулкой» – «заказали», но не пришли и не повели. :) Очень возмущались, особенно дятел-домушник, инфузория сраная, хотя сперва идти не очень-то и хотел, после своих утренних жалоб на то, что всю ночь не спал, и на постоянные «гонки» (по вертикали? :). Чаевничали-кофейничали опять, как всегда, весь день, и еще, видимо, успеют до отбоя, но – увы и ах – жратва вся уже кончилась: и сыр (обычный с передачи и плавленый с ларька), и колбаса, и хороший хлеб, и яйца, и даже баранки, печенье и, по-моему, сгущенка. :)) Остались, по-моему, только майонез, лапша «Бизнес-меню», ну и кофе, сахар, что еще?.. не помню, ну да и бог с ним. Передача следующая будет не скоро, это дятел понимает и сам, но мне интересно другое: как часто ему будут делать тут ларьки? Сегодня с утра взял прейскурант магазина, ручку, бумагу – и написал очередное письмо домой, со списком, чего ему тут заказать: майонез, сгущенку (я видел краешком глаза, проходя мимо), еще что-то. Надеюсь, что все же не пиццу за 900 рублей и не котлеты по-киевски, и что эта тварь все же не будет питаться здесь лучше меня, – мне это было бы весьма обидно. Потом это чмо вызвали в санчасть – а другое, оставшись со мной наедине, рассказало, зачем эта инфузория хотела идти на прием к начальнику: самое главное – говорить о переводе на старый корпус (хрен!), потом – еще что-то, не могу сейчас вспомнить; ну и – конечно же, просить телевизор! Не знаю точно, как именно просить, а уточнять не стал: передать от его мамаши с воли, конечно, не разрешили бы, но вот надыбать здесь, в тюрьме, раз их сюда закупают новые – могли бы. Еще раз порадовался, что вчера так удачно ликвидировал его заявление, и сошло, никто ничего не заметил, – так после обеда эта мразота, ни слова не говоря, села – и написала новое! В ужин быдляк отдал его вместе с письмом – и прямо тут же, пока еще баландер не закрыл «кормушку», дятлу принесли журнал – расписаться за это заявление. А вчера, за заявление к врачу, не приносили.
Вчера и сегодня до- и переработал частично – и сегодня после обеда переписал набело открытое письмо к Комитету моей защиты и остальным защитникам. Если всё будет нормально, 29-го, в четверг, отдам его – и, боюсь, оно сделает Корба из хитрого друга моим открытым врагом еще быстрее, чем Майсурян предполагает, что Корб попытается подчинить меня своей воле.
Невыносимая, жуткая, давящая громада десятилетнего срока, нависшего над головой. Тоска и отчаянье, полный жизненный тупик. Ожидание мерзкого ночного галдежа телевизора, не дающего уснуть… Днем сегодня немного распогодилось, стало потеплее, но сейчас вот, к вечеру, опять уже несет из окна леденящим холодом, от которого за сегодняшнюю ночь я чуть не околел, весь подоткнувшись со всех сторон своим узким и тонким полушерстяным одеялом… Жить в одном помещении с быдлом – это значит постоянно (кроме летней жары) мерзнуть и не спать.
Почты сегодня я ожидал много – как минимум электронные письма от Крюкова и от Миши Агафонова, – но опера на проверке не было, после он тоже за весь день не появлялся, и другой никто тоже, как в пятницу, почту не приносил. Облом-с…

28.8.13., вечер (после ужина)
Ну что ж, вот и пришла сегодня почта. Утром на проверке опер – без обычного балагурства и шуточек – отдал три письма, потом, почти сразу после проверки, засунулся в «кормушку», потребовал показать, какие письма только что отдал, – и вручил еще два. От Миши Агафонова (наконец-то), от Корба, от Орлеаны – и два поздравления от незнакомых людей, без бланка ответа. Так что, как я и предполагал, отправлять завтра через Бородина свое открытое письмо, уже написанное, доработанное, переделанное, переписанное набело, – мне не придется. Решил все же не выносить сразу на общее обсуждение, а написал всё это Корбу в ответе на его письмо, – про раскол в основном, конечно. Не знаю, когда уж оно дойдет, когда он ответит…Написал зато по его совету после (как он говорит) обсуждения с Верзиловым небольшое обращение к Наде и Маше («Pussy Riot»), – что ж, пусть переправят им, посмотрим, ответят ли они мне (едва ли, впрочем), а заодно – пусть и опубликует в интернете, всё польза… Рассказал про этот WSD, – увы, мало городов, мало, слабенько… Ковач в Челябинске не изволил, значит. В Риге тоже никого, хотя – могли бы, дорогие друзья из «DDD» . Много, много кого еще можно было бы на это подписать теоретически, и я спросил Корба, планируются ли еще такие WSDни. Но больше всего поразил меня Агафонов: он обнаружил в интернете, что, оказывается, на Лубянке с плакатом обо мне стоял… Кантор!.. Миша был поражен и одну фотку с канторовского ЖЖ прислал мне, а уж я-то как был поражен!.. Вот бы встретиться, поговорить как-нибудь… И совсем не то, что он спер тогда у матери эти деньги, а то, что бросил всё, просто ушёл, лёг на дно, – и не как Миша Агафонов, который тоже бросил чисто политические дела, но меня-то защищать не бросил, ездил ко мне в Буреполом сколько раз…
Потеплее стало в камере, – то ли за счет потепления и на улице, а еще и потому, что быдлососедушки вчера утром, после того, как я, окоченев с ночи, спросил на проверке у «мусоров», когда будут закрывать окна (на что один глумливо ответил мне: «По зиме!», - а второй стал объяснять, что сперва вроде бы ставят окна на старом корпусе, – ну да, сняли-то там тоже раньше), взялись и, кое-как подтащив, поставили в нишу большую, нижнюю форточку и подперли деревянной палочкой для окна, которая здесь принадлежность камеры. Стало, надо сказать, потеплее почти сразу. Правда, сегодня, когда на проверке «мусор», как обычно, колотил киянкой по решетке окна, палочка выпала, а потом, когда стали ее вставлять, – и рама тоже, всё пришлось делать заново; но – пока вроде всё нормально, холод несколько отступил…
Зуб справа, тот, что всё последнее время, с июля, – болел вчера вечером, а сегодня - почти весь день, с самого утра, и сильно, собака!.. Беда с этим зубом, совершенно не знаю, как быть с ним дальше.
Дятла-домушника так и не вызвали к начальнику, как я и думал, и больше он уже заявлений не пишет. :) Написал сегодня в санчасть. Так что, слава богу, телевизор нам пока не грозит. Сегодня, когда опер заглянул утром в «кормушку» с письмами, – домушник пытался опять просить его о переводе (на тот корпус, видимо), но тот цыкнул на него, чтобы отстал, и опять пообещал, что ежели что («сломится», типа) – посадит его в «обиженку». До этого тот же опер, мразота, обещал это же и быдляку; естественно, это блеф, сделать этого он не может и не посмеет, но – такого, как дятел-домушник, напугать нетрудно…
Тоскливо, конечно, хотя – день сегодня прошел быстро: до обеда я писал ответы на письма, потом – из-за зубной боли не мог ни о чем думать (да и сейчас еще побаливает), тут еще влез с чего-то, сам не знаю, с чего и зачем, в разговоры этих быдлососедушек об их (дятла) делах, и т.д. Скоро «суд», срок, этап… Будь проклята эта страна, сажающая за слова, и вся эта моя непутевая жизнь… Попал, как идиот…

30.8.13., 5-й час вечера (после обеда)
Бородин так и не пришел – ни вчера, в четверг, как он обещал мне неделю назад, ни сегодня. Похоже, его неожиданное согласие ходить раз в неделю вместо прежнего раза в две, с самого начала было обманом. Печально, но если б даже я и хотел передать через него вчера письмо к Комитету, то не смог бы этого сделать.
Главное, и наиболее печальное, событие этих двух дней – вчера вечером принесли-таки мне «обвинительное заключение», подписанное мразью Абоевым 15-го августа, а каким-то бутырским зам. прокурора – уже 23-го. Весь этот же бред, что был и в «деле», переписан там со ссылками на «заключения экспертов». Сразу стало так тоскливо, что вот уже, по сути, целые сутки я не могу прийти в себя. Принесли эту мерзость – значит, увы, скоро уже «суд», где-то после «выборов» 8-го сентября, как написал мне Миша Агафонов; потом – этап (жуткий и мучительный, как и в тот раз), и – зона. И – до 23-го года там сидеть… :((( Ничего сделать нельзя, всё уже решено и подписано, нельзя ничего изменить, приостановить, даже просто затормозить… Тоска от этих мыслей, от этой предопределенности совершенно дикая, и смерть не берет, и просто так вот принять, смириться с этим унижением я не могу… Пережить весь этот кошмар и уехать, – вот единственное, что я с утра до ночи повторяю сейчас про себя, чем себя хоть как-то подбадриваю. Но легко сказать – пережить… Как их пережить, эти десять лет, эти 3549 дней, еще остающихся? Как??!! Ясно, что ужаса еще будет очень, очень много за эти годы, сам воздух этих тюрем и зон пропитан ужасом, унижением, тоской… Вот свеженький пример, чтобы далеко не ходить: только что, после обеда и кофе, владимирский быдляк вдруг ни с того ни с сего взбеленился, что, мол, ему надоело одному убирать здесь туалет, давайте, мол, убирать его раз в неделю по очереди, – и с этим предложением злобно набросился сперва на дятла-домушника, а потом и на меня, – что, мол, мне все равно, что ли, в хлеву жить или нет, и что я, мол, ни разу не только за тряпку, но и за веник тут не взялся. Злобный дебил, ну конечно же, мне абсолютно все равно, и я теперь еще сильнее жду не дождусь, когда же ты уедешь на этап, тварь! Но – грустно, что и здесь, с неизбежностью маятника, даже после 5,5 месяцев моего и 3,5 месяцев пребывания этого владимирского дебила в этой «хате» - всё равно, опять повторяется то же, что было и в 408-й зимой. Та же уборка, те же скандалы и возмущение из-за нее, то же стремление заставить, опустить того, кто выше их, припахать его к тряпке и венику, та же истерика на бытовые темы… И так будет, пока я тут, в тюрьме, в камере, и после отъезда быдляка неизвестно еще, кого сюда посадят на его место, – м.б., и еще худшего и еще больше озабоченного уборкой урода…
Гулять их вчера водили перед самым обедом, так что обед получал я. Сегодня они тоже думали, что раз не «заказывают» утром, то, значит, поведут в 12 или в обед, но – хрен! Сегодня не повели вовсе; а я поймал себя на том, что уже жду как манны небесной их ухода, в точности как было и тем сроком на «пятерке», на спецу, в 509-й, – хоть час отдохнуть от этих тупых морд, хоть часик побыть одному, наедине с собой. Жаль, что тогда я еще не вел дневник, не догадался, а то бы как раз можно было бы в это время и делать записи.
Какой-то косоглазый «мусор»-узбек или таджик, черт их разберет, – пока они гуляли вчера, опять приходил канючить здесь в «кормушку», чтобы я написал отказ от участия в их «выборах» 8-го сентября на бланке, который заполняют для внесения их в СИЗО-шный список «избирателей». Сказал, что опять идти ко мне и клянчить ему велел «замполит». Понимая, что так просто все эти мрази не отстанут, я взял бланк и написал: «Отказываюсь участвовать в лживом фарсе «выборы мэра г. Москвы»». С тем он и удалился, очень довольный.
Было вчера и немало хорошего, – принесли письма. Сперва – опер после проверки, а последнее письмо от матери (второе за один день) после обеда принесла какая-то тетка в форме, или кто там теперь их носит, я точно не разглядел, – но не та пожилая цензорша, что носила до июля. А еще до опера – неожиданно принесли в пакетике… библию, пришедшую, как следовало из накладной, по почте от Владимира Гудзенко из Луховиц, – давний мой знакомый, еще до того ареста, но видел живьем я его только один раз, летом 2012 в Сахаровском центре, на каком-то собрании, устроенном моим бывшим одноклассником Браиловским, как всегда, по теме учредительного собрания; и при той короткой встрече Гудзенко мне успел сказать, что блогер walter_kim в ЖЖ, на которого стоит ссылка даже на сайте MFF, – это он, Гудзенко, чему я был несказанно удивлен, а ник корейский потому, что он, оказывается, изучает корейский язык! И вот – в письме, вложенном в библию, он вспоминал эту встречу, напоминал о себе, писал, что он, оказывается, еще и верующий, жалел, что я в «РП» так резко выступал против религии (почитал бы он Нестеренко!.. :), советовал мне на досуге, которого в тюрьме с избытком, читать библию – и поздравлял с днем рождения.
Я быстро написал ему ответ и вчера же отправил. Ответил сразу же и Герасимову в Питер, – когда прошло первое изумление от его письма. Сперва я подумал, что он получил-таки мое письмо для Мани, но потом пригляделся – вверху письма стоит дата: 21.5.2013! И московский штемпель на конверте: 8.7.2013. С тех пор, полтора месяца, оно валялось где-то здесь, на тюрьме, а я даже не подозревал о существовании этого письма! Но – похоже, нарыв наконец прорвало! В 29-м письме от Майсуряна, тоже вчера полученном, в приписке от руки говорится, что 21-го августа на Онежской были получены сразу два моих письма: Люзакову, еще от конца июня, которое я считал уже бесследно пропавшим, и самому Майсуряну, – от 25.7.13, видимо, потому что следующее я только написал 22.8. А в письме матери от 20.8. говорилось, что 16-го она получила тоже сразу два моих письма: от 27.6. (которое она ошибочно датирует 27.7., но в июле я ей писем не писал) и от 7.8.13. Это первое, июньское письмо ведь тоже считали мы с ней безвозвратно исчезнувшим, – и вдруг дошло! Не могу не связать это с тем, что вот эта вот молодая сотрудница стала вдруг после обеда в будни разносить письма. Видимо, ее поставили ими заниматься, и она, или кто уж там, разгребла летние завалы, еще с июня, нашла мои неотправленные пять писем – и отправила их. И вот – три уже дошли, два на Онежскую, одно матери. Остается надеяться, что и Зое Световой письмо от 10.7. тоже пришло, как и Герасимову в Питер – для Мани, тоже от конца июня (хотя теперь в нем и нет уже никакого смысла, т.к. окончательно и бесповоротно не стало прежней Мани…).
Написал и ответ Майсуряну. По поводу учреждения Корбом Комитета, куда всю их группу не включили, он привел мне из рассылки ДС свой диалог с Люзаковым, прямо-таки пропитанный лютой злобой и ненавистью к Корбу, с презрительными насмешками над остальными членами комитета. Честно говоря, я был в легком шоке, прочитав это, – такого накала ненависти, такой готовности враждовать и поливать грязью – не идейного врага все-таки, а коллегу и единомышленника, пусть и действовавшего не совсем корректно, пусть и создавшего раскол – я никак не ожидал от уважаемых мною людей, о чем и написал Майсуряну, – что их остервенение тут неуместно, как и выражения типа «рейдеры», «интриговать», «захват власти», сравнения с уничтожением Сталиным старых большевиков, и т.д. Не сомневаюсь, что ответ Майсуряна будет в еще более резком духе и что теперь все помои он выльет уже лично на меня. Повторяется прошлый раз, его лютая, затяжная вражда с Санниковой, но теперь всё это в более расширенном и углубленном варианте, враждуют уже целые группы, «стенка на стенку»…
Сообщил он еще в своем письме, что с Фрумкиным приключилась «беда»: он заболел какой-то тяжелой болезнью и теперь едва ли сможет ездить ко мне на зону, да и из дому-то выходит теперь только к врачам. Помня о его язве, я уж решил, что у него что-нибудь вроде рака желудка, или еще чего-либо; но тут принесли второе письмо от матери, там она писала, что 25-го Майсурян звонил ей, поздравлял с моим д/р, а заодно сообщил, что у Фрумкина – туберкулез! Откуда, черт возьми?!. Но от сердца все-таки отлегло: если уж зэков, у которых находят туберкулез, увозят в ЛИУ и там, как правило, вылечивают, то уж Фрумкина-то на воле вылечат несомненно, смерть от чахотки ему не грозит. И он даже за мой большой срок вполне может успеть съездить ко мне, другое дело – захочет ли…
Зуб всё так же продолжает болеть, особенно по вечерам. Вчера он болел и ночью, т.к. не удалось попить чая с конфетами, которыми при необходимости заглушается (как ни странно) начисто эта боль – и ночью можно спать спокойно. А вчера не зря соседи, пока я ужинал, колотили в дверь: розетки не работали, как оказалось, не только у них, но и у нас. На их стуки подходил дежурный «мусор» и громко объяснял им, что он не может даже включить «автомат», его тут же выбивает снова, т.к. в какой-то из камер - 525, 526, 527 или 528 – что-то такое включено, то ли неисправный кипятильник (бульбулятор, наверное, самодельный), то ли чайник, то ли зарядное устройство, – и он придет через полчаса, чтобы убрали всё из розеток, – и он попробует включить опять. Ждать полчаса (а м.б., и час будет он ходить!) я не стал, лег спать, – но минут через десять зуб, сперва вообще не болевший, разболелся довольно сильно. Потом я вроде заснул на какое-то время, потом проснулся – опять болит!.. Пришлось встать, взять конфету – и кусать, жевать ее этим больным зубом, чтобы он почувствовал сладкое. Помогло с первого же кусочка, всю конфету я даже не съел, и скоро опять уснул. Сейчас вот, к вечеру, уже чувствую, он разбаливается снова.
Одно счастье – к начальнику дятла так и не вызвали, телевизор пока вроде ниоткуда нести не собираются.

31.8.13., 9-й час утра (до завтрака)
Вот и прошло оно, лето… Демонов этих – сокамерничков – наконец-то вывели с утра на прогулку, хоть маленько отдохнуть от них… О чем писать? Тоска страшная, нечеловеческая, по моей погибшей, загубленной жизни, по воле, которой уже никогда, никогда мне не видать… Из 39-ти лет 50 – это «никогда», нечто несбыточное, невероятное, где-то там, за туманными горизонтами… А здесь, сейчас… Вот пройдут эти выходные (сегодня суббота), пройдет первая неделя сентября, пройдут «выборы» мэра Москвы 8-го числа, в следующее воскресенье, – и наверняка уже на следующей за ними неделе, с 9-го по 13-е, будет назначено предварительное заседание «суда». А до 10-го октября, до которого у меня продлен «арест», «суд» наверняка уже и закончится. А что? – ведь сейчас не надо, как в тот раз, допрашивать десяток свидетелей, только экспертов – из всего «человека» три, по-моему. И – всё. «Апелляция» еще месяц-полтора, ну от силы два, – и этап! Куда-нибудь в Челябинск, ну или в Мордовию, – это ближе географически, но в смысле режима ничуть не слаще…
Кончена, безвозвратно потеряна, загублена жизнь… Ничего нельзя сделать. Единственное только – веревка-то по-прежнему так и лежит на своем месте с мая, а они теперь уходят иногда по утрам гулять, и в моем распоряжении час, – ну полчаса, если дождаться, когда привезут завтрак. Очень хочется, очень большой соблазн, но что-то мешает, не дает. И обрекает мучиться в лагере, терпеть командование и помыкание всякой мрази, заставляет мучительно зависеть о чужого телефона, от звонка матери, – если вообще там будут еще телефоны…
Почти до девяти вечера писал вчера, сразу после дневника, большое письмо матери.

Дальше

На главную страницу