ВСТУПЛЕНИЕ:
ЭТАП ПЕРМЬ-САРАТОВ
Эта жуткая, страшная, мучительная неделя с 7 по 14 декабря 2017 г., – этап из Перми в Саратов…
Из 13-й, двухместной камеры на ТПП-29 в Перми (где я сидел один), вывели еще перед обедом. Я-то думал: закажут после обеда на этап на вечер, часа на четыре, - нет! Заказывать не стали, вывели сразу. На шмоне увидел своих попутчиков: тот старик-бизнесмен, с которым мы вместе ехали из Кизела и который тут, на 29-й, первым сказал мне про Саратов, и молодой парень со сломанной рукой на перевязи, которого тогда, только приехав на 29-ю, я увидел в сразу после нас прибывшем этапе из Кирова.
Прошмонали, повезли на вокзал, засунули в отдельно стоящий столыпин. Один из конвойных (или это был их начальник?), прочтя на коробке с «делом» все мои профучеты, особенно «побег», пообещал мне, что если что – я у него буду ехать в наручниках.
Прошмонали в столыпине опять – и впервые за десять лет, с того самого первого этапа Москва-Нижний в июне 2007 г., приказали мне не только выложить вещи из сумок, но и самому раздеться до трусов. Верх я снял, штаны спустил – и их разрешили уже не снимать. Посадили после шмона вдвоем вот с тем парнем со сломанной рукой. Он почти весь день спал, разговорился лишь к вечеру. Оказалось, ему 27 лет, 1990 года рождения (выглядит на 19, не старше); самое непонятное – рука у него сломана еще на воле, 3+ года назад, открытый перелом не заживает, он так и носит ее на специальной перевязи на ремне, все делает одной левой, 13 лет срока по 105-й и 131-й через 30-ю; сам из Ульяновска, а едет (домой, как оказалось) из Рыбинска – из той самой знаменитой психушки для заболевших уже в заключении, где он пролежал год с диагнозом «шизофрения»!
Столыпин стоял на месте весь день, мы сидели в нем, поехал он только около девяти вечера. Ехали всю ночь, утром – Ижевск. В купе к нам набили еще кучу народа с мордами явно быдляцкими и очень тупыми. Трое едут с перережимом с особого на строгий из удмуртской зоны в Тулу, на родину; еще один – из Ульяновска, туда и едет; был и еще один, уже не помню, кто и куда ехал.
Через некоторое время, разговорившись, этот ульяновский парень и мой попутчик со сломанной рукой узнали друг друга! Жили в соседних дворах, тусовались в одних и тех же компаниях, но с тех пор 12 или 13 лет не виделись. Тот, что со сломанной рукой – первоход, а второй – уже сидел за наркоту (?) и до этого.
Из разговоров попутчиков в купе и из самого того факта, что нас набили вместе в одно купе, я вдруг с крайне неприятным изумлением понял, что вечером этого второго дня путешествия (8.12.17.) нас ВСЕХ, независимо, кто куда едет, должны высадить в Казани!! Утром, в Ижевске, столыпин наш прицепили к поезду Киров-Кисловодск, о его отправлении объявляло вокзальное радио. Я был уверен, что поезд этот идет и через Саратов, так что никакие промежуточные высадки мне не грозят. Стал спрашивать конвоира (того самого, что обещал наручники) – и он ответил, что в Казани мы целые сутки будем ждать, пока нас прицепят к другому поезду, поэтому придется выгружаться. Кто-то из зэков добавил, что больше двух суток подряд держать нас в столыпине они не имеют права.
Забыл еще добавить, что первую ночь в поезде я если и спал, то очень мало и плохо, почти всю ночь не мог заснуть, в отличие от моего соседа.
Чертовски долго ждали в Казани уже, сидя в столыпине, пока приедут за нами автозаки и начнут нас выгружать. Кое-кто из ехавших со мной говорил, что нас могут засунуть на тюрьме в какую-то «нулёвку» даже без шмона, а завтра утром без шмона же увезти. Так оно и случилось. Тюрьма оказалась СИЗО №2 Казани; нас проверили на входе, потребовав перечислить все данные, как обычно, и сверяя их с «делом», и провели без всякого шмона в приличных размеров камеру на первом этаже, где стояло девять двухэтажных шконок, а туалет и умывальник были в правом углу на таком возвышении, что к нему вело штук пять довольно приличных ступеней. Все выглядело достаточно цивильно. Нас было как раз девять человек – и тотчас все нижние этажи шконок оказались заняты. Я со своими тяжеленными баулами зашел последним, тыкаюсь по всем шконкам – везде занято! Насилу нашел себе место (как тут же выяснилось, таки занял чужое, но хозяин его выгонять меня не стал и в свою очередь нашел себе наконец единственное ДЕЙСТВИТЕЛЬНО свободное нижнее место.
Быдло, разумеется, тут же сварило себе чифир, а потом набросилось и на сухпайковую жратву. Был девятый час вечера (у меня еще были при себе часы). Из Ижевска ехал с нами (в Воронеж) и какой-то блатной, 1986 года рождения, смешанной русско-азиатской крови, он вез с собой кучу всякой еды и даже чайник! Ехал он в соседнем купе, так как режим у него был общий; мои быдловатые соседи-туляки между собой неодобрительно называли его «колбасный король», «полный баул колбасы» и т.д., но в лицо, когда мы оказались все вместе в этой «нулевке», ничего такого, разумеется, не высказывали.
Для меня есть было рано, я сел за стол, лишь когда они все уже нажрались и отвалились, разлегшись по шконкам, в начале одиннадцатого. Поел, попил чаю, лег – и, пожалуй, часа три-то поспал!! :) Может быть, даже и чуть больше; когда я проснулся, было уже около трех ночи – и больше уже не спал. Сильно хотелось пить, часов в пять утра сделал себе чай – и доел половинку сухого торта, купленного еще в Кизеле!
Часов в семь спустили с централа несколько человек, тоже едущих на этап, из них двое блатных-татар, совсем молоденьких с виду, лет по 20, не больше. С нашим воронежским блатным-чайниковладельцем они тут же пустились в специфическую беседу на тюремно-лагерные темы. Выгнали всю нашу толпу на проверку в коридор, потом спущенных сверху стали по 1-2 человека вызывать на шмон. Нас, транзитчиков, те же самые девять человек, вывели без всякого шмона около десяти утра – но предупредили: мол, если спросят, шмонали ли вас – говорите, что шмонали. :)
Забавнейший эпизод произошел у выхода из СИЗО при той же самой стандартной сверке данных грузимых з/к с обложкой их «дел». Мое (здоровенная коробка) начальник конвоя (начкар) на моих глазах убрал в стол и продолжал зачитывать данные других. Когда же остались я и еще какой-то парень, не из нашей группы (кроме нас, ехало еще полно казанских) – он подошел к нам и заявил, что так как мы двое склонны к побегу – то поедем в наручниках! И его подчиненные надели мне наручники!
Второму парню они их почему-то не надели. Сопротивляться было бесполезно – но я попытался как-то объяснить этому начальничку, что в наручниках я не смогу нести в машину баулы и что вообще не надо сходить с ума. Он что-то невнятно пробурчал – по смыслу, что, мол, как-нибудь донесешь; после чего неожиданно сказал – дословно не помню, но по смыслу: ладно, это не обязательно, главное, что «процедура надевания наручников» снята на регистратор, - и распорядился наручники с меня снять!
Посадили в столыпин, поехали. Вечером – Ульяновск. Эти двое ульяновских там вышли. Потом – Сызрань. И – не помню уже точно, в Ульяновске ли, в Сызрани, а может быть, и там и там по частям – набили в купе новых, только что посаженных. От конвоира я знал (еще до Казани спросил), что в Саратове мы будем только утром. Но набили столько этого быдла, этих жутких, бессмысленных харь, - не только лечь и попробовать заснуть нечего было думать, но даже сидеть было тесно, не повернуться! Брал я чай, когда носили кипяток, - едва-едва удалось уберечь кружку, чтобы ее не опрокинули, не разлили в этой тесноте.
Это была худшая ночь за весь этап, да и вообще за долгое время. Тупая, бессмысленная нечисть, биомасса, которая на свете-то жить не должна – и из-за нее я вынужден так мучиться! Буквально глаза слипаются, голова падает, не соображаю ничего – а лечь некуда! И курят всем стадом сразу, так, что даже при открытом окне можно задохнуться (хотя обычно чужое курение мне не мешает). В общем, тяжелая была ночь, еле-еле я дождался утра.
В Саратове утром ждали все же не так долго, как в Казани. Всю эту толпу выгрузили – и увезли, видимо, на 33-ю зону в Пугачев, где, как я понял из разговоров, есть пересылка типа пермской 29-й. А меня и еще одного парня, молодого и, пожалуй, с виду самого неприятного из них всех, - другим автозаком повезли на саратовский централ, в СИЗО-1.
Привезли, посадили на первом этаже за решетку – в отстойник возле кабинета с надписью «психолог». Еще до этого я просил позвать мне опера, ведающего размещением этапа. Заходит какой-то хмырь в камуфляже – низенький, плотный, кавказского типа. Спрашиваю: вы опер? – Нет, я режимник. Объясняю ему всё. Говорит: я поговорю с опером. Вскоре после него заходит туда же, в этот закуток с клеткой, какой-то хмырь в штатском, в кепке, плотный такой, лет сорок, явно зэк. И с этакой панибратской улыбкой начинает мне говорить: а чего ты не хочешь в камеру идти? Иди, все будет нормально, вот увидишь; а одного тебя все равно не посадят. То бишь, эта черномазая мразь вместо опера тотчас сообщила вот этому… Я сдуру, по прежнему опыту, принял его за блатного, подумал, может быть, это даже «положенец» централа, - ведь явно один, без сопровождения вертухаев, по коридорам бегает…
Пришел и опер, повел «без вещей» к себе. Начал задавать всякие общие вопросы, причем заранее включил видеокамеру (хорошую, не регистратор) и положил напротив. Потом, когда он ее выключил, я и ему начал объяснять насчет того, что они уже по тюремному режиму и статьям должны держать меня одного. Он по сути ничего мне не отвечает, отделывается какими-то неопределенными фразами, обещаниями подумать и т.д. Меня уводят и ведут на шмон.
Шмон безумный, как всегда и везде. Правда, лапшу б/п они не пересыпали, как в Кизеле, а только вскрыли 3-4 пачки, убедились, что там в них. Отобрали всю посуду (но, к счастью, одну мою пластиковую мисочку, еще с «Медведкова», прохлопали, сейчас она у меня). Отобрали часы, пену для бритья, станки, зеркальца, ложки (две из трех) алюминиевые, даже деревянную щетку для одежды. Перерыли, переворошили и достали из конвертов все письма. Причем все вещи еще и прогонялись через машину, как в том же «Медведкове», но – засовывались в нее уже в полностью распотрошенном виде. Про часы мне было четко сказано, что их, разумеется, пошлют в Балашов почтой (то есть я их получу только при освобождении).
Пока шмонали, у этих трех недочеловеков, потрошивших мое барахло, я спросил, куда же все-таки меня посадят. И тот, который выглядел у них старшим, сказал, что в общую камеру, - вон, прямо напротив шмоналки, №6. Оказалось, эти камеры в коридоре, на первом этаже – нечто вроде транзита; с ними (кто там сидит), мол, и поедешь.
Я сказал, что не пойду туда. Пришел опять этот черномазый режимник, мразь. Я сразу же спросил его, что это за блатной прибегал ко мне и зачем он ему сказал о моей просьбе. Никакой реакции, одни пустые отговорки. Подтверждает тоже, что в общую камеру, в эту шестую – и обосновывает тем, что, мол, на централе вообще нет одиночных камер. А двухместные, типа, все заняты; да и вообще, мол, если каждого отдельно сажать – места не хватит. Я, не спамши толком трое суток, весь взмыленный, ничего не соображая от усталости, бегаю по всей шмоналке – собираю со всех столов (а их там много) прошмонанное, размотанное, растрепанное, размочаленное свое барахло: письма, бумаги, ручки, еду, тряпье, мелочи вроде щипчиков, берушей и т.п. Сразу в обе сумки, ибо они размотали абсолютно все, - страшно смотреть, в каком состоянии у этих тюремных мразей (не только в Саратове) вещи при заезде на тюрьму возвращаются после шмона. Вещи, разумеется, они тут, как и в Кирове, все забирают на склад, с собой в камеру велят собирать в пакетик лишь «самое необходимое», которое тоже потрошат и уполовинивают. (Хотя потом в камерах я видел у многих под шконками нормальные спортивные сумки, а не пакетики.) А тут еще перспектива сидеть с уголовниками…
Надеясь все же как-то пробить себе отдельную камеру, я в пакет положил побольше еды, кофе и пр., что оказалось большой ошибкой. Старался, как мог, но эти мрази – ни в какую! Собрал вещи в сумки и пакет – и тут же написал этому черномазому ублюдку заявление об угрозе жизни. Он состроил недовольную харю – и тут же полез этак ленивенько шмонать по новой пакет, собранный мною для камеры. Видимо, для этих тварей шмон – это уже условный рефлекс, стандартная реакция на любую нелояльность зэка по любому поводу.
После шмона они давно уже запланировали мне баню – со всем барахлом, что я собрал в пакет, а потом уже в камеру. Я же настаивал, что нет, мол, – сперва в камеру (причем в одиночную), положить там вещи – и тогда уже в баню. И, получив мое заявление, эта образина «режимник» мне с кислой рожей говорит: ладно, мол, идите в баню, а мы тут подумаем над вашей ситуацией.
Умом я понимал, разумеется, что это отговорка, что твари этой, уже доказавшей свою подлость и враждебность, верить нельзя – но ЧТО было делать? Лбом стену не прошибешь, тем паче в одиночку; да и честно говоря, физических сил уже просто не было, умотался я вконец…
Пошел в баню – здесь же, дальше по коридору. Пока раздевался, искал, где у меня банные причиндалы и т.п. – совсем стало невмоготу: пить охота, во рту совсем пересохло. И до этого было сухо, но в пылу полемики с мразями и сбора вещей не обращал как-то внимания. Слава богу, в предбаннике был кран и раковина. Я, уже раздетый до пояса, открыл его, пью потихоньку, блаженствую – как вдруг открывается наружная дверь, один из этой же шмонобанды заходит – и начинает меня песочить, что, мол, мыться надо в бане, а не тут под краном (что я пью – он не заметил, а я не сказал).
Сперва я не понял, какое ему дело, чего он вообще прибежал, но все быстро выяснилось. Еще я и зайти в баню не успел, только разделся полностью – заходит опять тот давешний блатной зэк в кепке! «Мусор», значит, прибегал проверить, можно уже его выпускать из камеры, или нет еще!.. Ну и суки…
Это чмо заходит, говорит, что, мол, тоже решило помыться в бане, раздевается – и под шум «леек» начинает мне этак добродушно проповедовать, что, мол, «мусора» – они хорошие, ни в чем не виноваты, вообще – не они же меня посадили, зря, мол, я так, и т.п., в таком вот духе. Я, конечно, в ответ объяснил, что я думаю про «мусоров» и про Систему в целом.
Чмо это вымылось, оделось – и не уходит, ждет меня. Тут я понял, что деваться некуда, не зря они этого вышибалу задействовали. Дверь открыта, в коридоре ждет вертухай, а этот – ждет меня. Выходим, я захожу опять в шмоналку, мразь «режимник» мне говорит, что, мол, решение то же самое, камера №6, восемь или девять человек…
В общем, все, абсолютно все ужасы этапа на крытую, которые я предчувствовал, по утрам лежа без сна на Всесвятской еще в сентября 2016 года, только еще впервые узнав про крытую, - все они сбылись, все без исключения! Все самое страшное, чего я боялся, случилось. Посадили с уголовниками, с чудовищной, дикой нечистью, которая над случайно попавшим в ее среду человеком совсем иного склада не глумиться попросту не может. Да еще и – как оказалось – на «красном» централе, где в камерах есть «красные» паханы (вот кем этот, в кепочке, оказался!), командующие в открытую, когда всем лечь, когда встать, при открытии двери – всем вскочить и построиться возле нее; впрочем, дружат с вертухаями (и с «режимником» тоже) и бегают к ним на отчеты и инструктажи они точно так же, как и блатные, так что никакой разницы нет. На «красных» тюрьмах/лагерях блатные – «красной» «масти», только и всего, суть блатных отношений с начальством от этого не меняется, это я понял еще в 2009 г. в Буреполоме…
Чудовищное, запредельное быдло, тупо покорное, рабское, нерассуждающее. Выполняет все команды как дрессированное. Категорически отказываюсь считать таких людьми! В камере – у всех на шконках как-то нелепо закручено одеяло вместе с простыней, этакими двумя продольными полосами в центре матраса. Такой тут «образец», фотки которого развешаны на всех стендах, то бишь – заправка «по-белому». Когда кто-то входит – все строятся у двери. На утренней проверке дежурный докладывает, сколько народу в камере. Каждое (!) утро – безумные уборки с подниманием всех вещей с пола на шконки, елозеньем по полу с тряпками, вытиранием пыли (которой нет) со всего, мытьем оконных решеток, двери и «кормушки», вытаскиванием всех мисок и кружек из стола и супертщательным его вылизыванием… в общем, моют не потому, что грязно, а потому, что таков ритуал. Священный ежеутренний ритуал. Надо ли говорить, что уже назавтра я вызвал лютое возмущение быдла тем, что в этой «уборке» не участвовал, просто сидел на шконке, подобрав ноги, чтобы не мешать их поломойству? Причем, пока эта уборка шла – никто меня и не просил ничего делать, не обращался даже. Зато потом наиболее злобный и агрессивный из этих ублюдков, налезая на меня, сидящего там же, с кулаками и как бы уже замахиваясь для удара, злобно орал мне, почему это, мол, я не принимаю участия со всеми в этом ритуале – не мою хоть «что-нибудь»! По их логике, раз их всех разом охватывает какое-нибудь безумие – оно должно быть тотально всеобщим, уклоняться от него не дозволяется никому. Как и у Горького в «Самгине»: «Братцы! Ирмаков отклоняется!»… И та же реакция.
Палку у меня эти суки в форме тоже отобрали. За десять лет я впервые попал в СИЗО, где не в карцере, а просто в камере палки запрещены – хотя они прописаны в списке разрешенных вещей в их же ПВР СИЗО! А в этой проклятой камере туалет с унитазом, в отдельном отгороженном закутке с дверью! – оказался приподнят над полом сантиметров на 50! То бишь – раза в два больше, чем порог в ШИЗО-шной бане на Всесвятской, ради которого я и брал всегда в баню палку. То бишь – ни туда залезть, ни оттуда спрыгнуть, с моей-то сломанной ногой.
Уж не буду описывать, как я туда лазил этот первый день. На вечерней проверке я просто взял в коридоре эту палку – и занес ее в камеру, несмотря на их крики и вопли.
Назавтра на утреннюю проверку я вышел с ней, естественно. Мразей в форме – целая толпа! Один из них пытается взять у меня палку: дай, мол, я посмотрю. Я не даю (ага, посмотрит он…). Он пытается вырвать, я вцепляюсь крепче. Он орет: сопротивление, дайте регистратор!! – и все-таки победоносно вырывает у меня из рук палку и тотчас уносит ее.
Назавтра, 12-го, тоже на утренней проверке, слышу, пахан говорит обо мне мрази «режимнику»: да он (я), мол, не против постричься, но он хочет, чтобы его администрация стригла (или брила?). Действительно, пахану я в камере такое говорил: я не против, но – им надо, постригут, как на крытую приеду. Мразь «режимник», когда все уже зашли в камеру, командует мне, показывая направление, куда идти: оказалось, в ту же самую баню. А там – зэк с машинкой для бритья, но без простыни, которую наматывают на шею. Пришлось для стрижки раздеваться до пояса. Волосы на голове я не стриг с июня (но в Кизеле и Перми подрезал «мойкой»), бороду – с середины октября; то и другое жалко не было, но парикмахеру я сразу сказал, что усы я оставлю; во время бритья прикрыл их рукой.
Увидев это, мразь «режимник» пришел в ярость и стал орать: мол, иди сюда, никаких усов, сейчас сбреем, иди сюда, а то я спецсредствА применю!!! Я отошел подальше и твердо сказал «нет»; а машинка у него – от сети, так что он за мной с ней бегать и, зажав в угол, брить – не может! :)) Зашел он за мной в самую баню; попытался я ему объяснить, что все его действия будут известны на воле, что вот-вот приедет адвокат, что за меня вообще есть кому вступиться, а его сделают крайним – и, к моему изумлению, он отстал, пропустил меня в камеру с усами!!! :)
Да, забыл еще: когда я побрился, оделся и торг об оставлении усов только начался – вдруг прибегает этот же камерный пахан, Вован его зовут, и оживленно так спрашивает, почему это я не хочу сбривать усы! То бишь – совсем совесть потеряли, зовут своих вышибал вообще по любому поводу! Но тут, увы, он ничем помочь им не смог… :))
Завели меня в камеру, быдло пообсуждало мои усы… и тут вдруг опять открывается дверь, всех, кроме дежурного, выгоняют в коридор и запирают вот в ту клетку возле кабинета психолога. Шмон! Проходит минут двадцать, возвращаемся – моя шконка и все мои вещи совершенно разгромлены, расшвыряны, с матраса содрана простыня, с подушки – наволочка… У других – рылись гораздо меньше, кое-кого, по-моему, и вообще не тронули. То бишь, лично мне месть за усы!! :))) Не заставившая себя ждать!.. Быдло обсуждает меньше – что шмонали-то только меня, и гораздо больше – что у меня, оказывается, есть сгущенка, «марсы», вафли, сахар (за сахар они приняли то ли соль, то ли стиральный порошок) – и я, подумать только, всё это не отдаю им!! Возмущению их не было предела, особенно того кретина, который советовал мне во время их уборочного шабаша тоже драить «что-нибудь». Он за то, что у меня сахар и пр. есть, а у него нет, возненавидел меня еще больше – хотя больше, казалось бы, уже некуда…
Но тут и радостные были события! 11-го, на второй день этого сидения с недочеловеками, под вечер, когда пахан ушел звонить (официально, по карточке) – вдруг выводят меня «без вещей». И вертухай что-то говорит, что, мол, «на следственные действия» ведет. Тут я подумал, что, видимо, таки надумали они предъявить мне что-то еще, продлить срок еще раз… А оказалось – это адвокат, девушка, местная, саратовская, по просьбе Ромы!!! Счастью моему не было предела! Открытку мою Рома из Перми получил (а откуда еще ему было бы знать, где я? – а потом и адвокат эта подтвердила); Санникову она хорошо знает, та пыталась на ее процессах (правда, безуспешно) стать общественным защитником, как у меня в 2014 г.; и т.д. и т.п. 11-го она пришла где-то за полчаса до конца рабочего дня – и сказала, что, оказывается, ей сказали, что я сперва был на третьем корпусе, в 99-й камере, а потом переведен на первый (что вранье, конечно); а также что она к кому-то сюда придет и завтра – и еще раз меня выдернет.
Назавтра, правда, в печатном виде вестей, как я просил, она ни от кого не принесла, только устно от Ромы. И – привели меня к ней за полчаса до обеда; на обед тут, как и в Кизеле, зэков возвращают в камеры – а в два часа у нее процесс в «суде». Сказала еще, что Санникова 20-го декабря приезжает в Саратов – и сразу же обещала пойти ко мне (правда, не факт, что ее пустят). Да еще – накануне вечером пообещала, что уж раз-то в месяц ко мне в Балашов сможет приезжать. Что ж, дай бог…
Первый ее приход, вечером – это 12-е, вечер того дня, когда меня обрили. А когда же у меня забрали матрас? В камере у них видеокамера, естественно, причем не под потолком, как везде, а просто в стене, рукой вполне достанешь, - но залепить ее хлебом никому и в голову не приходит, боже упаси! И вот через эту видеокамеру они видят, что у меня «не по образцу» заправлена шконка! Сперва кто-то из них влез в «кормушку» с регистратором – мол, буду ли я писать объяснение про это? Нет, не буду. А после обеда 12-го (?) явилась опять эта мразь «режимник» - опять про заправку! Посадите, говорю, меня в карцер (за три дня – мне уже стыдно было, что при таких порядках я у них еще не в карцере). Нет, отвечает, на фига ты мне нужен в карцере? Ну да, у них тут четыре корпуса – а карцеров то ли пять то ли шесть, сажать-то некуда… Короче, эта тварь изобрела новый (не для меня, конечно) вариант: на день выносить мой матрас в коридор. Открыл дверь, запустил зэка с хозотряда, тот вынес и в коридоре бросил. Только на вечерней проверке я его забрал.
Назавтра, 13-го декабря, с уборкой они меня уже не трогали, драили сами. Время уже для проверки, 11-й час, открывается дверь – и всем командуют выходить с вещами. Я обрадовался, думал, куда-нибудь да перекинут. Нет: это опять шмон! :)) Матрас в коридоре разворачивается, на него кидается все твое прошмонанное барахло, плюс – раздеваешься догола сам: а другие, разумеется, в это время шерудят в камере. Вышел последним, стою, смотрю, как потрошат других; меня почему-то не трогают. Подходит тот же самый «режимник», спрашивает: вас смотрели? – Нет. Тогда он зовет своих архаровцев, вели им особо тщательно, ВТРОЕМ прошмонать меня. Что ж, еще один погром, опять быстро хватаешь все, пихаешь в пакет и по карманам, а остальное, еще голый до пояса, уносишь в камеру прямо на матрасе… Еще одно глумление и унижение, за которое не то что шмонщиков этих перестрелять всех – страну эту всю сжечь, тотально, со всем, что в ней есть, без малейшего сожаления…
Адвокат приходила второй раз уже после этого, насколько я помню, за полчаса до 12-ти, до обеда. А после обеда меня заказали с вещами. Но обрадовался рано. Перекинули в камеру №4, здесь же, через камеру от шестой. Только вот – ЗАЧЕМ???
Такая же десятиместная камера, только – поскромнее, как-то не так роскошно выглядит, как шестая, стены и пол покрашены и облицованы попроще (о деревянных полах, похоже, тут и не слыхали), да народу поменьше – пять человек. Первым сюрпризом явилось то, что место нашлось только верхнее. Крайняя от умывальника шконка оказалась свободна целиком, но – здешний камерный пахан тотчас объяснил мне, что ней всегда спят «обиженные», так что – хотя сейчас их в камере и нет, но занимать их шконку как бы низ-з-зя. Дальше – едва я положил свой матрас на второй ярус, он заявил, что надо его заправить по их дебильному «образцу». На мои протесты он угрожающе сказал, что, мол, из-за моей принципиальности могут начать шмонать камеру, у него заберут машинки для стрижки… в общем, мне следует продать душу за эти его машинки. Назвал, так сказать, цену. Я сказал, что не умею так заправлять, и он, показывая попутно мне, сложил одеяло с простыней в эти идиотские две полоски сам – а я решил, что не буду и разбирать это дерьмо на ночь, - неужели же мне, как последнему идиоту, каждое утро заматывать все это тряпье? Нет уж!.. В результате спал я эту ночь не только наверху, но и без одеяла, замерз, конечно, спал очень мало, лежал, тоскливо ожидая подъема, несколько долгих часов…
Потом это чмо – пахан четвертой камеры, не такой вышибала, как в шестой, но, по харе видно, еще бОльшая мразь, всю жизнь просидевшая по лагерям, стал спрашивать, нет ли у меня сладкого, чая, вообще – его интересовало ВСЁ, что у меня есть. Беззастенчиво уселся около меня и вместе со мной начал рыться в моем пакете. Ему нужно было буквально всё, что он там видел! :))) Забрал у меня штук пять-шесть ручек; остатки кофе высыпал в какую-то коробочку и убрал в тумбочку – типа, для всех. Стали там сразу пить этот кофе, для понту налили и мне – и под это дело я, частью взяв и себе, отдал им почти пустую бутылку с остатками сгущенки. Два «Марса» (кизеловских!) из трех отдал этой нечисти сам – как же, «сладкое»; эта гнида ведь не отстанет, пока не вытрясет из тебя хоть что-нибудь! Слава богу, я сумел еще спасти от них пакет с чаем (пакетным) – сперва ляпнул, что у меня есть пакетный чай, думая, что отдам им тот пакет, где совсем мало; но того-то как раз со мной и не оказалось, был только большой пакет; счастье просто, что удалось сделать вид, что я его не нашел и что у меня при себе чая нет! А увидев бутылку «Fairy» , которую еще осенью 2014 г. мать привезла на Всесвятскую и которой я с тех пор так мало пользовался, что она была еще до сих пор (три года!) практически полной, – эта мразь тут же схватила ее и выставила около умывальника. Мол, будешь уходить – заберешь. Мерзкие алчные гниды, рвущие у тебя из рук буквально всё, что увидят!.. :(( Мразь, нечисть, ублюдки, недочеловеки – никак иначе я не могу определить моих сокамерничков на саратовском централе…
Нашел там у них книгу – Фейхтвангера (а другую его же книгу начал читать еще в шестой – но пришлось оставить, когда перекинули оттуда); вечер прошел более-менее спокойно. Истерики начались на следующий день. Во время уборки, правда, пахан сказал мне сидеть, когда я (уже имея печальный опыт) поинтересовался у него, не надо ли и мне что-нибудь драить. Сама уборка, надо сказать, носила тоже характер чуть-чуть менее исступленный, чем накануне и третьего дня в шестой. Но все равно, их недовольство мной, буквально всем во мне – просто зашкаливало, выплескиваясь через край! :)))) Особенно злобно песочил меня и грозил на крытой всяческими (физическими, естественно) карами от блатных, если я буду «идти вразрез», один блатной уродец лет под сорок, этакий удалец, мачо, совершенно очарованный ворами и всем «воровским». Больше всего его возмущало, что я вообще не влезаю в его шкалу понятий: я не «стремяга», не «бродяга», не рвусь носить гордое звание «мужика», а довольствуюсь званием «человек», которое он для демонстрации своего презрения произносил как «селовек». :) Словом, я – «непонятно кто» и должен быть жестоко наказан, если по моей вине «пострадают люди» (т.е. блатные, разумеется). По-видимому, он готов был что угодно назвать «страданием» - лишь бы найти повод незамедлительно меня избить, настолько у него чесались руки. :))) Но по ходу дискуссии он таки вынужден был признать, что я «тоже красноречивый» :)) А сама дискуссия им во всех абсолютно случаях выигрывалась одним нехитрым способом: всё, что ему не подходило и чего он не мог опровергнуть – он просто отбрасывал, посылал на три буквы и не хотел слушать. Ну как если бы шахматист ставил партнеру по игре мат – а тот в ответ бил его доской по голове…
В этих дискуссиях прошло утро. Я имел глупость спросить этого пахана, может ли он договориться с «режимником», чтобы меня отвели в ту каптерку, где стоят мои баулы, взять там кое-что из тряпья. Он договорился – и меня, вместе с этим паханом, разумеется, прямо с проверки и повели. А этот самый блатной мачо уже там, в этой каптерке, сидел, развалившись, за столом как абсолютно свой человек.
В результате в их собственность перешли: один из двух моих баллонов с пеной для бритья и кассета с четырьмя насадками для него же. То бишь, пахан их взял в камеру как бы для меня, чтобы я побрился… но забыл отдать, когда я уходил! :)) Порядки с бритьем тут тоже абсолютно бредовые: станки всех обитателей камеры в специальном мешочке с номером камеры выдаются в камеру утром – а вечером забираются! Как будто днем нельзя разрезать себе этими лезвиями вены, а только непременно ночью!.. :)) В общем, если Рома не сообщит в Москву, что мне нужны еще эти кассеты для бритья, и их не привезут в передаче – на два года оставшихся четырех лезвий мне никак не хватит.
А возле (не знаю, почему возле, на полу, а не внутри) баулов стояли остатки моих консервов: четыре банки минтая из тех, что в 2016 г. Наталья Г. купила мне в Киеве и Вера с Феликсом привезли; и две банки шпрот, что я покупал на Всесвятской, а съесть, сидя на 29-й ТПП, не успел. Естественно, на консервы мразь наложила свою лапу тотчас, как увидела! – но просто забрать их в камеру не разрешили начальнички. Их принесли попозже, перед обедом: открыли «кормушку», спросили миски – и, вскрыв мои банки, в эти миски вывалили их содержимое. За обедом я наблюдал, как эта нечисть пожирает моего минтая, – вот кому он в конце концов достался! Спасибо Вам, Наталья, за заботу, –все-таки шесть из десяти банок этого минтая съел я.
Где-то тут же, перед обедом еще, закинули и «обиженного», занявшего «свою» шконку. Весь вечер накануне я на ней все-таки сидел, читал – теперь сесть стало некуда, только на простыню (одеяло-то замотано!) дагестанца, спящего подо мной и заехавшего, как я потом узнал, лишь днем раньше меня.
После обеда пахана вызвали к следователю. Пока его не было, этого моего соседа снизу и еще одного, тоже спавшего на первом ярусе, только напротив, заказали с вещами. Они были уверены, что на этап, на зону. Пришел пахан, узнал – и сделал мне знак переезжать вниз, на первый ярус (он это как бы между прочим обещал накануне: мол, освободится место – положу тебя вниз). И только я переехал – перед самым ужином с вещами заказали и меня!
Тех двоих тоже еще не забрали, так что всех нас троих вывели вместе, поставили у стены в коридоре. Готовясь всегда к худшему, я почему-то был уверен, что они просто глумятся надо мной: сейчас опять засунут обратно в шестую. Но оказалось, что я – не в шестую, а те двое – не на этап, а все втроем мы едем на третий корпус, где только двухместные камеры и, как сказала моя адвокат, есть даже три одноместных. А корпус этот – третий из четырех – расположен почему-то так, что в него надо ехать на автозаке; я так и не понял точно, но, видимо, это вообще отдельное строение с отдельной огороженной территорией, как бывает иногда отдельно от церкви стоящая колокольня.
И вот вечером 14-го декабря, без шмона даже, вывезли на этот третий корпус, посадили одного в двухместную камеру. Какое счастье – одного, без быдла! Камера очень примитивная, маленькая, две шконки – на первом ярусе обе, «дальняк» абсолютно не изолирован и не закрыт, как теперь положено; правда, и видеокамеры нет. На ночь гасят свет, ночник яркий, но не слишком; прямо в самой камере висит радио.
Заехал, стал разбирать свои вещи. Оказалось, вся изъятая посуда там, на первом корпусе, и осталась! :(( Пакет с «запретами» отдали – и тут, на третьем, тотчас отобрали снова, но посуды-то и в нем нет!!! И одна алюминиевая ложка из двух пропала. И те насадки для бритья плюс пена… В общем, потери немалые.
Назавтра (15-го декабря) кто-то из хозотряда, подходивший к моей двери с вопросом о второй миске (для салата – тут на обед дают еще салаты и вообще кормят неожиданно хорошо) посоветовал об этих неотданных вещах написать заявление начальнику третьего корпуса, чтобы, типа, он их забрал с первого. Написал, отдал на проверке, но какая реакция – пока неизвестно. 99%, что никакой и что вещи, увы, пропали безвозвратно. :(
Еще одна неожиданность вчера, 15-го декабря 2017 г. – та, которой ждал, еще едучи сюда, а тут за всеми баталиями с блатными как-то даже и позабыл. Ближе к вечеру выдернули вдруг из камеры «на беседу», отвели вниз, в подвал. Оказалось – мной интересуется и.о. начальника оперчасти балашовской крытой тюрьмы, он же старший опер саратовского ГУФСИНА по фамилии Алиев.
Поговорили очень мило, обсудили всякие политические вопросы, легализацию наркотиков, вспомнили мимоходом Новодворскую, и т.д. Он сказал, что я интересный человек и что иметь политическую позицию, даже явно не совпадающую с его позицией, – лучше, чем не иметь вообще никакой. Что ж, это все правильно, но все же, боюсь, Алиев этот мягко стелет – а спать в его тюрьме мне будет очень жестко…
Самое же забавное – и одновременно нелепое, конечно – из всего, что он мне говорил: оказывается, к уголовникам меня засунули, несмотря на мои просьбы об одиночке, потому, что сочли меня… РЕЛИГИОЗНЫМ «экстремистом»! Не знаю, смеяться или плакать, вспоминая это его признание. Слово «экстремист» в сознании российских тюремщиков вообще давно и намертво связано со словом «мусульманин», это слышишь, едучи этапом, на каждом шагу. Так что меня сочли в саратовском СИЗО, видимо, представителем ИГИЛа – притом, что о моем вероисповедании меня (из начальничков) вообще никто ни разу не спросил. Писать сейчас об этом – скорее смешно, конечно; так и просится иронический тон. Но от пяти полных дней, проведенных в обществе уголовников, ощущение у меня такое же, уже подзабытое, как было когда-то в Буреполоме: как будто меня насильно засунули головой в канализацию, в сточные воды, в выгребную яму – и держали там некоторое время, не давая дышать… А почему и для чего надо именно РЕЛИГИОЗНОГО «экстремиста» держать непременно в общей камере, а не одного, – на это доблестный старший опер ГУФСИНа ответить мне не смог или не захотел, отделавшись лишь общими словами в духе «так надо»…