ИЮНЬ 2008
4.6.08. 9-00
С самого утра, еще до завтрака – вдруг вызывают в штаб, да еще в 15-й кабинет, к тому самому майору Степанову (“Агроному”) – хаму и козлу. Я уж думал – ну, сейчас начнется!.. Ведь никому из них нельзя верить, в т.ч. и оперу, который все изъятые на шмоне в моих баулах 26.4.08 (пока я был на длительной свиданке) бумаги обещал положить мне “на вещи”, т.е. в ход не пускать. Ну, думаю, сейчас как минимум 15 суток ШИЗО, как максимум еще одно уголовное дело лет на 5. Ну ничего, думаю, прорвемся, – ведь это война, настоящая война с государством, а не игра в бирюльки, чего ж ты хотел...
Но тут опять судьба преподносит неожиданный сюрприз: оказывается, приехал Большаков, полковник из нижегородского УФСИНа, с которым постоянно общаются по телефону мать и Е.С. (она даже и лично к нему заезжала в конце апреля, когда в Н.Н. обл. суде рассматривалась моя кассация на отказ в УДО и она ездила на это заседание).
Таким образом, вместо ожидаемой выволочки, угроз и пр. от Агронома имел я (в русиновском кабинете) приятнейшую беседу с Большаковым, – правда, не особо содержательную. Он удивлялся, что по УДО не отпустили в тот раз, спрашивал, когда следующая подача, давал “ценные” советы типа: не идти на конфликт с начальством, не говорить вообще ничего “экстремистского” и т.д., спрашивал, есть ли у меня какие-то проблемы, – в бытовом смысле, разумеется, в бараке и пр., Приятно поговорили и разошлись; типа, можно рассчитывать, что администрация зоны и областной УФСИН “за” то, чтобы суд меня отпустил по УДО и будут его (суд) об этом просить. Тем не менее, в том, что ответ суда будет тот же, что и в прошлый раз, у меня никаких сомнений нет. Документы все собраны, после 7 августа можно подавать (если не навешают каких-нибудь новых взысканий до тех пор), суд будет не раньше сентября. – посмотрим.
Зато гнусные, омерзительные прямо-таки вести доходят из дому. Е.С. не только окончательно отказалась делать в мою защиту сборник, обещанный еще зимой, не только решила установить надо мной, над всем, что от меня сейчас, до освобождения, может исходить, жесткую цензуру, – но и, когда у нее это не получилось, оказывается, еще и нажаловалась на меня Лере Н., на мой “философский” текст в “Свободном слове”, точнее, на их сайте. Чем уж он вызвал такое неистовое ее возмущение, – фразой о том, что “весь мир нужно разрушить” (а на самом деле – “этот мир требует беспощадного разрушения”), как она говорит? Или имеющимся там большим антирелигиозным куском? Второе гораздо вернее, по-моему... Так или иначе, по словам Майсуряна, Лера и Злотник уже названивают Паше Люзакову, Матвееву, Фрумкину, Любмицевой и пр. с требованием убрать материал с сайта под страхом того, что иначе Лера бросит меня защищать. А как она, собственно, защищает-то? Просто упоминает иногда – мимоходом – в статьях. Но теперь эта жирная свинья прямо говорит (хотя я знал и раньше), что ей важнее всего ее репутация, а раз она меня защищает, то я не должен писать что-либо такое, от чего ее репутация может пострадать...
Как вырождаются и мельчают даже лучшие из лучших, вчерашние герои и несгибаемые борцы, – подумать только!.. В какое дерьмо они превращаются, в какую падаль и гниль!.. Бывшие политзэки, всю
(Пока писал – истошные крики: “Шмон-бригада на большом!” (“продоле”), “Шмон-бригада 5-й прошли!”, “Трое на 10-й, один к нам!”. Шмон на 10-м, короче, – 2-й этаж над нами. Завтра вполне могут опять прийти и к нам. Ни дня без шмона у них, ублюдков!..)
Так вот. Бывшие политзэки, всю жизнь отдавшие диссидентству и правозащите, пытаются теперь устанавливать самую настоящую цензуру, отказывают в защите политзэку сегодняшнему, пекутся больше всего о собственной репутации (в глазах кого?! Смешно просто!.. Дай бог, чтобы хоть полпроцента из тех, кому в стране известно имя Леры (вот тут, в нижегородской глухомани, оно известно далеко-о-о не всем!), относились к ней с уважением, а не считали, по старой памяти, сумасшедшей). И Е.С. еще выговаривает мне, что, мол, они защищают меня (как будто великую милость мне этим оказывают), хотя я выражал на воле идеи, абсолютно, видите ли, противоречившие их, старых правозащитников, взглядам и убеждениям. Как будто – на самом деле – я не выражал их же взгляды (права человека выше интересов государства) полнее, целенаправленнее, ярче и четче, чем они сами!.. Дешевки позорные, – вроде “Мемориала”, отказавшегося меня защищать вообще, еще в 2006 г., специальным заявлением. Это вообще сброд подонков, и недаром именно там, в “Мемориале” – Каретникова, полууголовная мразь, открыто говорящая везде, что меня посадили правильно, “правозащитница” хренова... Но и остальные не лучше. Дешевки и профанаторы, желающие если что и делать, в каких исторических процессах и участвовать (путем хоть правозащиты той же), то исключительно в белых перчаточках; спецы по профанации, по замазыванию принципиальных конфликтов (как в той же Чечне) вместо их окончательного разрешения; дешевые “миролюбцы” и пацифисты, своим пацифизмом только загоняющие все проблемы вглубь (улучшить и подлатать, видите ли, нынешнее прогнившее старье – вместо того, чтобы вышвырнуть его на помойку и начать жить с чистого листа...) и тем закладывающие мину под будущее.
Майсурян сказал, что он и Люзаков (главный редактор) против снятия текста с сайта, а остальные тут же “подняли лапки кверху”, да еще радостно оживился подонок Злотник, ВОПРЕКИ отговорам которого Лера с 2006 г. занималась все же моей защитой. Я, конечно же, сказал Майсуряну, что я тоже против снятия, – но до чего они в итоге договорятся, пока неясно. М. б, на Леру сумеют повлиять мать и Карамьян, которые – мать и так с ней хотела поговорить, о другом, а Женю надо будет специально просить позвонить Лере насчет меня.
18-05
Е.С., в свою очередь, возмущается и говорит, что не она звонила Лере, а Лера звонила ей; говорит обиженным тоном, отдала (наконец-то, вопреки своему упорному сопротивлению) все дневники мои с самого начала, с 1 января 2008, – и больше, как она заявляет, не хочет иметь к этому никакого отношения, ее больше не волнует, где я печатаю и что. И даже Ленке моей позвонить, договориться насчет свидания (мать наконец-то все же согласилась привезти ее с собой на следующую короткую свиданку!) ей уже трудно, – но она все же обещала это сделать. В общем, – прошло полтора года активного участия Е.С. в моем деле и, видимо, оно закончено навсегда...
Жаль, конечно. Состояние – в первые минуты после разговора – легкой растерянности и шока. Жалко, когда приходится рвать отношения с теми, кого по праву – по всем формальным данным – можно назвать ПРИЛИЧНЫМИ людьми. Увы, – если бы у большинства их, как у Е.С., головы не были бы забиты самыми нелепыми предрассудками, от религии до ненасилия, если бы не раздували они из мухи слона и умели все правильно понимать... А еще обиднее – что (и в этом Е.С. тоже горько права) собственных-то защитников, даже просто настоящих, полных единомышленников, у меня ведь тоже нет, максимум – считанные единицы, по пальцам одной руки сосчитать... Именно их и не хватает больше всего.
5.6.08. 15-40
Между тем, вчерашний Большаков оказался приехавшей в зону “комиссией”, как обычно. В осточертевший, мерзкий, кислый концентратный “рассольник” сегодня за обедом по такому случаю добавили курятины. Но – 2 дня сплошной муштры! То “Макар”, то другая “мусорская” сволочь дежурит прямо у ворот “нулевого” поста (у бараков) во время хождения в столовку; какая-то мразь в форме и зеленом камуфляже время от времени пытается и из самой столовки не выпускать по одному во двор, а только когда все поедят, толпой. Выродок этот, строя сегодня после обеда в 3 шеренги во дворе столовой, так и заявлял: “Ничего лишнего я от вас не требую”, мол, построиться – это элементарное требование. Очень хотелось подойти и объяснить ему, что он сам-то здесь лишний, и не только здесь, но и вообще на этом свете, и прямо вот тут, во дворе столовки, забить, затоптать его насмерть ногами, разорвать в клочья толпе в несколько десятков зэков – ничего не стоит, так что зря он хорохорится. Увы, если бы и впрямь это рабское, трусливое, тупое, покорное быдло (и тут, и на воле) было способно давать отпор и рвать своих угнетателей в клочья... Очень хотелось также, прямо до дрожи, садануть его моей деревянной клюкой по рылу, когда я проходил мимо, а он как раз смотрел в сторону...
Омерзительный осадок остался (хотя и несколько уже глохнущий) после вчерашних разговоров, прежде всего с Е.С. По-человечески – жаль, конечно, что так вышло, но... До чего же все-таки ничтожна в России, из века в век, эта “правозащитная”, а в ипостаси 100 лет назад – просто “либеральная” интеллигенция! Какие же они все, даже лучшие из них, трусливые, осторожные, приверженные своей “умеренности и аккуратности”, своему излюбленному принципу “как бы чего не вышло”... Мрак просто, как пообщаешься. Одна забота: как бы из революционного насилия и из самой революции (против хоть совкового тоталитаризма, хоть его нынешней ипостаси) не вышло бы еще худшей какой-нибудь диктатуры. Вдолбили им еще в школе, и теперь само слово “революция” у них навеки ассоциируется только с большевиками, со штурмом Зимнего из фильма Эйзенштейна, да с подвалами ЧК, и больше ни с чем и ни с кем. Трусливые ничтожества! Да тут еще эта “теория малых дел” нелепая (Е.С. прямо и открыто ее разделяет): мол, каждый на своем месте должен делать свое дело, врач – лечить, учитель – учить, и т.д. – и от этого, мол, без всякой революции и крови когда-нибудь усовершенствуются все люди, изменится мир и настанет свободная и счастливая жизнь. Идиоты!.. Ждите у моря погоды, козлы тупоумные, дешевые непротивленцы – будет вам совершенствование человечества и права личности за просто так, на халяву, без крови и жертв, как же как же, ждите!.. А еще они обычно – эти “либеральные интеллигенты”, дешевка трусливая, хлюпики – очень сильно верят в бога (вот тоже как Е.С., у нее это вообще главный стержень всей жизни), свое идиотское ненасилие прямо из Христа выводят...
Ну что ж, – я революционером, видать, родился, и революционером помру. Этим, ей-богу, можно гордиться! И как бы ни было лично, по-человечески, в душе кого-то из них жаль (мать все корит, все насмехается теперь, что еще не так давно я тут же, в дневнике, назвал Е.С. “близким человеком”. А у меня и вообще, по жизни, со всеми близкими мне людьми выходит так вот болезненно, не с одной Е.С...), – если придется рвать с этими ничтожествами, интеллигентствующими хлюпиками-“правозащитниками”, желающими обходиться совсем без крови и всю историю делать в белых перчаточках, – что ж, без сожаления рвать с ними ради подлинных ценностей, ради Свободы, завоеванной в бою, ради Революции! А если они встанут когда-нибудь на ее дороге – то и давить их без всякой жалости! Ибо – прямо вопреки проповедям Е.С. – право тюремщика на жизнь никак не может быть высшей ценностью для заключенных, и если с врагом никак не удается договориться по-человечески, если бандиты в погонах лишь хамят и тупо твердят: “не положено”, – значит, в них надо стрелять, и без всякой жалости, пачками убивать их, и пройти к победе по их трупам. Иного выхода нет. И лучшим оружием правозащитника может быть не закон, не жалкая писулька в суд, даже не митинг, – а 6-зарядный гранатомет, как еще в 2005 писали мы с Михилевичем...
6.6.08. 13-06
Дикая тоска. Бывает же такое, чтобы все окончательно опостылело – и выхода нет! После тоскливой истории с Е.С., – теперь еще мать скандалит по телефону, рыдает, бьется в настоящей истерике, – прочла мои отзывы о ней, мои страхи и тоскливые предчувствия еще аж перед январским свиданием (а страхи были после ужасного предыдущего – октябрьского, почти 2 дня сплошных скандалов и ругани). Она обижается за себя – а мне делает этим еще хуже, от ее истерик, слез, нежелания больше приезжать и вообще знаться, – такая тоска, депрессия, что только в петлю, кажется, остается.
Нет, когда-нибудь же оно все кончится, верно? Наступит же день, когда я выйду отсюда, будет какая-то другая, новая, тоже непростая жизнь, – но не будут так связаны руки, не будешь так мучительно зависеть от телефонных звонков, можно будет приехать, лично поговорить, если что... Есть ли оно, будущее, наступит ли оно?..
7.6.08. 17-45
Вот такое вот оно, лето-2008: холодное и сырое. Каждый день, как идти на ужин, – дождь, а сегодня вообще с градом, достаточно крупным, и град помельче был утром. С утра – ледяной ветер, хотя солнышко временами и проглядывает сквозь облака, – видимо, опять какой-нибудь арктический антициклон.
Позвонила утром Е.С. Сама, – хорошо все же, что еще сама звонит, еще не все, м.б., потеряно. Долго (45 минут – пока не разъединяются звонки с домашнего на мобильный) воспитывала меня – и заодно рассказала, что вчера на пикете со сбором подписей за политз/к – забрали 6 человек (Кригера, Налетова и др.), – якобы, пикет был разрешен, а столик для сбора подписей – нет. Медведевская “оттепель”...
8.6.08. 19-50
Как часто я чувствую, что не могу больше здесь, нет больше сил, вообще никаких – ни духовных, ни физических – сил не осталось. Но и – не вырваться никак, нет выхода, тупик. Глухая стена, о которую хоть лоб расшиби. И остается только мечтать о мести. Дожить бы только – о-о, какая это будет месть!..
Казалось бы – уж вечер воскресенья можно было бы провести спокойно? Так нет – явился выродок Макаревич, буянил тут в бараке, орал, сдирал одеяло, которым была завешена одна из “обиженных” шконок, а главное – орал, мразь такая, что он “последний раз предупреждает” “насчет сидоров”, чтобы убирали их в каптерку, да еще и насчет обуви, которую я теперь тоже держу под шконкой, а он требует – в раздевалке (чтобы ее потом там не найти, закинули чтоб куда-нибудь). Меня лично он не задевал, но, как тут говорят, “поднял нервы”, – после его визита от омерзения и ненависти к нему, от острого желания его убить – меня просто трясет...
9.6.08. 8-45
Жизнь в состоянии постоянного стресса, ежедневного, ни на минуту не отпускающего нервного напряжения. Уже с утра, до подъема, с 4-х часов утра (сегодня проснулся) знаешь, что сейчас начнется... И точно: на зарядку явились опять “Макар” с нашим отрядником, и этот выродок “Макар” опять прогавкал, чтобы все убрали из-под шконок, – мол, после обеда он зайдет, проверит. Одна надежда – что после обеда его уже здесь не будет, он был вчера днем и ночью, видимо, дежурил, – не может же он торчать на работе круглосуточно, этот выродок тупорылый, чтоб он сдох...
Пришел с завтрака, поставил себе чайник – еще не успел он полностью закипеть, как вдруг вырубили свет. Хорошо хоть, уже почти закипала вода, чай смог попить.
11.6.08. 10-02
Ожидание шмона, ожидание шмона... Этим одним и наполнены, фактически, здесь все дни, – по крайней мере, до проверки, с утра, лучшее время. Гулять бы спокойно по двору, читать или спать, – так нет!.. Вчера ожидалось, что приедет ОМОН и устроит большой шмон, – об этом предупреждать позавчера вечером специально всех собирали в “культяшке” (культкомнате). Почему вдруг ОМОН, когда в зоне все спокойно, – оставалось только гадать, и сразу, только услышав, мне подумалось: чушь какая-то, не будет этого ничего... Ничего, разумеется, и не было: ни шмона, ни ОМОНа. Вот сейчас – опять ожидание, нудное и тоскливое. М.б., и сегодня пронесет как-нибудь. Только что прибегал “мусор”, с нашего “спортгородка” перелез на “запретку” и там искал какую-то вроде бы бутыль с чем-то (с брагой, с чем же еще могут...), выброшенную якобы с 10-го (достаточно далеко кидать, кстати). Ничего не нашел, вылез оттуда пустой и ушел. Уж думали – шмон-бригада бежит, а это всего лишь... Но вполне возможно это еще не конец, времени только начало 11-го... Тошно на душе, тоскливо и не хочется жить... 1012 дней еще тут осталось...
11-18
Забавно, но оказалось все не так: и бутыль с самогоном кинули, оказывается, не с барака, а с воли, через “запретку”, но до двора барака она не долетела и на “запретке” упала. А “мусоров”, оказывается, было двое (я видел только одного), и бутылку они таки нашли. Позвонила охранница с вышки, видевшая, как перекидывали, и сообщила об этом, а мне только что рассказал стремщик, бывший очевидцем всего этого происшествия.
12.6.08. 4-08
4 утра... Всего-то часа 2 только и поспал этой ночью, – больше никак. Такое омерзение и отвращение душит ко всему, ко всей этой жизни, ко всем вокруг и к самому себе, да плюс еще дурацкие бытовые проблемы наваливаются, и не знаешь, как их решать, – и тут уж не уснуть никак. Будь оно все проклято...
Подонок Юра, мой бывший сосед по проходняку и весельчак, меня забавлявший, – вот уже неделю, мразь такая, не может выстирать мои вещи, хотя каждый день обещает. Позавчера было уже взял на ночь (днем – некогда, с утра до вечера торчит на стреме у калитки), – но утром вернул: мол, на улице лил дождь, сушить вешать некуда, завтра сделаю... И вот – с прошлой пятницы, с бани, прошу его, а завтра (13-го) – уже новая баня, уже за 3 недели накопится там вещей... И уговорить его, видимо, уже хрен удастся, так и будет отделываться пустыми обещаниями. Надо просить кого-то другого из “обиженных”, а кого? Все они – такая же ненадежная шваль...
Подонок “ночной” (ночной дневальный), “красная жужелица”, по определению своего бывшего соседа по проходняку, – вчера прошел УДО. Еще один уходит домой, а я остаюсь тут, еще почти три года мне тут торчать... От одной этой мысли такая тоска и ненависть поднимаются в груди... А этот скот – непонятно почему – упорно не хочет доделать мне зимнюю куртку-телогрейку, в которую он вшил синтепон от 2-й куртки, чтобы была толще и теплее. Подкладка у него при этом оказалась короче, чем наружная ткань, и та собралась большой складкой внизу. Всего-то надо – отпороть и слегка удлинить подкладку, но вот – никак не хочет почему-то, тоже отделывается обещаниями. Еще в мае я просил, просил – никак! Потом я убрал телогрейку – говорили, что “Макар”, мразь, требует их все сдать на лето на склад; вчера опять спросил у “ночного”, – доделает ли он все же, доставать ли мне ее. Да-да, отвечает, только давай не сегодня. Еще, мол, 10 дней есть, успеем. Ничего, конечно, он делать не будет, это уже ясно, – тоже надо просить кого-то другого, или ходить так зимой... Противно до смерти.
Мать на днях порадовала: ездила, купила мне новый костюм (“рабочая одежда”, другие здесь не пропускают), черный (сейчас ношу коричневый), а вчера говорит: он, оказывается, короче моего нынешнего, этот на рост 175, а новый – на 170... Что делать? Ехать снова туда, в магазин, и пытаться обменять? Сама вроде предложила, но неизвестно, захочет ли, поедет ли, будут ли силы и время...
Кончается все сладкое, с чем я пью чай, – и сукразит, и клюква в сахаре. 2 кг клюквы явно не хватит на месяц, хотя я кладу ее в чай только по утрам, вечером – сукразит. Но его больше сюда не пропускают, а надо чем-то подслащивать чай 2 раза в день, а клюквы и на 1-то не хватает!.. Что делать? Ума не приложу. Мерзко, оскорбительно и унизительно это: то ли пить несладкий, то ли по утрам вообще не пить, жевать бутерброды всухомятку... Тут нет достойного решения изначально, просто по самым условиям места, в котором находишься, – тут, в этом проклятом месте все, буквально все рассчитано так, чтобы намеренно унизить тебя, сломать, растоптать твое человеческое достоинство и волю к сопротивлению.
Вчера сказали, что мне пришла какая-то посылка. Ума не приложу, от кого, – мать и Е.С. точно ничего не посылали. Кто угодно мог послать что угодно (адрес-то в инете висит), скорее всего – это книги. Посылка обычная, со жратвой, мне положена только 29 июня, но книги в лимит не входят, их можно было бы и сейчас забрать. Но я не знаю, от кого, не знаю обратного адреса, а без этого здесь не выдают. Ходил вчера туда, в посылочную, после ужина (один, без “общественника”, и потому крадучись, тайком, скорей-скорей мимо вахты и штаба, чтобы только не налететь на “мусоров”, не привязались бы, – какое немыслимое, дикое само по себе унижение, – вот так красться, оглядываясь!..) – и ничего не добился. СДиПовская сволочь в посылочной даже и разговаривать не хочет, им плевать: не знаешь адреса – отправим назад, и все!..
Невыносимое омерзение и отвращение ко всему. А еще же утром может быть шмон... Нет, лучше сдохнуть, чем так жить. “Не всякая жизнь лучше смерти”, – как писал Буковский...
8-20
Пришли с завтрака – новый сюрприз: нет света, а с ним и воды. Так что бутерброды есть таки пришлось без чая, – хорошо еще, был сок, купленный вчера в ларьке...
13.6.08. 7-15
Забавная ошибка, имеющая, м.б., провиденциальный характер: сейчас увидел на щите около кабинета отрядника график длительных свиданий на июль, где указывается статья и срок; и там мне вместо моей 280-й – написали 208-ю статью. Вместо “призывов к экстремистской деятельности” – “создание незаконного вооруженного формирования”. Следующий шаг, так сказать. :) Что это – случайная ошибка или побуждение к действию? Иди, м.б., тайное пророчество о моем будущем?..
14.6.08. 8-45
Наконец-то стало тепло, на улице – солнце, хотя и ливень с грозой был вчера к вечеру, и потом, уже к проверке, отзывался еще мелкими дождями. Но – уже реальная жара, настоящее лето. Теплое, солнечное лето в концлагере...
Все оказалось несколько лучше, чем я думал. Юрик все же постирал и выгладил мне вещи (хотя уже предложил свои услуги другой человек, – такой же, даже еще больший, страдалец по сигаретам). “Ночной” (на оставшиеся 10 дней он стал не ночным дневальным, а “пред. СППО”; что это такое – я не знаю) сам подошел только что после возвращения с завтрака, чтобы я отдал ему доделывать куртку. Только вот с посылкой так ничего пока и не решилось.
Но настоящий бич этого лета – комары! Их тут совершенно невообразимое количество, и нигде – ни в бараке, ни на улице, ни в столовой даже – невозможно ни одной секунды сидеть спокойно. Тучи комаров тебя буквально облепляют, лезут в лицо, в уши, садятся на шею на руки, на ноги... Все тело, особенно руки и ноги, у меня искусано сплошь, постоянно чешется, все расчесано уже местами до крови; толстая, вспухшая, как подушка, сплошная масса волдырей от бесчисленных укусов на руках и на верхней стороне стоп. В обшем, кошмар. Ни читать, ни писать, ни просто спокойно сидеть невозможно нигде ни одной секунды: надо постоянно отмахиваться от облепляющих тебя комаров. А по вечерам над построившимися для проверки зэками вьется просто настоящий рой, от которого остается только отмахиваться шапками-“фесками”... Комары появились тут примерно с апреля, но настоящее бедствие от них началось только в эти дни, после недавнего похолодания, когда они все вдруг разом пропали, а теперь вот ожили вновь.
Пока писал – “ночной” принес полностью сделанную телогрейку. Еще один внутренний карман только попросил я его пришить – и готова одежка на зиму, хоть на волю ее с собой бери...
А “обиженный” старик Валентин Неустроев – умер. Известно это стало давно, еще 2 недели назад просто никак у меня не доходила речь до него. Били его все, кому не лень, издевались, не давали днем даже прилечь, целыми днями он торчал в туалете, моя и “проливая” его, даже спал там, сидя на трубе, потом ездил на “пятерку” лечить геморрой... И вот – умер. Жалкая смерть как итог жалкой жизни. Для чего мы все живем, и не такая же ли жалкая смерть ждет всех нас? Мне он навсегда запомнится, как этой весной, – уже было тепло, – он сидел на “продоле” напротив нашей калитки, прямо на земле, на полоске травы, растущей у “запретки”, привалившись кое-как к ней (к сетке-рабице, натянутой вдоль “продола”), – седой, изможденный, замученный, а часто, сидя там, и засыпал. Он был весь седой, морщинистый, выглядел лет на 70 минимум, но я помню бирочку на его кровати – там значился, по-моему, 55-й, что ли, год рождения. Ему не было еще и 55 лет, и в “обиженные” его перевели за то что из тумбочки “обиженных” он украл кусок хлеба, а до этого часто шпыняли за то, что собирает “бычки” во дворе барака или столовой, – он был нищий, никто ему ничего не слал и не помогал, а курить хотелось...
Дозвонился вчера своей Ленке, на дачу, на мобильник отца. Е.С. уже звонила им прежде, но т.к. мать хочет брать билеты на 29-е уже сегодня (хотела вчера, но Фрумкин, которого она просила их купить, не смог приехать), я счел нужным уточнить все детали. И наткнулся на неожиданное (вернее, просто позабытое за эти 2 с лишним года, т.к. почти не доводилось с ней общаться): “Я еще не знаю, смогу я или нет”. Впрочем, этого и следовало ожидать, – она всегда была очень тяжела на подъем, даже на принятие окончательного решения; надеюсь, она все же соберется и приедет вместе с матерью 29-го, – а если нет, то потом уже только в августе. “Ты такой простой!..” – заявила она мне в ответ на предложение записать № поезда, чтобы потом съездить за билетом...
Вчера вечером вдруг приперся “мусор”, часов в 6, и устроил проверку по карточкам, нарушив все спокойствие летнего выходного вечера, – только из-за того, что 1 человек (блатной “обиженный”) ушел неизвестно куда, а его, видимо, искали или ждали на вахте “мусора”.
17-40
Дозвонилась не так давно опять Маня из Питера, – впервые с марта. Рассказывала про свое у
головное дело по 282-й статье – всего-то за ее тексты в ЖЖ, про бывший у нее 21 мая обыск. Говорит, между прочим, что ее следовательницу из прокуратуры зовут тоже Снежана Николаевна, – уж не Колобова ли это, мразь, сажавшая меня и в 2004-м, и в 2006-м, и на “Матроску” за мной как-то лично приезжавшая? Фамилия, говорит Маня, у нее другая, но фамилию можно и сменить, а вот имя это в России довольно редкое, а уж в сочетании со знакомым отчеством... На допросы по повесткам Маня пока не ходит, их было уже 3, и даже статус ее по делу неизвестен – то ли свидетель, то ли подозреваемая, то ли обвиняемая...
Сказала также (в ответ на мой вопрос), что и замуж вышла не так давно (о чем у уже слышал от Тарасова), и скоро будет ребенок (о чем узнал тут впервые). Видимо, надеждам моим, что из нее выйдет настоящий боец, можно будет совместно что-то делать, не суждено сбыться: помимо (и по причине) давления властей, на нее давит и собственная мать (перепуганная, видимо; боже, как это знакомо!), да плюс еще семья, ребенок, – уйдет она теперь в личную жизнь, в быт этот кондовый, семейный, и дай бог, чтобы – до лучших времен, а не навсегда. Ушел уже Миша Агафонов, теперь вот – Маня, лучшие, молодые, наиболее радикальные элементы тусовки...
Смутное, смурное какое-то ощущение на душе от этих ее известий. Где-то там, на воле, жизнь идет своим чередом, рождаются дети, сменяются зимы и весны, – а я все торчу здесь. Уходят лучшие бойцы в эту тихую заводь, в личную жизнь, и даже если выпустят меня вдруг прямо завтра – ждет меня одиночество, неприкаянность, отсутствие всякой опоры в дальнейшей борьбе. Так что, видимо, никакого будущего и на воле у меня нет...
Чем-то чуть-чуть, смутно, неуловимо, – Маня мне вдруг напомнила Лену Громову – активную, радикальную фанатку Милошевича и (во 2-ю очередь) коммунистку из РКСМ(б), общавшуюся со мной во 2-й половине 90-х. Где-то она теперь, чем занимается, интересно?..
20-40
Я многое понял, посидев здесь. Действительно, страна уродов, подонков и идиотов. И никакой надежды на исправление, и ничего не поможет – ни реформы, ни перестройки, ни демократия, ни социализм... Агрессивная, мрачно-злобная варварская империя, засасывающая, как трясина, всех, кто хочет ее реформировать. Только полное ее уничтожение, ликвидация, стирание навсегда самого ее имени с карты мира, – иного выхода нет!..
15.6.08. 6-05
Острое, пронзительное чувство вдруг сейчас, перед подъемом: никому я на самом деле не нужен в этом мире, кроме матери. Ни Ленке моей (хоть и пишет она мне нежные, любящие письма, но – раз в полгода, едва ли чаще, и приехать что-то не особо спешит); ни друзьям, коллегам. Соратникам, – не бросили они меня совсем, конечно, ни никто из них ради меня не прервет размеренное течение собственной жизни, не бросит все дела, не будет мотаться ко мне каждый месяц, как мать... И, похоже, с тем, что я сижу, они уже смирились, – по крайней мере, решительного намерения меня как-то вытащить отсюда раньше 2011 г. я у них не чувствую. Много делала Е.С., и отношения с ней были уже не просто формально-правозащитными, недаром даже мать ревновала, – но вот он и предел, вот бросила, отступилась и Е.С... Грустно это – сознавать, что на самом-то деле нет у тебя никого близкого и надежного на свете (опять же кроме матери, но это ведь – не твоя заслуга, а сам ты вот – не сумел нажить)...
16.6.08. 8-40
Началось утро понедельника, будь он неладен!.. Отрядник, вопреки ожиданиям, на зарядку не пришел, но возвращаемся с завтрака – опять “мини-шмон” в бараке, 2 шконки у окна выдвинуты в проход, двое подонков в форме там роются. Ничего вроде не забрали, но, уходя, один из них, мелкого росточка, по кличке, по-моему, Полторашка, бросил мне: “Ты, главное, не забудь об этом написать!”. Знают, суки... Да еще, выходя из столовой, сцепился – на сей раз с отрядником 12-го, стоявшим на крыльце, из-за того, что вышел в дверь с табличкой “вход” (хотя и через нее выходит народ постоянно). Но, вроде, обошлось без последствий. Так им, мразям, важно, чтобы все выходили только в дверь с табличкой “выход” и маршировали строем...
Нет, не бывает “добрых”, “нормальных”, “хороших” “мусоров”; даже на 1% хороших – их не бывает. Хороший “мусор” – мертвый “мусор”! Так же как не бывает каких-то нормальных, умных, вежливых, порядочных, толковых, понимающих зэков, – нет, все они – быдло и мразь, отребье, тупые скоты, эгоистически занятые только собой, наглые, дебильные и хамоватые, – хуже животных, короче. Омерзительные насекомые. И не только зэки – русский народ и вообще таков. Сброд, а не народ. Свиньи. Мразь.
18-16
Жара, духота, комары... В общем, полный кошмар. Даже кошка Манька, бедолага, вся облеплена комарами. Их тучи, полчища, – еще больше, чем прошлые дни. С утра на улице – палящее солнце, после обеда – облачность, духота и глухие раскаты грома, перед ужином – несколько капель дождя – и все! Духота и комары все усиливаются, хожу весь мокрый, на улице невозможно просидеть минуты – липнут комары, остается только ходить взад-вперед по двору. Хоть бы уж, правда – раз с ужина уже пришли – грянула сейчас гроза с ливнем, прибила к земле комаров и освежила воздух... Хотя все равно – легче тут, в неволе, от этого не станет. Поневоле вспоминаются бессмертные некрасовские строки, – здесь и сейчас они очень кстати:
Душно! Без счастья и воли
Ночь бесконечно длинна.
Буря бы грянула, что ли!
Чаша с краями полна.
17.6.08. 17-50
Все прекрасно знаешь и понимаешь умом: кто, что, зачем, почему, откуда, когда и сколько... А все равно временами наваливается эта невыносимая, неотступная тоска, это недоумение, как будто спросонья, – где я?! Как я мог сюда попасть?! Как это вышло так глупо?! Как теперь быть?! Как выбраться отсюда? И когда же все это кончится? Жизнь в полной бессмыслице и постоянном, неотступном, убивающем однообразии – как в кошмаре. Кошмарный сон, от которого никак не проснуться...
Вчера ночью это безумное, остервенелое животное Макаревич, дикий кабан, бешенство которого МОГУТ, но никак не хотят унять 2000 человек, – дежурил и совершал ночной обход. Стремщик загодя крикнул: “Макар к нам!” – поэтому я не удивился, услышав, как в “фойе” что-то загрохотало, падая, и как будто, по звуку, разбилось. А потом уже появилось с фонариком и это мурло, сопровождаемое “общественниками”. Когда он ушел, я вышел посмотреть, – оказывается, в “фойе” он походя смахнул со стола (нарочно, разумеется) возле розеток несколько банок и каких-то еще посудин, и одна стеклянная банка разбилась. При этом он смахнул туда же и стоявший там чайник, – видимо, кто-то кипятил его ночью... Обезумевший, до невменяемости свирепый дикий кабан, с которым один разговор, – пуля между глаз! Утром приперся и на зарядку, но тут все обошлось спокойнее, чем я думал.
А так – все то же, что и вчера. Жара, духота, комары... Только гроза была не после ужина, а после обеда, и ливень куда сильнее, чем вчера. Вырубился в момент начала грозы и свет (вот только минут 10, как его включили), а на дорожке к воротам (как идти в столовую) разлилось еще более разливанное море, чем обычно. Да, и кормили сегодня в столовке еще омерзительнее, чем обычно, на завтрак и обед – сечка...
21.6.08. 10-21
Опять всю ночь не спал. Лишь под утро, после 2-х ч., начал вроде бы забываться какой-то дремой, и то – на минуты, видимо, и не поймешь даже, сон это, или просто что-то кажется, что-то грезится наяву...
Да, сон у меня за эти 2 с лишним года расстроился полностью. Здесь, в зоне, чуть лучше, чем было в тюрьме (2-3 часа в сутки, по ощущениям, – часов ведь не было); да и условия тут для сна не намного лучше, чем были на 1-й сборке. Свет хоть и гасят, но это условность: с нашей стороны – падает свет из коридора, в дальнем конце секции – горит ночник, весьма неслабый. Полбарака не спит, а ходит туда-сюда, топает (шконка трясется, когда просто проходят мимо нее, – так тут устроен пол), громко разговаривают по телефонам и между собой, в том конце еще и музыка играет (правда, приглушенно), под соседнюю шконку то ставят, то вытаскивают, то снова притаскивают ведра с брагой, соседи по проходняку как раз после отбоя садятся жрать, смеяться и громко разговаривать... А спит вся эта нечисть, которая колобродит все ночи напролет, – спят они утром, после завтрака и до проверки.
А я еще, видимо, не спал из-за нервов. Не только потому, что здесь сижу (так все опротивело и осточертело, что 3 дня не мог даже написать ни строчки), но и из-за Ленки моей. Очень хотелось, чтобы она приехала на свидание, но вот – нет от нее ни слуху, ни духу, а времени остается всего неделя, так что, видимо, уже она не приедет, увы... И дозвониться ей на дачу можно только через отца, и тоже не так это просто, особенно когда на телефоне постоянно нет денег, а по баракам постоянно ходят “мусора”...
17-58
Все же дозвонился своей Ленке недавно, перед ужином. И – она отказалась приехать, говорит, что никак не может. А ссылается на какую-то ерунду: типа, курс лечения какой-то сейчас проходит, и денег на дорогу может не быть... Я, честно говоря, не ожидал ее отказа и был не то что даже расстроен, а прямо-таки огорошен...
Ну что ж, – это еще одно подтверждение того, что ни на кого, абсолютно ни на кого в этой жизни нельзя положиться. Слабенькое утешение: сказала, что, м.б., приедет в конце лета, – как раз на следующую короткую свиданку. Но это – уже едва ли... Не раз приводил ей в письмах, и сейчас опять вспоминается известная формула церковного венчания: быть вместе “в горе и в радости, в здравии и в болезни...”. Черта с два!.. И тошно, и обидно, и тоскливо, и мать теперь будет еще больше злорадствовать, – мол, “я тебе говорила”, предупреждала, советовала забыть... И все эти поездки на дачу, и костер во дворе, и как я подбрасывал дрова в печь, и собирали грибы в ближнем леске, и жарили картошку, только что выкопанную с грядки, и в волшебных, таинственных подмосковных сумерках, при свете фонарей и звезд, по вечерней свежести ехали на машине домой... – все эти последние, родные, дорогие воспоминания и картины воли теперь тоже придется забыть? Какая тоска...
22.6.08. 13-26
Видимо, это была кульминация. Высшая точка. Момент истины. Прошло 2 с лишним года. Сколько было за эти годы воспоминаний, грез, надежд, планов на будущее и более глубокого, запоздалого осмысления прошлого... Сколько ярких, как будто фото со вспышкой, дней, встреч, дат, прогулок, – 2 года 3 месяца стоявших ярко-ярко перед глазами... А теперь – всё. Всё это, все картинки, вся громада прошлого за 6 лет – рухнула в один миг. Одно дело – не общаться, не мочь никак (месяцами!) дозвониться, но при этом – знать, что там, в своем молчаливом затворничестве – любит и ждет по-прежнему. А совсем другое – дозвониться и услышать равнодушие во фразах, эгоизм в голосе. После этого – возврата назад нет. Не будет уже никогда того заветного, берущего за душу, той щемящей романтики, если даже снова когда-нибудь окажешься в тех же местах, на тех же дачах, пройдешь по той же траве, через поле к той церкви... Рухнуло все вмиг, и на душе – пустота. Состояние, в котором обычно (и мне раньше уже приходилось) рвут письма и фотографии...
24.6.08. 9-45
Последние дни комары зажрали так, что невозможно было вообще ничего делать: ни читать, ни писать, ни просто сидеть спокойно – ни в бараке, ни на улице, – а только постоянно махать руками, отбиваясь от них, облепляющих тебя со всех сторон. Сегодня, пока что, в бараке с ними чуть полегче – м.б., потому, что спецы из соседнего проходняка на какую-то старую, непонятную проводку, оказавшуюся тем не менее под током, ухитрились присобачить фумигатор.
Руки и ноги у меня покрыты немыслимым количеством укусов и расчесаны до крови, вообще – до жуткого состояния. Из-за этого вчера произошел анекдотический случай. После отбоя, уже легли спать, – приходит “мусор” с ночным обходом, как обычно, – не поздно еще, в 12-м часу ночи. Ну пришел и пришел, фиг бы с ним. И вдруг приходит один из “козлов” и говорит, что “мусор” вызывает меня!..
Иду в полном недоумении, – с чего бы это я понадобился?! И в “козлодерке” (кабинет завхоза) вижу – не обычного “мусора”, “контролера” какого-нибудь, а – Демина, начальника санчасти. Уже само по себе странно, что ночью приперся именно он, – казалось бы, не его дело с ночными обходами ходить. И говорит более чем примечательную фразу: “Стомахин, хватит корчить из себя политкаторжанина!”. А что, разве не так и есть? – думаю про себя, спрашивая, в чем, собственно, дело. А он – требует подойти поближе к столу, показать руки и – спрашивает, почему я не иду в санчасть их лечить!.. Видимо, кто-то (завхоз?) уже ему настучал по поводу моих рук. Мрази и стукачи! Среди каких подонков жить приходится!.. Но когда я ему сказал, что это всего лишь укусы комаров, то он как-то сразу сник, и я пошел спать дальше.
А дальше – этой ночью была гроза с ливнем, облегчившая невыносимую духоту в бараке. Шумел ливень, сверкали через окно в ночной темноте молнии и порывы ветра ощутимо задували через открытую как раз напротив меня форточку. Какое это было блаженство!..
Хотел вчера написать своей Ленке письмо. Открытки у меня все забрали на майском шмоне вместе с бумагами, тетрадями и письмами, – так хоть в письме поздравить ее с близким уже днем рождения. Но, во-первых, абсолютно не давали писать комары, а во-вторых, – не лежит душа. Написал 1 абзац – и бросил. Ну что, в самом деле, еще раз объяснять ей прописные истины, – что раз уж она хотела, чтобы мы поженились и жили одной семьей, так и жизнь у нас должна быть общая, и помогать мы друг другу должны, и жертвовать друг для друга, если надо, покоем и комфортом (я же вставал ради нее сколько раз в5 утра...), а не так вот – раз в год не хотеть приехать, просто увидеться. Значит, такая вот “любовь” у нее. Ну и черт с ней, пусть живет как хочет, но без меня.
Дочитал “Красное колесо” Солженицына (начиная с 5-го тома и минус 8-й, – т.е. ровно половина 10-тимной эпопеи) и начал роман Улицкой, переданный, как сказала Е.С., ее мужем Станиславом. До сих пор Улицкую вообще не читал, только слышал. “Даниэль Штайн, переводчик” он называется. Не то что это уж такое великое произведение, конечно, – но достаточно сильное, и связано с нашей жизнью, с историей ХХ века, с крайне животрепещущей до сих пор темой Холокоста, – а уж чтобы просто читать и не замечать, не слышать и не видеть всей окружающей реальности (мерзости), – подходит просто идеально.
А старая мразь Сапог между тем продолжает каждый день глумиться над забитым, зашуганным, безответным бедолагой Трусовым, “обиженным”, самым бесправным существом в бараке. Сапог бьет его ногами, пинает, издевательски командует ему то собирать окурки, то сторожить какое-то ведро с водой, то еще какой-то бред придумывает, – и пинает за то, что тот не бросается бегом эти окурки собирать. То нудно, часами командует ему издевательски: “Сделай личико попроще!”, то к нему, абсолютно никак Сапога не задевающему, начинает подступать с “грозным” вопросом: “Ты чего провоцируешь?!”. Провоцирует, на самом-то деле, конечно же, сам Сапог Трусова, и не будь тот таким забитым – давно надо было бы ему взять любую доску или палку и разбить Сапогу черепушку. Смотреть и слушать эти постоянные нудные представления омерзительно и невыносимо, так что даже кое-кто из зэков стали говорить Сапогу, чтобы он отвязался от Трусова, на что эта мразь только огрызается, что, мол, отстаньте от меня самого.
На самом деле, в выродке и дебиле Сапоге как в капле воды отразился пресловутый русский национальный характер, глубинная сущность этого народа, самая его изнанка. С теми, кто сильнее его, выше по положению (“козлы”, не говоря уж о “мусорах”, да и блатные), кто может реально разбить ему харю, – он обычно держится как бы приветливо (“Как оно?” – радостно кричит какому-нибудь знакомому издалека по дороге в столовку), старается рассмешить, неся какую-нибудь явную, но смешную ахинею, жестикулируя при этом, а иной раз – под музыку – чуть не пускаясь в пляс, – в свои-то 56 лет. Он льстив, он изображает клоуна, дурачка, юродивого, – и тех, кто реально выше его в этой мерзкой зоновской иерархии, он обычно обезоруживает (и даже располагает к себе) смехом и шутками.
А вот нашел более слабого, ниже в иерархии (“обиженного”), такого, кто точно не ударит в ответ, – и какое же злобное, жестокое издевательство! Куда делся недавний веселый клоун с его забавными шутками и жестами! На его месте – по-настоящему злобный, оголтелый садист, которому доставляет явное удовольствие мучить беззащитную жертву. А в том, что у этого выродка действительно есть такая постоянная потребность, я уже убедился, – за 10,5 месяцев, что я его наблюдаю, он постоянно, неотвязно цепляется то к одной жертве, то к другой, и если не бьет, то уж поминутно кричит ей что-нибудь глумливое и издевательское. Так было еще до появления у нас Трусова (его перевели с 6-го барака), да и сейчас он постоянно норовит задеть еще кого-то, – в основном тоже из “обиженных”, которые по самим правилам этой иерархии не могут ему ни ответить надлежащими словами, ни ударить.
Ей-богу, стоило сюда попасть, чтобы увидеть эту мразь и лично наблюдать – как солнце в капле воды – настоящий, без всяких льстивых прикрас, характер народа. Сапог может служить настоящим символом всей русской мерзости, прущей из самых народных глубин (как Богодул у Распутина в “Прощании с Матерой”). Да уж, веселенькое “хождение в народ” на 5 лет у меня получилось, приобретенного опыта хватит осмысливать надолго. Только вот как – зная все это – жить дальше в этой стране, среди этой мрази?..
17-08
По утрам мне кажется, что никакого будущего у меня уже нет, а к вечеру – появляется просвет, начинает казаться, что оно все-таки есть...
26.6.08. 6-50
Омерзительно и на душе, и вокруг. Просыпаешься – и вспоминаешь все это, – и лучше бы не просыпался...
Зарядки, м.б., не будет, т.к. всю ночь, со вчерашнего вечера, льет проливной дождь. Вся земля раскисла, по дороге в столовую – уже не просто лужи, а моря.
Со связью опять беда, и это убивает больше всего. По милости каких-то идиотов, которым ее поручили, а таким поручать ничего нельзя, – связи опять нет. М.б., наладится сегодня вечером (как этим лохам обещали), но 99%, что нет. Придется опять пережить все то же, что было в конце апреля – 1-й половине мая. А я-то так радовался, что хоть это наладилось, наконец. Теперь опять то же мрачное чувство оторванности, потерянности, что и всегда, когда нет связи: случись со мной что-нибудь ужасное, – мои долго не будут ничего знать...
Сегодня – “режимный” день. Или он был вчера, в среду? Короче, сегодня по ИХ расписанию – законный день для шмонов, и шмон вполне реально может быть. Выгонят всех под дождь?..
В ларьке вчера таки не оказалось белого хлеба, а у меня, даже сильно зачерствевший с той пятницы, он уже кончился. Придется завтракать черным, – омерзительная, почти несъедобная кислятина, выдаваемая в столовой в виде “пайки” 3 раза в день.
8-40
Выходили на завтрак, – дождь был совсем слабенький, еле капал. А обратно (всего несколько минут в столовке) – уже довольно сильный. А по коридору между 2-мя заборами, там, где глубоченная лужа во всю ширь дорожки – навстречу нам 12-й отряд, человек 180, или сколько их там. И по трем шатким дощечкам они почти все и поперлись переходить эту лужу, а нам пришлось ждать (многие ушли по забору, по его нижней перекладине, цепляясь за забор руками, – но не с моей больной ногой и палкой в руке такие упражнения проделывать). Ждали довольно долго, – вернулся я в барак мокрый почти до нитки. И сейчас, слышно за окном, – льет как из ведра...
28.6.08. 11-10
Глубочайшее разочарование в людях, в жизни, в идеалах, в друзьях, в коллегах, во всем и во всех – вот итог 2-х с лишним лет моего пребывания в тюрьме и на зоне. Никого нет, ни на кого нельзя положиться, всем все до лампочки. Только мать, единственная, – но и с ней бывает порой трудно из-за ее склонности к истерикам и крику...
Ленка моя спрашивает у Е.С. по телефону: не обиделся ли я на нее, что она не приехала. Лучше б ее не было вовсе, чем вот так – после стольких лет, после стольких переживаний о ней, надежд и светлых воспоминаний уже в тюрьме. “Как поленом по лицу...” Лучше б, правда, не было. И теперь уже – ничего с ней не будет, это ясно. Зачем она мне – такая? Чтоб сбежала в первый же острый момент, как из Киева? Чтоб видеться только когда у меня все хорошо?
Ни письмо отправлять я ей не буду, уже написанное и лежащее почти неделю. Ни с днем рождения поздравлять. Умерло все...
Если не считать матери, – мне, в общем-то, и не нужна здесь, по сути, связь. Берешь телефон в руки – а позвонить-то и некому. Один ты на свете...
15-41
Какое, к черту, в самом деле, может быть “построение демократии”, о котором говорил Паша Люзаков в 2004 году на допросе по моему делу? Какая вообще, к черту, этому народу, в этой стране – демократия, о которой все мечтает с 1989 года Женя Фрумкин? По чести, по совести, от всей души – этот народ (сброд, быдло и мразь) достоин разве что газовых печей, крематориев, поголовного уничтожения на вечные времена!
Потому что, если перевернуть знаменитую народническую формулу XIX века (которой и по сей день поклоняются многие) – о “вине интеллигенции перед народом”, – то получается не просто, что народ виноват перед интеллигенцией (да еще как виноват, начиная с процесса 193-х, продолжая “философскими пароходами”, обструкциями на “собраниях трудящихся” Сахарова и Солженицына, и т.д. и т.п.) – я вот считаю и заявляю, что этот паскудный народ-сброд виноват И ПЕРЕДО МНОЙ ЛИЧНО! Да-да, именно так! Потому что мне (или нам – горсточке приличных, цивилизованных людей в этой стране, любящих свободу и имеющих человеческое достоинство) свободу в одиночку не отстоять. А эта мразь, эти “пролы” – не хотят. Более того, они – не просто преданные рабы всех этих путиных и макаревичей, покорные любой их прихоти. Они – еще и стадо стукачей у них на службе, и не только тебе за твои права не помогут бороться – но сразу же тебя выдадут, настучат, как стучали на меня на воле, или сами накинутся рвать любого “вольнодумца”, если он появится среди них.
Именно из-за этого народа выродков и рабов я здесь сижу, в этом дерьме, и еще 995 дней мне тут сидеть. Этим мразям не нужны их права – и на мои они плевали тоже. Если уж родился в этом хлеву, то можно жить лишь по уши в том же навозе, что и остальные его обитатели. Или – уезжать, или же – спалить этот проклятый коровник вместе со всем его скотским населением к чертовой матери!
Действия (точнее, бездействие) этого проклятого народа по незащите и неспасению меня и всех таких, как я, от государственной расправы прямо попадают под статьи его же УК: “преступное бездействие” и “оставление в опасности”. Таким образом, русские (население РФ) – прямо и недвусмысленно ПРЕСТУПНЫЙ НАРОД.
30.6.08. 10-54
Самая грустная новость – СДиПовскую будку возле нашего забора доделали – и, как и ожидалось, тут же стали запирать “локалку”, т.е. калитку с нашего двора на “продол”. Сейчас, кроме времени проверок и походов в столовую, она постоянно заперта, просто так никуда не выйдешь, надо просить СДиПовца открыть.
Ночь с позавчера на вчера прошла почти без сна. Эти твари уголовники громко орали в “фойе”, носились с топотом туда-сюда, – в общем, колобродили вовсю, нисколько не смущаясь тем, что другие люди в этом же помещении спят. Главное же – они гнали брагу. Целая куча больших бутылей, железных и пластмассовых ведер с этим дерьмом, еще какая-то тара... Потом с ночным обходом пришли “мусора”, засекли как-то одно не спрятанное при их приходе ведро с торчащим из него кипятильником, хотели забрать (а кто-то из блатных, во главе целой толпы, упрашивал их не забирать, т.к. ведро ему привезли родители и оно ему нужно, а вовсе не брага), увели одного блатного с собой... Торчали очень долго в бараке. Потом пришли со следующим обходом – и торчали еще дольше, лазили по проходнякам, в том числе и в наш. Под все это, разумеется, спать было невозможно, – я спал, помнится, всего час или 2 в начале ночи, потом разбудили... Поэтому-то, видать, эту ночь спал уже крепко, почти не просыпаясь, и почти до самого подъема, а не до 4-х утра, как обычно.
А вчера было короткое свидание с матерью, приехавшей вместе с Женей Фрумкиным. Разговоры с ним стали для меня большим разочарованием. Впрочем, он разочаровывал и год назад, когда приехал 1-й раз, – но все же не настолько.
Когда-то он был одним из моих ближайших друзей, и что бы ни случилось – первому я звонил ему. Было в нем что-то мне глубоко родственное, – радикализм ли его, “экстремизм” ли, бескомпромиссность, решительность, близость взглядов его к моим, – словом, не знаю, что именно. Мы не 1 и не 2 раза вместе с ним сидели в милиции после “несанкционированных” митингов и пикетов.
А сейчас – он как будто очень состарился, но не в физическом смысле, конечно, а в политическом. Стал очень умеренным, осторожным, консервативным. От былого радикализма, открытости, бесшабашности этакой подкупающей – не осталось и следа. Лишь по-прежнему наивные надежды (образца конца 80-х), что если побольше безоружного народа выйдет на площадь, на митинги, – все проблемы как-то решатся сами собой. На мои упреки, что кампания в мою защиту после 21 марта фактически свернута, он не нашелся ничего ответить, кроме упреков мне в ответ, что, мол, я сам виноват: не надо было снова начинать писать статьи.
Вот уж этого я от него не ожидал! Не ожидал, что, пока я сижу, он окажется единомышленником Леры и Е.С. против меня! Хотя сам помогать и не отказывается (пока!), ездит, таскает передачи, но – не понял кучу мест в том, вызвавшем скандал, тексте, приводил мне искаженные цитаты и извращенное их толкование, да еще и меня винил, что я, оказывается, так написал, что все неверно понимают.
В общем, Женя вышел в тираж. Пора ему на пенсию, в богадельню. Революционером он, видимо, никогда себя и не считал, но и как “просто” правозащитник – работал с этаким революционным, я бы сказал, запалом, лихо и весело, составляя радикальное крыло – и одновременно лучшую часть – всего этого ковалевско-пономаревского “правозащитного движения”. Все-таки старый ДС-овец, подписант “Письма 12-ти”... Где теперь все это? Ничего не осталось – одна засохшая шкурка, кожура от прежнего сочного апельсина... Жалко. Очень жалко. И очень тоскливо. Лучшие люди вчерашних дней выходят в тираж – а молодой смены им я отсюда что-то не вижу...